Михаил Врубель: «Начудил гениально»
Нижний Новгород стал первым и единственным провинциальным городом России, принявшим Всероссийскую выставку. Причем по своей площади она превышала Всемирную выставку в Париже 1889 года и в три раза была больше предыдущей Всероссийской выставки 1882 года в Москве. Таким образом, XVI Всероссийская промышленная и художественная выставка 1896 года в Нижнем Новгороде по праву считается одной из самых значительных экспозиций XIX столетия в мире и самой грандиозной в истории России.
Главный ярмарочный дом во время Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде. 1896
Этой выставке изначально придавалось особое значение.
«По счету эта выставка является шестнадцатой в России, но по тем громадным денежным суммам, ассигнованным правительством на устройство ее и по тем целям, которых она должна, согласно желанию правительства же, достигнуть, эта выставка будет первой в ряду всех бывших», - отмечали современники.
Кстати, о "громадных денежных суммах": из казны было выделено 3 млн рублей, и еще 1 млн - на благоустройство города.
Был на выставке еще один замечательный павильон - художественный. Витте поручил Савве Ивановичу Мамонтову отобрать картины для показа и прежде всего представить личную коллекцию картин.
Савва Иванович не только откликнулся на просьбу, но и воспылал фантазиями. Ему сразу бросилось в глаза, что большие пространства под крышей павильона будут зиять пустотой. Он тотчас заказал Врубелю два огромных панно, которые скрыли бы нерабочее пространство.
Врубель сделал эскизы очень смелые, непривычные - «Встреча Вольги с Микулой Селяниновичем» и «Принцесса Грёза». Мамонтову эскизы понравились, но он предпочел не предоставлять их на утверждение уполномоченному Академии Художеств Альберту Николаевичу Бенуа. Написать свои панно Врубель не смог. Еще бы. Размер заказа - 100 квадратных метров - и срок исполнения - три месяца. Его выручил Поленов. Василий Дмитриевич взялся за дело как простой исполнитель и нисколько не жалел об этом. Панно писал в кабинете Мамонтова. Врубель приходил, смотрел, он был благодарен Василию Дмитриевичу до слез. Сам из последних сил писал панно для дома Морозова «Маргарита и Мефистофель».
Бенуа, получив, наконец, «Принцессу» и «Богатырей», пришел в ужас, он докладывал в Петербург:
«Панно Врубеля чудовищны». Прибыла комиссия академиков, воззрилась в недоумении и «сочла невозможным оставить эти панно... в зале художественного отдела».
Вид на центральную часть Всероссийской выставки, пруд, колоннаду и обелиск. Фотография М. Дмитриева. Из фондов РМФ
Заступничество Витте, ссылка на мнение государя, что надо собрать повторную комиссию, куда вошли бы Васнецов и Поленов, не помогли. Президент Академии Художеств великий князь Владимир Александрович ходатайство отклонил. Непокорный, ценящий свой вкус Савва Иванович вознегодовал и построил на свои деньги специально для двух панно павильон.
А вот как писал другой замечательный художник, Константин Коровин,
- «Что за озлобленная ругань и ненависть, и проклятия сыпались на бедную голову Михаила Александровича. Я поражался, почему это, что, в чем дело, почему возбуждают ненависть эти чудные невинные произведения. Я не мог разгадать, но что-то звериное в сердце зрителей чувствовалось. Я слушал, какие проклятия несли они, глядя на эти панно. Михаил Александрович еще больше убедился в своем непризнании и еще больше почувствовал себя сиротой этой жизни. Такие милые шутки жизни не проходят даром, и Михаил Александрович стал попивать вино... Когда умер Михаил Александрович, то гроб его выносили из церкви и несли на кладбище именно те, которые убрали с выставки его панно».
А вот огромная ( 698 на 594 сантиметра), перегруженная персонажами картина Константина Маковского вызывала всеобщее удовлетворение. Полное ее название - «Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованиям» - наверное, такой сюжет не случайно был выбран для выставки, на которой побывали все финансовые тузы России.
«Казнили» в Нижнем...
«Верно ли, что панно Врубеля сорвано? Это мне нравится. Право, это развенчание «гения», думаю, справедливо… Ведь это скандал. Устроили штуку, черт возьми».
Так писал один художник другому.
Принцесса Грёза. 1896, Государственная Третьяковская галерея
Мамонтов забирает «скандальные» панно в Москву, но не потому, что он уже купил их у Врубеля. Он просит художника Константина Коровина доработать их, пока Врубель отходит от потрясения. К работе подключается еще один художник, Василий Поленов. Он пишет жене:
«Савва и Константин упросили меня взять на себя окончание врубелевских панно. Они так талантливы и интересны, что я не мог устоять».
Врубель тоже не мог устоять, когда два авторитетных и признанных художника трудятся над его картинами. Он «в полном восторге от того, как дело повернулось», и руководит последним этапом работы.
Выставка в Нижнем Новгороде действует уже больше месяца, но это нисколько не смущает Савву Ивановича Мамонтова. У него уже был свой отработанный план. Пока художники работали над панно, Мамонтов арендовал в Нижнем кусочек земли, хотел было в пределах выставки, но там уже все было занято. Прикинув, что «художественный» скандал будет на руку опальному художнику Врубелю, рассудил, что павильон, куда он поместит свои полотна, без зрителей не останется. Арендовать землю можно и за пределами выставки. Он приглашает в Нижний подрядчика Архангельской железной дороги Бабушкина, с кем прокладывал дорогу на север, и просит его в кратчайший срок соорудить павильон.
А в это время в художественном отделе выставки прогрохотал гром с ясного неба. «Хозяин» отдела Альберт Бенуа получает от министра финансов телеграмму:
«Государь император соизволил выразить желание видеть панно Врубеля во время пребывания на выставке, а посему повелеть соизволил, чтобы панно Врубеля были выставлены в художественном отделе к его приезду, вследствие сего предлагаю вам немедленно войти в соглашение с Мамонтовым и Врубелем и распорядиться так, чтобы к 15 июля панно Врубеля были установлены непременно на тех же местах, где первоначально стояли. Витте».
Можно понять Альберта Николаевича Бенуа, у которого на глазах рухнул весь хорошо исполненный замысел отлучения от выставки и травли неугодного художника Врубеля.
От вице-президента Академии художеств поступает подтверждение:
«Содержание сообщенной вами телеграммы требует немедленного исполнения. Потому прошу поступить согласно указанию министра. Толстой».
Микула Селянинович. Эскиз панно, Государственный музей искусств Грузии
Не найдено ни одного свидетельства, которое бы подтверждало исполнение приказания министра Витте. Были ли вывешены панно Врубеля, видел ли он их? Но дело даже не в этом. Великий князь Владимир Александрович, будучи президентом Академии художеств, распорядился выставить в художественном отделе восемь полотен Врубеля, мало того, он просит Мамонтова подобрать картины новых художников за последние четырнадцать лет. Золоченые рамы «академиков» на всероссийском вернисаже пришлось потеснить.
Через несколько лет после нижегородского скандала на одной из выставок, устроенной в Академии художеств, присутствовал Николай II, где увидел выставленное полотно Врубеля «Сирень». Оно ему очень понравилось.
Константин Коровин вспоминал:
«…Государь сказал: - Как это красиво. Мне нравится.
Великий князь Владимир Александрович, стоявший рядом, горячо протестуя, возражал:
- Что это такое? Это же декадентство...
- Нет, мне нравится, - говорил государь.
- Кто автор этой картины?
- Врубель, - ответили государю.
- Врубель?.. Врубель? - государь задумался, вспоминая.
И обернувшись к свите и увидев графа Толстого, вице-президента Академии художеств, сказал:
- Граф Иван Иванович, ведь это тот, которого «казнили» в Нижнем?..»
М.А.Врубель.Сирень. 1900. Государственная Третьяковская галерея
«Упокоение» в Третьяковке
В самом начале августа газета «Нижегородская почта» сообщила:
«Знаменитые картины Врубеля наконец-то явились на суд публики. Знаменитыми эти картины стали раньше, чем были написаны. Сначала весь мир узнал о «врубелевских чудачествах», а затем уже эти чудачества, слегка прикрытые общечиновничьим мундиром, увидели свет.
О панно художника Врубеля так много писалось и говорилось, что панно эти стали притчей во языцех. О них создалась целая литература. Из-за них ломались перья.
Одни ими восхищаются - другие их «разносят».
Даже художники и те разделились: одни утверждают, что Врубель начудил гениально, другие доказывают, что начудил он удивительно скверно.
И все решительно сходятся лишь на одном: все согласны, что Врубель именно начудил».
Будущие нижегородские созерцатели картин вычитали в газетах, как найти павильон с картинами: «дощатый сарай» располагался справа от входа на выставку. Но все репортеры упустили любопытную деталь: над входом в этот «сарай» красовалась надпись: «Выставка декоративных панно художника М. А. Врубеля, забракованных жюри Императорской академии живописи».
Это было дерзко!
Правда, надпись в этом виде продержалась всего лишь несколько дней. Выставочный комитет уговорил Мамонтова закрасить последние пять слов вывески. Вход в павильон был свободным...
И тут газеты захлестнула новая волна публикаций о полотнах Врубеля. На этот раз душу отводили репортеры.
В петербургской «Неделе» о Врубеле писал уважаемый на выставке репортер Владимир Дедлов:
«Что касается… панно «Микула Селянинович», то в этом роде я ничего подобного не видел. Я считаю, что это панно - наше классическое произведение. Я долго стоял перед этой чудной картиной. До сих пор я охвачен этой чудной мощью, этой силой, этой экспрессией фигур Микулы, Вольги, его коня.
…Картина ошеломляюща по силе, движению - она вся красота».
«Получил свое» Михаил Врубель от молодого репортера «Нижегородского листка» Алексея Пешкова:
«О, новое искусство! Помимо недостатка истинной любви к искусству, ты грешишь еще и полным отсутствием вкуса. Ведаешь ли ты то, что творишь? Едва ли. По крайней мере, М. Врубель, один из твоих адептов, очевидно, не ведает.
Это простое оригинальничание человека, знающего, что для того, чтобы быть известным, у него не хватает таланта, и вот ради приобретения известности творящего скандал в живописи».
Пробовал высказывать свое мнение Мамонтову молодой бас его частной оперы Федор Шаляпин. Вот как он сам описывал этот эпизод в своих воспоминаниях:
«Вот, Феденька, - указывал на них (на панно. - Авт.) Мамонтов, - вот это вещь замечательная. Это искусство хорошего порядка».
А я смотрел и думал: «Чудак наш меценат. Чего тут хорошего?»
«Вы еще молоды, Феденька… Мало вы видели. Чувство в картине Врубеля большое».
И я стал посещать и салон (основной зал, где выставлялись академические и передвижнические работы. - Авт.), и павильон Врубеля чаще. Вскоре я заметил, что… исключенный Врубель нравился все больше».
Император Николай II и императрица Александра Федоровна на осмотре Выставки.Фотография М. Дмитриева. Из фондов РМФ
Среди посетителей павильона-сарая с полотнами Врубеля был и молодой иконописец Степан Нефедов. В Нижний его привез учитель показать вернисаж художников.
Много позже в своих воспоминаниях он напишет:
«В 1896 году Петр Андреевич (Ковалинский, учитель. - Авт.) взял меня на Всероссийскую выставку в Нижний Новгород. Там мы зашли в отдельный большой сарай, выстроенный купцом Мамонтовым. В этом сарае выставлена была картина художника Врубеля. Когда я вошел, то так и застыл на месте. Меня так поразило произведение Врубеля, что я не в состоянии был двигаться. Это удивило Петра Андреевича. Он обнял меня и спросил: «Что случилось?» Я ему ответил: «Дорогой Петр Андреевич, я больше в Казани жить не хочу и не буду». Мой ответ поразил его, и он долгое время молчал. Потом он снова стал расспрашивать меня. Я сказал ему: «Поеду в Москву учиться и больше иконы писать не буду».
Строчки эти на самом деле принадлежат всемирно известному скульптору Степану Дмитриевичу Эрьзе, такой псевдоним взял себе Нефёдов. Читая их, разве нельзя сказать, что на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде получил вдохновение еще один художник из плеяды мировых.
С закрытием Всероссийской выставки забылся и разразившийся скандал, ставший мишенью газетных и журнальных репортеров. Но благодаря им он вошел в историю выставки. Какой же праздник без скандала!
Очень жаль, что фотографы не запечатлели выстроенный Мамонтовым павильон-сарай, где демонстрировались гигантские полотна Михаила Врубеля. Для полноты впечатлений интересно было бы на него взглянуть.
Но что же дальше произошло с полотнами Врубеля, которые после закрытия выставки оказались уже ненужными?
Мы ведь совсем забыли о Савве Ивановиче Мамонтове... Он-то и не думал успокаиваться. Будучи председателем Северного домостроительного общества, он получил заказ на перестройку гостиницы «Метрополь». Это была не только коммерческая удача. В строящемся здании планировалось разместить городской центр искусств, там должны быть театр, зимний сад, рестораны, многочисленные залы. А главное, фасад - чем не полотно для фантазий художников, которых здесь не тронет академическая цензура. На своем гончарном заводе Савва Иванович заказывает мастерам изготовить главное панно фасада гостиницы. Конечно же, это будет «Принцесса Греза»!
Вряд ли кто из российских меценатов сравнится с таранной последовательностью Мамонтова. Он заставляет присмотреться к новым направлениям в искусстве и выставляет панно Врубеля на фасаде гостиницы памятником этому нарождающемуся новому: выставка в Нижнем Новгороде - времянка, а теперь уже на века.
И это не окончание истории... Казалось бы, живописное панно сыграло роль образца-эскиза для майолики, и судьба его предрешена. Но Савва Мамонтов прячет его в декорациях своего театра. Уже в наше время панно, на тот момент забытое, мыкалось по складским театральным помещениям, пока в 1956 году накануне Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве не было обнаружено в хламе декораций Большого театра. Его опознали по подписи - «Врубель М. А.». Холст забрали в Третьяковскую галерею и только в 1990 году начали реставрировать.
И вот теперь «скандальное» панно нашло окончательное упокоение в специальном зале, пристроенном к Третьяковской галерее. Мытарства, начавшиеся 119 лет назад в Нижнем Новгороде, окончены.
Картина Михаила Врубеля «Принцесса Греза» в Третьяковской галерее
https://echo.msk.ru/
Главный ярмарочный дом во время Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде. 1896
Этой выставке изначально придавалось особое значение.
«По счету эта выставка является шестнадцатой в России, но по тем громадным денежным суммам, ассигнованным правительством на устройство ее и по тем целям, которых она должна, согласно желанию правительства же, достигнуть, эта выставка будет первой в ряду всех бывших», - отмечали современники.
Кстати, о "громадных денежных суммах": из казны было выделено 3 млн рублей, и еще 1 млн - на благоустройство города.
Был на выставке еще один замечательный павильон - художественный. Витте поручил Савве Ивановичу Мамонтову отобрать картины для показа и прежде всего представить личную коллекцию картин.
Савва Иванович не только откликнулся на просьбу, но и воспылал фантазиями. Ему сразу бросилось в глаза, что большие пространства под крышей павильона будут зиять пустотой. Он тотчас заказал Врубелю два огромных панно, которые скрыли бы нерабочее пространство.
Врубель сделал эскизы очень смелые, непривычные - «Встреча Вольги с Микулой Селяниновичем» и «Принцесса Грёза». Мамонтову эскизы понравились, но он предпочел не предоставлять их на утверждение уполномоченному Академии Художеств Альберту Николаевичу Бенуа. Написать свои панно Врубель не смог. Еще бы. Размер заказа - 100 квадратных метров - и срок исполнения - три месяца. Его выручил Поленов. Василий Дмитриевич взялся за дело как простой исполнитель и нисколько не жалел об этом. Панно писал в кабинете Мамонтова. Врубель приходил, смотрел, он был благодарен Василию Дмитриевичу до слез. Сам из последних сил писал панно для дома Морозова «Маргарита и Мефистофель».
Бенуа, получив, наконец, «Принцессу» и «Богатырей», пришел в ужас, он докладывал в Петербург:
«Панно Врубеля чудовищны». Прибыла комиссия академиков, воззрилась в недоумении и «сочла невозможным оставить эти панно... в зале художественного отдела».
Вид на центральную часть Всероссийской выставки, пруд, колоннаду и обелиск. Фотография М. Дмитриева. Из фондов РМФ
Заступничество Витте, ссылка на мнение государя, что надо собрать повторную комиссию, куда вошли бы Васнецов и Поленов, не помогли. Президент Академии Художеств великий князь Владимир Александрович ходатайство отклонил. Непокорный, ценящий свой вкус Савва Иванович вознегодовал и построил на свои деньги специально для двух панно павильон.
А вот как писал другой замечательный художник, Константин Коровин,
- «Что за озлобленная ругань и ненависть, и проклятия сыпались на бедную голову Михаила Александровича. Я поражался, почему это, что, в чем дело, почему возбуждают ненависть эти чудные невинные произведения. Я не мог разгадать, но что-то звериное в сердце зрителей чувствовалось. Я слушал, какие проклятия несли они, глядя на эти панно. Михаил Александрович еще больше убедился в своем непризнании и еще больше почувствовал себя сиротой этой жизни. Такие милые шутки жизни не проходят даром, и Михаил Александрович стал попивать вино... Когда умер Михаил Александрович, то гроб его выносили из церкви и несли на кладбище именно те, которые убрали с выставки его панно».
А вот огромная ( 698 на 594 сантиметра), перегруженная персонажами картина Константина Маковского вызывала всеобщее удовлетворение. Полное ее название - «Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованиям» - наверное, такой сюжет не случайно был выбран для выставки, на которой побывали все финансовые тузы России.
«Казнили» в Нижнем...
«Верно ли, что панно Врубеля сорвано? Это мне нравится. Право, это развенчание «гения», думаю, справедливо… Ведь это скандал. Устроили штуку, черт возьми».
Так писал один художник другому.
Принцесса Грёза. 1896, Государственная Третьяковская галерея
Мамонтов забирает «скандальные» панно в Москву, но не потому, что он уже купил их у Врубеля. Он просит художника Константина Коровина доработать их, пока Врубель отходит от потрясения. К работе подключается еще один художник, Василий Поленов. Он пишет жене:
«Савва и Константин упросили меня взять на себя окончание врубелевских панно. Они так талантливы и интересны, что я не мог устоять».
Врубель тоже не мог устоять, когда два авторитетных и признанных художника трудятся над его картинами. Он «в полном восторге от того, как дело повернулось», и руководит последним этапом работы.
Выставка в Нижнем Новгороде действует уже больше месяца, но это нисколько не смущает Савву Ивановича Мамонтова. У него уже был свой отработанный план. Пока художники работали над панно, Мамонтов арендовал в Нижнем кусочек земли, хотел было в пределах выставки, но там уже все было занято. Прикинув, что «художественный» скандал будет на руку опальному художнику Врубелю, рассудил, что павильон, куда он поместит свои полотна, без зрителей не останется. Арендовать землю можно и за пределами выставки. Он приглашает в Нижний подрядчика Архангельской железной дороги Бабушкина, с кем прокладывал дорогу на север, и просит его в кратчайший срок соорудить павильон.
А в это время в художественном отделе выставки прогрохотал гром с ясного неба. «Хозяин» отдела Альберт Бенуа получает от министра финансов телеграмму:
«Государь император соизволил выразить желание видеть панно Врубеля во время пребывания на выставке, а посему повелеть соизволил, чтобы панно Врубеля были выставлены в художественном отделе к его приезду, вследствие сего предлагаю вам немедленно войти в соглашение с Мамонтовым и Врубелем и распорядиться так, чтобы к 15 июля панно Врубеля были установлены непременно на тех же местах, где первоначально стояли. Витте».
Можно понять Альберта Николаевича Бенуа, у которого на глазах рухнул весь хорошо исполненный замысел отлучения от выставки и травли неугодного художника Врубеля.
От вице-президента Академии художеств поступает подтверждение:
«Содержание сообщенной вами телеграммы требует немедленного исполнения. Потому прошу поступить согласно указанию министра. Толстой».
Микула Селянинович. Эскиз панно, Государственный музей искусств Грузии
Не найдено ни одного свидетельства, которое бы подтверждало исполнение приказания министра Витте. Были ли вывешены панно Врубеля, видел ли он их? Но дело даже не в этом. Великий князь Владимир Александрович, будучи президентом Академии художеств, распорядился выставить в художественном отделе восемь полотен Врубеля, мало того, он просит Мамонтова подобрать картины новых художников за последние четырнадцать лет. Золоченые рамы «академиков» на всероссийском вернисаже пришлось потеснить.
Через несколько лет после нижегородского скандала на одной из выставок, устроенной в Академии художеств, присутствовал Николай II, где увидел выставленное полотно Врубеля «Сирень». Оно ему очень понравилось.
Константин Коровин вспоминал:
«…Государь сказал: - Как это красиво. Мне нравится.
Великий князь Владимир Александрович, стоявший рядом, горячо протестуя, возражал:
- Что это такое? Это же декадентство...
- Нет, мне нравится, - говорил государь.
- Кто автор этой картины?
- Врубель, - ответили государю.
- Врубель?.. Врубель? - государь задумался, вспоминая.
И обернувшись к свите и увидев графа Толстого, вице-президента Академии художеств, сказал:
- Граф Иван Иванович, ведь это тот, которого «казнили» в Нижнем?..»
М.А.Врубель.Сирень. 1900. Государственная Третьяковская галерея
«Упокоение» в Третьяковке
В самом начале августа газета «Нижегородская почта» сообщила:
«Знаменитые картины Врубеля наконец-то явились на суд публики. Знаменитыми эти картины стали раньше, чем были написаны. Сначала весь мир узнал о «врубелевских чудачествах», а затем уже эти чудачества, слегка прикрытые общечиновничьим мундиром, увидели свет.
О панно художника Врубеля так много писалось и говорилось, что панно эти стали притчей во языцех. О них создалась целая литература. Из-за них ломались перья.
Одни ими восхищаются - другие их «разносят».
Даже художники и те разделились: одни утверждают, что Врубель начудил гениально, другие доказывают, что начудил он удивительно скверно.
И все решительно сходятся лишь на одном: все согласны, что Врубель именно начудил».
Будущие нижегородские созерцатели картин вычитали в газетах, как найти павильон с картинами: «дощатый сарай» располагался справа от входа на выставку. Но все репортеры упустили любопытную деталь: над входом в этот «сарай» красовалась надпись: «Выставка декоративных панно художника М. А. Врубеля, забракованных жюри Императорской академии живописи».
Это было дерзко!
Правда, надпись в этом виде продержалась всего лишь несколько дней. Выставочный комитет уговорил Мамонтова закрасить последние пять слов вывески. Вход в павильон был свободным...
И тут газеты захлестнула новая волна публикаций о полотнах Врубеля. На этот раз душу отводили репортеры.
В петербургской «Неделе» о Врубеле писал уважаемый на выставке репортер Владимир Дедлов:
«Что касается… панно «Микула Селянинович», то в этом роде я ничего подобного не видел. Я считаю, что это панно - наше классическое произведение. Я долго стоял перед этой чудной картиной. До сих пор я охвачен этой чудной мощью, этой силой, этой экспрессией фигур Микулы, Вольги, его коня.
…Картина ошеломляюща по силе, движению - она вся красота».
«Получил свое» Михаил Врубель от молодого репортера «Нижегородского листка» Алексея Пешкова:
«О, новое искусство! Помимо недостатка истинной любви к искусству, ты грешишь еще и полным отсутствием вкуса. Ведаешь ли ты то, что творишь? Едва ли. По крайней мере, М. Врубель, один из твоих адептов, очевидно, не ведает.
Это простое оригинальничание человека, знающего, что для того, чтобы быть известным, у него не хватает таланта, и вот ради приобретения известности творящего скандал в живописи».
Пробовал высказывать свое мнение Мамонтову молодой бас его частной оперы Федор Шаляпин. Вот как он сам описывал этот эпизод в своих воспоминаниях:
«Вот, Феденька, - указывал на них (на панно. - Авт.) Мамонтов, - вот это вещь замечательная. Это искусство хорошего порядка».
А я смотрел и думал: «Чудак наш меценат. Чего тут хорошего?»
«Вы еще молоды, Феденька… Мало вы видели. Чувство в картине Врубеля большое».
И я стал посещать и салон (основной зал, где выставлялись академические и передвижнические работы. - Авт.), и павильон Врубеля чаще. Вскоре я заметил, что… исключенный Врубель нравился все больше».
Император Николай II и императрица Александра Федоровна на осмотре Выставки.Фотография М. Дмитриева. Из фондов РМФ
Среди посетителей павильона-сарая с полотнами Врубеля был и молодой иконописец Степан Нефедов. В Нижний его привез учитель показать вернисаж художников.
Много позже в своих воспоминаниях он напишет:
«В 1896 году Петр Андреевич (Ковалинский, учитель. - Авт.) взял меня на Всероссийскую выставку в Нижний Новгород. Там мы зашли в отдельный большой сарай, выстроенный купцом Мамонтовым. В этом сарае выставлена была картина художника Врубеля. Когда я вошел, то так и застыл на месте. Меня так поразило произведение Врубеля, что я не в состоянии был двигаться. Это удивило Петра Андреевича. Он обнял меня и спросил: «Что случилось?» Я ему ответил: «Дорогой Петр Андреевич, я больше в Казани жить не хочу и не буду». Мой ответ поразил его, и он долгое время молчал. Потом он снова стал расспрашивать меня. Я сказал ему: «Поеду в Москву учиться и больше иконы писать не буду».
Строчки эти на самом деле принадлежат всемирно известному скульптору Степану Дмитриевичу Эрьзе, такой псевдоним взял себе Нефёдов. Читая их, разве нельзя сказать, что на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде получил вдохновение еще один художник из плеяды мировых.
С закрытием Всероссийской выставки забылся и разразившийся скандал, ставший мишенью газетных и журнальных репортеров. Но благодаря им он вошел в историю выставки. Какой же праздник без скандала!
Очень жаль, что фотографы не запечатлели выстроенный Мамонтовым павильон-сарай, где демонстрировались гигантские полотна Михаила Врубеля. Для полноты впечатлений интересно было бы на него взглянуть.
Но что же дальше произошло с полотнами Врубеля, которые после закрытия выставки оказались уже ненужными?
Мы ведь совсем забыли о Савве Ивановиче Мамонтове... Он-то и не думал успокаиваться. Будучи председателем Северного домостроительного общества, он получил заказ на перестройку гостиницы «Метрополь». Это была не только коммерческая удача. В строящемся здании планировалось разместить городской центр искусств, там должны быть театр, зимний сад, рестораны, многочисленные залы. А главное, фасад - чем не полотно для фантазий художников, которых здесь не тронет академическая цензура. На своем гончарном заводе Савва Иванович заказывает мастерам изготовить главное панно фасада гостиницы. Конечно же, это будет «Принцесса Греза»!
Вряд ли кто из российских меценатов сравнится с таранной последовательностью Мамонтова. Он заставляет присмотреться к новым направлениям в искусстве и выставляет панно Врубеля на фасаде гостиницы памятником этому нарождающемуся новому: выставка в Нижнем Новгороде - времянка, а теперь уже на века.
И это не окончание истории... Казалось бы, живописное панно сыграло роль образца-эскиза для майолики, и судьба его предрешена. Но Савва Мамонтов прячет его в декорациях своего театра. Уже в наше время панно, на тот момент забытое, мыкалось по складским театральным помещениям, пока в 1956 году накануне Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве не было обнаружено в хламе декораций Большого театра. Его опознали по подписи - «Врубель М. А.». Холст забрали в Третьяковскую галерею и только в 1990 году начали реставрировать.
И вот теперь «скандальное» панно нашло окончательное упокоение в специальном зале, пристроенном к Третьяковской галерее. Мытарства, начавшиеся 119 лет назад в Нижнем Новгороде, окончены.
Картина Михаила Врубеля «Принцесса Греза» в Третьяковской галерее
https://echo.msk.ru/