Нашла сборник «своей» Миланы Алдаровой, поэтессы неизвестного для меня происхождения и пола, стихи которой я давно искала. Но теперь всё стало на свои места.
И вот хочу поделиться стихами, которые мне понравились (из тех, которые успела выписать).
Учитель
И взошёл я в келью его.
И взял он крылышко мухи.
И положил под линзу своей премудрости.
И заиграло оно самоцветами, дивно радуя душу.
И чем дольше погружался он в сосредоточенность
созерцания своим ясным, цепким, отточенным
штудиями разумением, тем явственнее различал
в сей малости
величавую, праздничную красу
стройных гармоний
мироздания.
Рыбы
да! мы - рыбы с разных глубин!
не приближайся!
сплющит…
Заслышав мяуканье
Мыши,
заслышав мяуканье -
пляшут от счастья, ликуют.
Тьфу, компанийка мазохистов!
- Или хитростный изыск науки?
Испытание икс-препаратов?
Прихоть ума?
- Иль мутанты
из-под Припяти…
Куда
вперёд - недостало сил
назад - не пустила спесь
не вправе просить
спросил
немо -
куда днесь?
и клёкот
потёк
из Земли -
останься касатик здесь
Чума
Из восточных преданий
Белее яблони в цвету
закручена чалма.
Но сердце - разве обмануть?!
Учуяло - Чума!
- Краса Чума! Куда твой путь? -
опасливо спросил.
- В Багдад. Пять тысяч сковырнуть
в слепую тьму могил.
Но, возвращаясь, на пути
встречает сирый взгляд.
- Ты обещался извести
лишь пять! не пятьдесят!..
- Счёт верен, как весы Судьбы, -
ответсвтует в сердцах. -
А тех, кто сверх,
шутя сгубил -
убийца слабых -
Страх.
A la lettrе*
упокой мои пени!
утишь мои стоны!
утоли мою боль!
и сбылось
на высоком холме
средь гвоздик и пионов
ни тоски, ни тревоги -
кость
* - франц. - «буквально»
Эволюция
мой добрый бог!
я так страдал!
ни сил! ни слов!
я изнемог!
прости!
пусти хоть на порог!
неприхотливей
чем шакал
да заблудившийся хорёк…
У райских запертых ворот
Адам рыдал, стенал
и вот
вздох гряну -
весть?!
иль грозный лот! -
ТВОЙ РАЙ НЕ ЗДЕСЬ
СТУПАЙ ВПЕРЁД
Опасность
опасно
сказать деспоту -
ты дескать деспот
но не надейся спастись
коли шваркнул рабам - вы рабы!
без колебаний - без жалости!
как у вьюнка на тропинке росистой
спеша к ненавистному жниву! -
отнимут жизнь
Пена
Плещутся кроткие волны. Пылает вечернее небо.
Тонкой рукою прибрежную пену и глажу, и нежу.
Белая пена на чуждом песке умирает мгновенно.
Смутно, кругами, из дальнего детства всплывает легенда…
Дольше людей - триста лет! - наслаждаются жизнью сирены.
Весело. Вольно. Ни жала софизмов. Ни язвы сомнений.
Сон бестревожен. Неведомы ярые распри с собою.
Жемчуг, янтарь ли, каменье ль стоцветное - бесперебойны.
Но лишь рассвет триста первого года над морем зардеет -
блёкнут соцветия уст, золотые чешуйки тускнеют.
очи смыкаются наглухо, хвост замирает бессильно…
Вчуже - недвижную кладь исторгают родные глубины.
Вот уж и солнце, в обход свой спеша,
её бегло задело -
взвились
плоть и душа
перелётною
пеною
белой.
Белую пену ласкают так нежно! так бережно! пальцы.
Медлят горячие капли, жгут вежды… Безудержно плачу.
Душу - о, столь краткосрочную! - бренной
бедняжки сирены жаль - о невмочь!
человечьей душе моей,
вечно
нетленной.
По прямой
Из дневника
По прямой,
всегда по прямой -
ни вправо, ни влево.
Лбом о ствол -
не беда! обогнём! и опять по прямой!
Ни привала, ни хлеба -
отдохнём, как придём!
По прямой,
по прямой,
по прямой…
Как? Уж небо?!