Что снилось Анне Ахматовой
Хоть Анна Ахматова и считала, что «самое скучное на свете - чужие сны и чужой блуд», сама она подробно документировала в записных книжках свои ночные видения. И не зря: многие ее сны оказались вещими, а поэтесса приобрела статус пророчицы Кассандры в среде советской интеллигенции.
Учитывая тот культ, который окружал Ахматову в среде советской интеллигенции, и ее символический статус пророчицы Кассандры, неудивительно, что ее образ можно найти даже во снах ее читателей.
Сама Ахматова серьезно относилась к своим снам. В опубликованных в 1996 году записных книжках за 1958-1966 годы имеются записи снов, исполненных как личного, так и исторического значения.
Николай Гумилев (расстрелянный в августе 1921 года) явился ей во сне в декабре 1921 года, «он дал мне белый носовой платок <…> чтобы вытирать слезы, и бродил со мной в темноте по переулку».
То, что он сказал ей в этом сне, она записала стихами:
Я с тобой, мой ангел, не лукавил,
Как же вышло, что тебя оставил
За себя заложницей в неволе
Всей земной непоправимой боли?
Под мостами полыньи дымятся,
Над кострами искры золотятся,
Грузный ветер окаянно воет,
И шальная пуля за Невою
Ищет сердце бедное твоё.
И одна в дому́ оледенелом
Белая лежишь в сиянье белом,
Славя имя горькое моё.
<7 декабря 1921>, Петербург
И еще, гораздо позднее:
В ночь под 20-е ноября видела во сне Х [Гумилева]в Безымянном переулке. Он дал мне белый носовой платок, когда я выходила от Вали, чтобы вытирать слезы, и бродил со мной в темноте по переулку. Я была в каких-то лохмотьях, м.б., в старой серой шубе на рубашке.
1958. Москва. Тульская улица
* * *
В другой раз (7 сентября 1965 года) она записала «страшный сон»:
«Меня выселяли откуда-то, и это делал кто-то, кого я когда-то любила. Адрес, конечно, Фонт<анка> 34, но там все по-другому. И человек, и он и не он, и какие-то чудовищные подробности».
В этом сне нетрудно узнать чудовищную реальность жилищной ситуации Ахматовой в Фонтанном доме с Луниным. Исайя Берлин явился ей в торжественном сне (31 декабря 1964 года), «на вершине острой горы», чтобы сделать важное сообщение, но ее разбудили.
(Как вспоминал Берлин, Ахматова при встрече в 1965 году в Оксфорде сказала ему, что «мы - то есть она и я - неумышленно, простым фактом нашей встречи [в 1946 году] начали холодную войну и тем самым изменили историю человечества. <…> Я не смел возразить ей <…> потому что она восприняла бы это как оскорбление ее собственного трагического образа Кассандры - и стоящего за ним исторически-метафизического видения, которое так сильно питало ее поэзию. Я молчал».)
В другом сне - последнем в ее записной книжке, записанном в больнице после инфаркта, в декабре 1965 года, незадолго до смерти, - Ахматовой виделось, что за ней гонится (по улицам Парижа) чудовищный, взбесившийся «Джерринаут» (в мемуарах этого круга Джаггернаут выступает как символ истории).
Большинство снов, зафиксированных в записных книжках в 1958-1965 годах, относят к трагическому видению истории. (Напомним, что в годы террора Ахматова не записывала свои сны, о чем позже пожалела, заметив, что «это был бы богатейший материал для истории».)
Одна из записей (в августе 1964 года) фиксирует эсхатологическое видение. В этот день Ахматова в сопровождении друзей ехала через залитый водой Ленинград к себе на дачу в Комарово (она называла крошечный домик, который ей предоставил Союз писателей, Будкой):
30-е августа день отъезда в Будку. О[льга] А[лександровна] и Толя [Найман]. Едем небывалой дорогой (парками) через очень странное, очень красивое наводнение. Вода (без ветра) совсем как жидкое серебро или ртуть. Она тяжело и медленно выливается из берегов, образуя неожиданные островки и грозя бедой. Я в первый раз видела дуб, посаженный Петром Первым. Эсхатологические небеса, почти с грозной надписью.
На другой стороне листа Ахматова описала свой страшный сон:
Мой сон накануне превосходил все, что в том роде было со мной в жизни. Я видела планету Земля, какой она была через некоторое время (какое?) после ее окончательного уничтожения. Кажется, все бы отдала, чтобы забыть этот сон!
В следующей записи она вернулась к впечатлениям этих дней:
Сон на 30 авг[уста] продолжает угнетать меня, и с каждым днем все страшнее.
Зато отъезд по таинственному безветряному наводнению все хорошеет. Бесполезно спрашивать о нем моих спутников.
Несмотря на это замечание, Ахматова говорила-таки о своем сне. Много лет спустя Анатолий Найман (молодой поэт, которому она тогда покровительствовала) опубликовал сон Ахматовой в мемуарах. Его «Рассказы об Анне Ахматовой», появившиеся в печати в 1989 году, свидетельствуют о том, что поэты рассказывали друг другу сны. Найман начинает со своего сна:
Мне приснился сон: белый, высокий, ленинградский потолок надо мной мгновенно набухает кровью, и алый ее поток обрушивается на меня. Через несколько часов я встретился с Ахматовой: память о сновидении была неотвязчива, я рассказал его.
- Нехудо, - отозвалась она. - Вообще, самое скучное на свете - чужие сны и чужой блуд. Но вы заслужили. Мой сон я видела в ночь на первое октября.
После мировой катастрофы я, одна-одинешенька, стою на земле, на слякоти, на грязи, скольжу, не могу удержаться на ногах, почву размывает. И откуда-то сверху, расширяясь по мере приближенья и поэтому все более мне угрожая, низвергается поток, в который соединились все великие реки мира: Нил, Ганг, Волга, Миссисипи… Только этого не хватало…
Это ли видела Ахматова во сне или нет (и было ли это в ночь на 30 августа или, как свидетельствует Найман, 30 сентября), пересказанный мемуаристом, вместе с его собственным, сон Ахматовой стал социальным фактом, исполненным исторического значения.
Замечательное совпадение двух снов придало видению о конце света, состоявшемуся в 1965 году в Ленинграде, особую убедительность. Если верить Найману, оба поэта приняли свои сны за отражение современной им действительности: преддверие мировой катастрофы.
Разумеется, апокалиптические сны снились людям разных культур и разных эпох, нередко воспроизводя библейский сюжет о потопе. Так, Альбрехт Дюрер в 1525 году видел во сне, как с великой силой и чрезвычайным шумом хлынуло с неба множество вод и затопило всю землю. Проснувшись от ужаса (прежде, чем хлынул еще поток) и дрожа всем телом, он нарисовал все это и записал свой сон.
Для Ахматовой и Наймана пережитый во сне ужас был исполнен универсальной значимости (на них низвергались «все великие реки мира»); неудивительно, что, проснувшись, они интерпретировали сны в апокалиптических терминах («сон о конце мира», «после мировой катастрофы»).
https://knife.media/annas-dreams/?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com
Учитывая тот культ, который окружал Ахматову в среде советской интеллигенции, и ее символический статус пророчицы Кассандры, неудивительно, что ее образ можно найти даже во снах ее читателей.
Сама Ахматова серьезно относилась к своим снам. В опубликованных в 1996 году записных книжках за 1958-1966 годы имеются записи снов, исполненных как личного, так и исторического значения.
Николай Гумилев (расстрелянный в августе 1921 года) явился ей во сне в декабре 1921 года, «он дал мне белый носовой платок <…> чтобы вытирать слезы, и бродил со мной в темноте по переулку».
То, что он сказал ей в этом сне, она записала стихами:
Я с тобой, мой ангел, не лукавил,
Как же вышло, что тебя оставил
За себя заложницей в неволе
Всей земной непоправимой боли?
Под мостами полыньи дымятся,
Над кострами искры золотятся,
Грузный ветер окаянно воет,
И шальная пуля за Невою
Ищет сердце бедное твоё.
И одна в дому́ оледенелом
Белая лежишь в сиянье белом,
Славя имя горькое моё.
<7 декабря 1921>, Петербург
И еще, гораздо позднее:
В ночь под 20-е ноября видела во сне Х [Гумилева]в Безымянном переулке. Он дал мне белый носовой платок, когда я выходила от Вали, чтобы вытирать слезы, и бродил со мной в темноте по переулку. Я была в каких-то лохмотьях, м.б., в старой серой шубе на рубашке.
1958. Москва. Тульская улица
* * *
В другой раз (7 сентября 1965 года) она записала «страшный сон»:
«Меня выселяли откуда-то, и это делал кто-то, кого я когда-то любила. Адрес, конечно, Фонт<анка> 34, но там все по-другому. И человек, и он и не он, и какие-то чудовищные подробности».
В этом сне нетрудно узнать чудовищную реальность жилищной ситуации Ахматовой в Фонтанном доме с Луниным. Исайя Берлин явился ей в торжественном сне (31 декабря 1964 года), «на вершине острой горы», чтобы сделать важное сообщение, но ее разбудили.
(Как вспоминал Берлин, Ахматова при встрече в 1965 году в Оксфорде сказала ему, что «мы - то есть она и я - неумышленно, простым фактом нашей встречи [в 1946 году] начали холодную войну и тем самым изменили историю человечества. <…> Я не смел возразить ей <…> потому что она восприняла бы это как оскорбление ее собственного трагического образа Кассандры - и стоящего за ним исторически-метафизического видения, которое так сильно питало ее поэзию. Я молчал».)
В другом сне - последнем в ее записной книжке, записанном в больнице после инфаркта, в декабре 1965 года, незадолго до смерти, - Ахматовой виделось, что за ней гонится (по улицам Парижа) чудовищный, взбесившийся «Джерринаут» (в мемуарах этого круга Джаггернаут выступает как символ истории).
Большинство снов, зафиксированных в записных книжках в 1958-1965 годах, относят к трагическому видению истории. (Напомним, что в годы террора Ахматова не записывала свои сны, о чем позже пожалела, заметив, что «это был бы богатейший материал для истории».)
Одна из записей (в августе 1964 года) фиксирует эсхатологическое видение. В этот день Ахматова в сопровождении друзей ехала через залитый водой Ленинград к себе на дачу в Комарово (она называла крошечный домик, который ей предоставил Союз писателей, Будкой):
30-е августа день отъезда в Будку. О[льга] А[лександровна] и Толя [Найман]. Едем небывалой дорогой (парками) через очень странное, очень красивое наводнение. Вода (без ветра) совсем как жидкое серебро или ртуть. Она тяжело и медленно выливается из берегов, образуя неожиданные островки и грозя бедой. Я в первый раз видела дуб, посаженный Петром Первым. Эсхатологические небеса, почти с грозной надписью.
На другой стороне листа Ахматова описала свой страшный сон:
Мой сон накануне превосходил все, что в том роде было со мной в жизни. Я видела планету Земля, какой она была через некоторое время (какое?) после ее окончательного уничтожения. Кажется, все бы отдала, чтобы забыть этот сон!
В следующей записи она вернулась к впечатлениям этих дней:
Сон на 30 авг[уста] продолжает угнетать меня, и с каждым днем все страшнее.
Зато отъезд по таинственному безветряному наводнению все хорошеет. Бесполезно спрашивать о нем моих спутников.
Несмотря на это замечание, Ахматова говорила-таки о своем сне. Много лет спустя Анатолий Найман (молодой поэт, которому она тогда покровительствовала) опубликовал сон Ахматовой в мемуарах. Его «Рассказы об Анне Ахматовой», появившиеся в печати в 1989 году, свидетельствуют о том, что поэты рассказывали друг другу сны. Найман начинает со своего сна:
Мне приснился сон: белый, высокий, ленинградский потолок надо мной мгновенно набухает кровью, и алый ее поток обрушивается на меня. Через несколько часов я встретился с Ахматовой: память о сновидении была неотвязчива, я рассказал его.
- Нехудо, - отозвалась она. - Вообще, самое скучное на свете - чужие сны и чужой блуд. Но вы заслужили. Мой сон я видела в ночь на первое октября.
После мировой катастрофы я, одна-одинешенька, стою на земле, на слякоти, на грязи, скольжу, не могу удержаться на ногах, почву размывает. И откуда-то сверху, расширяясь по мере приближенья и поэтому все более мне угрожая, низвергается поток, в который соединились все великие реки мира: Нил, Ганг, Волга, Миссисипи… Только этого не хватало…
Это ли видела Ахматова во сне или нет (и было ли это в ночь на 30 августа или, как свидетельствует Найман, 30 сентября), пересказанный мемуаристом, вместе с его собственным, сон Ахматовой стал социальным фактом, исполненным исторического значения.
Замечательное совпадение двух снов придало видению о конце света, состоявшемуся в 1965 году в Ленинграде, особую убедительность. Если верить Найману, оба поэта приняли свои сны за отражение современной им действительности: преддверие мировой катастрофы.
Разумеется, апокалиптические сны снились людям разных культур и разных эпох, нередко воспроизводя библейский сюжет о потопе. Так, Альбрехт Дюрер в 1525 году видел во сне, как с великой силой и чрезвычайным шумом хлынуло с неба множество вод и затопило всю землю. Проснувшись от ужаса (прежде, чем хлынул еще поток) и дрожа всем телом, он нарисовал все это и записал свой сон.
Для Ахматовой и Наймана пережитый во сне ужас был исполнен универсальной значимости (на них низвергались «все великие реки мира»); неудивительно, что, проснувшись, они интерпретировали сны в апокалиптических терминах («сон о конце мира», «после мировой катастрофы»).
https://knife.media/annas-dreams/?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com