Встречи со Старцем. Записки очевидца
Из книги Нины Павловой МИХАЙЛОВ ДЕНЬ
«Сдай билет»
Вот уже третий день пытаемся попасть на приём к старцу Адриану (Кирсанову), а только очереди к батюшке стоят такие, что не достояться никак. Словом, томимся в очереди и грешим, осуждая тех, кто терзает батюшку по пустякам. Судите сами - вместе с нами все эти дни стоят местные женщины, которым надо получить у батюшки благословение на сбор ягод в лесу.
- Давно бы сходили в лес и набрали ягод, - усмехается паломница из Москвы. - А то ведь скоро будут благословляться так: «Батюшка, благословите чихнуть!»
старец Адриан (Кирсанов)
Но если сборщицы ягод вызывают скорее недоумение, то юной Лидочке из Петербурга достаётся уже по полной программе. Во-первых, Лидия прошла к отцу Адриану без очереди, потому что батюшка так благословил. Во-вторых, ей назначена генеральная исповедь, начиная с семилетнего возраста, а это, как известно, дело долгое. Через окно кельи было видно, как Лидочка достала из сумки толстую тетрадь и, капая на бумагу слезами, начала читать. Минут сорок читала. Наконец захлопнула тетрадь, и батюшка уже возложил на её голову епитрахиль, как девушка достала из сумки вторую тетрадь… потом третью, четвёртую. Или уже пятую?
- Мне уезжать надо, а она всё сидит! - нервничает паломница из Владивостока.
Наконец, Лидия вышла из кельи, но тут же вернулась обратно:
- Ой, батюшка, я же забыла спросить…
И батюшка снова о чём-то говорит с исповедницей, называя её ласково Лидочкой.
- «Лидочка», «Лидочка»! - взрывается негодованием красавица Катя. - Без году неделя у батюшки, а уже «Лидочка»!
Катя явно ревнует Лидию к батюшке. А история у Кати такая - шесть лет назад она оставила жениха и приехала к старцу Адриану, требуя, чтобы он постриг её в монахини. Катя вся в подвигах. Например, этим Великим постом она ела, как кролик, лишь капустные листья, пригласив меня, кстати, присоединиться к ней. Я отказалась, сославшись на немощь.
- Ну, если вы даже такой малости не можете, - надменно сказала мне Катя, - то чего же доброго от вас ждать?
Правда, в отличие от кролика, Катя после этого возненавидела капусту. И тем обиднее то, что батюшка не замечает Катиных подвигов и не благословляет её на постриг. Забегая вперёд, скажу, что когда через десять лет я спросила знакомых, постриг ли батюшка Катю, они ответили:
- Не постриг. Но Катя у нас «железная леди»: «Всё равно, - говорит, - своего добьюсь».
Впрочем, Катя не единственная, кто приезжает к старцу добиваться своего. Мнение батюшки таким людям даже неинтересно, ибо старец просто обязан благословить чью-то вздорную идею, наши выдумки и самообман. В итоге желаемое выдают за действительное, и вот лишь один, но известный факт. Несколько лет назад якобы по благословению старца Адриана проходила акция Всенародного покаяния за убийство царя Николая II. Возле храмов стояли женщины с подписными листами и уговаривали прохожих поставить подпись, «а иначе Россию не спасти».
Ради спасения России подписывались многие, но тут один инок сказал:
- Простите, но вчера я был у батюшки Адриана и спросил его про эти подписные листы. А батюшка ответил: «Да разве мог я благословить такую глупость? Каяться надо в личных грехах, а покаяния за чужие грехи в православии нет».
- А мы думали? - смутились женщины.
В общем, как говорил преподобный Оптин- ский старец Нектарий: «Кончайте «думать» - начинайте мыслить».
* * *
Лидия, наконец, уходит от батюшки, и очередь теперь движется быстро. Славный всё-таки народ монахи, и по любви к старцу не тратят его время попусту - зайдут, кратко изложат свои нужды и уходят, благословясь.
- Глядишь, и мы попадём, - радуются старушки-паломницы из Москвы. - Нам всего на минутку к Алёшеньке - гостинцы вручить. Он ведь наш, заводской - с автозавода Лихачёва.
Старушки помнят старца ещё молодым, называя его прежним именем - Алёша. И был Алёша таким пригожим, что сохло по нему немало девчат.
- Зазываем Алёшу на танцы, - рассказывали москвички, - а он после работы лишь в церковь ходил. Обиделись мы на него, влюблённые дуры, и решили - раз ему плевать на девчат, то мы ему за это в банку со святой водой наплюём. Забрались к нему в общежитие и наплевали, а после этого все слегли. Температура сорок, мука мученическая - головы от подушки не поднять. Болеем, мучаемся, а догадались - это нам наказанье за грех. Написали записку Алёше, прощения просим, и чтобы он помолился за нас. А по его молитвам мы вмиг исцелились и, самое главное, к Богу пришли. С тех пор от батюшки ни на шаг. Сначала он служил в Троице-Сергиевой Лавре, и мы уже семьями ездили к нему. Перед 1 сентября всегда детей привозили. А батюшка помолится о школьниках, благословит ребятишек, и дети, глядишь, с усердием учатся и уважают старших и учителей. Молитвами батюшки мы горя не знали. А потом начались гонения на старца, и партийные власти распорядились удалить его из Лавры в 24 часа.
Но прежде чем рассказать о гонениях на старца Адриана, приведу некоторые факты, характеризующие духовную атмосферу тех лет. Недавно скончавшийся протоиерей Валерий из Козельска рассказывал, как нелегко было в те годы поступить в семинарию. Будущего священника тут же начинали таскать в КГБ, обещая показать небо в клеточку, если не откажется от своих намерений. А потом за дело принималась милиция - абитуриента перехватывали на вокзале и задерживали на несколько суток, чтобы на экзамены он опоздал и в семинарию не попал. Поэтому тактика у семинаристов была такая - за месяц до экзаменов уезжали из дома и прятались в лесах близ Троице-Сергиевой Лавры. В день подачи документов высылали вперёд дозорного, и по его знаку: «Путь свободен» быстро бежали к монастырю, чтобы успеть подать документы в приёмную комиссию, пока не задержала милиция. Только после этого можно было чувствовать себя в относительной безопасности, ибо официально гонений на религию в СССР не было. И иностранцев приглашали убедиться - смотрите сами: храмы открыты, а студенты учатся в семинарии.
После окончания семинарии отцу Валерию предложили работу в оперном театре, голос у батюшки был дивный. Но он хотел быть священником, а в регистрации на приходе власти отказывали, и батюшка три года был безработным. А игумен Пётр (Бара- баш), узник Христов, отказавшийся сообщать в КГБ сведения, полученные на исповеди, после лагерей мыл привокзальные туалеты, потому что по указанию органов, его больше нигде не брали на работу.
Словом, что бы ни говорили о священниках, служивших при советской власти и якобы «продавшихся» КГБ, это был всё-таки путь исповедничества. В те годы, как рассказал мне однажды архимандрит Адриан, он спал, подложив под голову череп, чтобы приучить себя к мысли о смерти и неизбежности страданий за Христа. И дал Господь Своему исповеднику дары старчества - дар прозорливости, дар помощи болящим и огненную молитву, попаляющую бесов. В Троице-Сергиевой Лавре у отца Адриана было послушание - отчитывать бесноватых. Исцелялись многие, и не только на отчитке. Люди, приговорённые, казалось бы, к пожизненной инвалидности, работали потом воспитательницами в детском саду, врачами в поликлинике и мастерами на производстве. А один партийный деятель после исцеления положил в райкоме партбилет на стол и стал открыто исповедовать Христа. Всё это вызывало негодование уполномоченного по делам религий, и не только у него.
Помню, как в Псково-Печерском монастыре один иерарх жаловался на отца Адриана:
- Вот иду я по монастырю, и вокруг тишь, благодать, благолепие. Но стоит выйти из кельи отцу Адриану, как сразу начинается скандал - кто-нибудь тут же завизжит, загавкает или захрюкает. Вы же сами видели это безобразие! А ведь в монастыре иностранцы бывают.
В Троице-Сергиевой Лавре иностранцы бывали особенно часто. Их привозили сюда, чтобы убедились - в СССР нет гонений на религию, и правда лишь то, о чём поётся в песне: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Иностранцам, в свою очередь, было любопытно посмотреть на этот дикий, тёмный народ, что в отличие от просвещённой Европы всё ещё верует в Бога и, по слухам, ходит в лаптях.
Так вот, однажды в Троице-Сергиеву Лавру привезли американскую делегацию довольно высокого ранга, судя по тому, что её сопровождали руководящие лица из ЦК КПСС. Всё шло, как обычно. Американцы с любопытством разглядывали монахов, как разглядывают в музее кости мамонтов: осколок прошлого, старина и уже отжившее свой век музейное православие. Но тут из кельи вышел отец Адриан. Он просто молча прошёл мимо, перебирая чётки. А руководящая американская леди вдруг забесновалась, завизжала, захрюкала и, не зная ни слова по-русски, стала материться площадным матом, выкрикивая при этом: «Поп Адриан, убью! Убить попа!»
Скандал был изрядный. И некий руководитель из ЦК КПСС распорядился в гневе: «Немедленно убрать Адриана из Лавры, и чтобы духа его здесь не было!» Официально это называлось - отца Адриана переводят в Псково-Печерский монастырь. Батюшка был тогда тяжело болен, но ему даже собраться толком не дали. А за батюшкой до электрички бежал народ, задавая вопросы и умоляя о помощи.
Так всегда - старца даже в болезни не оставляют в покое. Однажды, рассказывали москвички, к заболевшему старцу привезли умирающую женщину Нину: рак в четвёртой стадии, неизлечимый, и врачи предрекали скорую смерть. Нина была тогда далека от Церкви, и привело её к старцу отчаяние:
- Умираю я, батюшка, - заплакала она. - Скоро умру!
- Вот и давай готовиться к смерти, Нина, - посоветовал старец.
С тех пор прошло, наверное, лет тридцать, а Нина всё готовится к смерти. Говорят, она теперь монахиня в тайном постриге и подвижница во Христе. Тайну продлившейся жизни Нины трудно объяснить на языке земных понятий, но преподобный Ефрем Сирин утверждает: «Смерть боится приближаться к боящемуся Бога». А ещё в ободрение людям преподобный Оптинский старец Амвросий говорил: «Господь долготерпелив. Он тогда только прекращает жизнь человека, когда видит его готовым к переходу в вечность или же когда не видит никакой надежды на его исправление».
* * *
С годами старец Адриан болеет всё чаще. Вот и сейчас по очереди проносится слух: у батюшки опять поднялась температура, и врач запретил продолжать приём. Очередь волнуется, и волнение усугубляется тем, что снова появляется Лидочка и просит пропустить её к старцу «на секундочку».
- Только через мой труп! - преграждает ей дорогу Катя.
- Мы из Сибири к старцу приехали и не можем попасть. А ты? - возмущаются сибиряки.
Но Лидочка не унимается и стучит в окно кельи:
- Батюшка, родненький, меня не пускают к вам!
- Чего тебе, Лидочка? - выходит на крыльцо отец Адриан.
- Батюшка, я взяла сейчас билет на автобус, а благословения на дорогу у вас не взяла.
- Сдай билет на автобус. Поедешь поездом.
- Нельзя мне поездом, - горячится Лидочка. - Поезд приходит в одиннадцать утра, я на работу опоздаю! Начальница меня живьём съест и…
- Поедешь поездом, - пресекает эту дискуссию батюшка и туг же отходит к местным женщинам, благословляя их на сбор ягод.
О сборщицах ягод я расскажу чуть позже, но сначала о Лидочке. Она действительно поехала поездом, по-детски доверяя опыту святых отцов, утверждающих: как авва благословил, так и надо поступать. И как хорошо, что есть это доверие, потому что наутро пришло страшное известие: в автобус, на котором собиралась ехать Лидия, врезался пьяный водитель КАМАЗа, и было много крови и жертв.
- Приму лишь тех, кто уезжает завтра, - объявляет с крыльца отец Адриан, приглашая в келью почему-то и меня.
«Иди за Ним!»
Заходим в келью впятером под шёпот келейника: «Заболел батюшка. Мы из Пскова уже «скорую» вызвали, чтобы госпитализировать его. Не задерживайте батюшку, а?» Но и без слов келейника видно - батюшке плохо, и благословляющая рука обжигает огнём. Все стараются говорить кратко, и лишь один инок разливается соловьём:
- Ещё святитель Игнатий Брянчанинов писал, что истинных старцев уже не стало, и даже в монастырях не владеют Иисусовой молитвой.
- Покороче можно? - шепчет келейник.
- Ну, если вкратце, то ещё святые отцы утверждали: «Не все в монастыре спасаются, и не все в миру погибают». Вот у нас в монастыре не братия, а братва, и отец наместник - дракон.
- Значит, хочешь уйти из монастыря? - спрашивает батюшка. - А знаешь ли, брат, что монах, покинувший свой монастырь, приравнивается к самоубийце и даже лишается христианского погребения?
- Мама болеет, - сникает инок, - и просит вернуться домой.
- Вот и меня мама о том же просила. И была, брат, такая история…
Впрочем, эту историю я уже знаю от московских знакомых старца. А дело было так. Однажды отец Адриан получил от матери слёзное письмо, где сообщалось: сгорел их дом, живут теперь в землянке. А в землянке в дожди вода по колено, и тяжело заболела мать. Вот и умоляла мать сыночка хотя бы на время оставить монастырь, заработать денежку и построить им дом, ибо помощи ждать больше не от кого. Из монастыря отец Адриан тогда не ушёл, но денно и нощно молил святителя Николая Мирликийского помочь его больной матери.
Долго ли молил, не знаю, но вдруг приносят ему сумку с деньгами, а в сумке записка с просьбой передать эти деньги матери монаха, у которой сгорел дом. Кто прислал эти деньги - до сих пор неизвестно. Но когда, купив дом, мать отца Адриана стала осматривать его, то обнаружила на чердаке большую икону Николая Чудотворца, и Святитель улыбался ей.
- Тяжело тебе, брат, понимаю, - утешает батюшка инока и суёт ему в карман свёрток с деньгами. - Тут мне денежки передали, а ты матери их перешли, чтоб лекарства самые лучшие и питание хорошее. Главное, веруй - не оставит Господь.
- Погибаю я, батюшка, - плачет инок. - Хочу спастись, а осуждаю всех.
- А на это вот что скажу…
Но договорить им не дают - приехала «скорая». А батюшка всё силится продолжать приём, обращаясь теперь ко мне:
- Прошу, ответь на это письмо.
Беру у батюшки нераспечатанное письмо от знаменитой спортсменки-чемпионки, из которого позже узнаю: после травмы позвоночника её парализовало. Никакое лечение не помогает, но в Бога она верует, крещена ещё во младенчестве, и знакомый священник причащает её на дому.
- Напиши ей, - диктует ответ батюшка, - что она некрещёная. А что крестили её во младенчестве, она ошибается. Теперь многие ошибаются так. А после крещения ей полегчает и, глядишь, на поправку пойдёт.
- Батюшка, но вы же не прочитали письмо и даже не распечатали его, - недоумеваю я.
- Разве не прочёл? - удивляется старец и даёт последние наставления. - Без меня ходи к батюшке Иоанну (Крестьянкину). Он духовный, а я кто? Это раньше были великие старцы, а теперь остались одни старички.
Много позже архимандрит Иоанн (Крестьянкин) напишет мне в письме: «Отец Адриан - вот истинный старец, а я лишь душепопечитель». И слово в слово повторит сказанное отцом Адрианом о былых великих старцах и нынешних старичках, имея в виду самого себя.
Старцы иногда говорят одинаково, но они очень разные. У архимандрита Иоанна дар слова, и к нему часто ездили в ту пору именитые интеллектуалы, чтобы послушать богомудрые поучения старца. А к батюшке Адриану всё больше лепится тот горемычный народ, где жизнь - скорбь на скорби, и одолевают болезни.
- Да что вы ходите за мной толпами? - сокрушается батюшка. - Я же не Пантелеймон Целитель. Господи, покоя нет и помолиться не дают.
Покоя батюшке действительно нет. Вот и сейчас «скорую» облепил народ. Женщины плачут, жалея батюшку. А отец Адриан раздаёт им в утешение приготовленные в дорогу припасы, вручая пакет фруктов и мне.
- Батюшка, да полно у нас дома фруктов, - отказываюсь я. - Лучше дайте напоследок духовный совет.
- Ты о чём?
- О том, как жить.
- Как жить? - задумывается батюшка. И говорит проникновенно, как говорят о личном. - А ты живи просто. Смотри, куда ножки Христа идут, и иди за Ним.
«Скорая» увозит батюшку в больницу, а я вдруг понимаю - ножки Христа ведут на Голгофу. Это тесный путь, но иного нет.
«Сдай билет»
Вот уже третий день пытаемся попасть на приём к старцу Адриану (Кирсанову), а только очереди к батюшке стоят такие, что не достояться никак. Словом, томимся в очереди и грешим, осуждая тех, кто терзает батюшку по пустякам. Судите сами - вместе с нами все эти дни стоят местные женщины, которым надо получить у батюшки благословение на сбор ягод в лесу.
- Давно бы сходили в лес и набрали ягод, - усмехается паломница из Москвы. - А то ведь скоро будут благословляться так: «Батюшка, благословите чихнуть!»
старец Адриан (Кирсанов)
Но если сборщицы ягод вызывают скорее недоумение, то юной Лидочке из Петербурга достаётся уже по полной программе. Во-первых, Лидия прошла к отцу Адриану без очереди, потому что батюшка так благословил. Во-вторых, ей назначена генеральная исповедь, начиная с семилетнего возраста, а это, как известно, дело долгое. Через окно кельи было видно, как Лидочка достала из сумки толстую тетрадь и, капая на бумагу слезами, начала читать. Минут сорок читала. Наконец захлопнула тетрадь, и батюшка уже возложил на её голову епитрахиль, как девушка достала из сумки вторую тетрадь… потом третью, четвёртую. Или уже пятую?
- Мне уезжать надо, а она всё сидит! - нервничает паломница из Владивостока.
Наконец, Лидия вышла из кельи, но тут же вернулась обратно:
- Ой, батюшка, я же забыла спросить…
И батюшка снова о чём-то говорит с исповедницей, называя её ласково Лидочкой.
- «Лидочка», «Лидочка»! - взрывается негодованием красавица Катя. - Без году неделя у батюшки, а уже «Лидочка»!
Катя явно ревнует Лидию к батюшке. А история у Кати такая - шесть лет назад она оставила жениха и приехала к старцу Адриану, требуя, чтобы он постриг её в монахини. Катя вся в подвигах. Например, этим Великим постом она ела, как кролик, лишь капустные листья, пригласив меня, кстати, присоединиться к ней. Я отказалась, сославшись на немощь.
- Ну, если вы даже такой малости не можете, - надменно сказала мне Катя, - то чего же доброго от вас ждать?
Правда, в отличие от кролика, Катя после этого возненавидела капусту. И тем обиднее то, что батюшка не замечает Катиных подвигов и не благословляет её на постриг. Забегая вперёд, скажу, что когда через десять лет я спросила знакомых, постриг ли батюшка Катю, они ответили:
- Не постриг. Но Катя у нас «железная леди»: «Всё равно, - говорит, - своего добьюсь».
Впрочем, Катя не единственная, кто приезжает к старцу добиваться своего. Мнение батюшки таким людям даже неинтересно, ибо старец просто обязан благословить чью-то вздорную идею, наши выдумки и самообман. В итоге желаемое выдают за действительное, и вот лишь один, но известный факт. Несколько лет назад якобы по благословению старца Адриана проходила акция Всенародного покаяния за убийство царя Николая II. Возле храмов стояли женщины с подписными листами и уговаривали прохожих поставить подпись, «а иначе Россию не спасти».
Ради спасения России подписывались многие, но тут один инок сказал:
- Простите, но вчера я был у батюшки Адриана и спросил его про эти подписные листы. А батюшка ответил: «Да разве мог я благословить такую глупость? Каяться надо в личных грехах, а покаяния за чужие грехи в православии нет».
- А мы думали? - смутились женщины.
В общем, как говорил преподобный Оптин- ский старец Нектарий: «Кончайте «думать» - начинайте мыслить».
* * *
Лидия, наконец, уходит от батюшки, и очередь теперь движется быстро. Славный всё-таки народ монахи, и по любви к старцу не тратят его время попусту - зайдут, кратко изложат свои нужды и уходят, благословясь.
- Глядишь, и мы попадём, - радуются старушки-паломницы из Москвы. - Нам всего на минутку к Алёшеньке - гостинцы вручить. Он ведь наш, заводской - с автозавода Лихачёва.
Старушки помнят старца ещё молодым, называя его прежним именем - Алёша. И был Алёша таким пригожим, что сохло по нему немало девчат.
- Зазываем Алёшу на танцы, - рассказывали москвички, - а он после работы лишь в церковь ходил. Обиделись мы на него, влюблённые дуры, и решили - раз ему плевать на девчат, то мы ему за это в банку со святой водой наплюём. Забрались к нему в общежитие и наплевали, а после этого все слегли. Температура сорок, мука мученическая - головы от подушки не поднять. Болеем, мучаемся, а догадались - это нам наказанье за грех. Написали записку Алёше, прощения просим, и чтобы он помолился за нас. А по его молитвам мы вмиг исцелились и, самое главное, к Богу пришли. С тех пор от батюшки ни на шаг. Сначала он служил в Троице-Сергиевой Лавре, и мы уже семьями ездили к нему. Перед 1 сентября всегда детей привозили. А батюшка помолится о школьниках, благословит ребятишек, и дети, глядишь, с усердием учатся и уважают старших и учителей. Молитвами батюшки мы горя не знали. А потом начались гонения на старца, и партийные власти распорядились удалить его из Лавры в 24 часа.
Но прежде чем рассказать о гонениях на старца Адриана, приведу некоторые факты, характеризующие духовную атмосферу тех лет. Недавно скончавшийся протоиерей Валерий из Козельска рассказывал, как нелегко было в те годы поступить в семинарию. Будущего священника тут же начинали таскать в КГБ, обещая показать небо в клеточку, если не откажется от своих намерений. А потом за дело принималась милиция - абитуриента перехватывали на вокзале и задерживали на несколько суток, чтобы на экзамены он опоздал и в семинарию не попал. Поэтому тактика у семинаристов была такая - за месяц до экзаменов уезжали из дома и прятались в лесах близ Троице-Сергиевой Лавры. В день подачи документов высылали вперёд дозорного, и по его знаку: «Путь свободен» быстро бежали к монастырю, чтобы успеть подать документы в приёмную комиссию, пока не задержала милиция. Только после этого можно было чувствовать себя в относительной безопасности, ибо официально гонений на религию в СССР не было. И иностранцев приглашали убедиться - смотрите сами: храмы открыты, а студенты учатся в семинарии.
После окончания семинарии отцу Валерию предложили работу в оперном театре, голос у батюшки был дивный. Но он хотел быть священником, а в регистрации на приходе власти отказывали, и батюшка три года был безработным. А игумен Пётр (Бара- баш), узник Христов, отказавшийся сообщать в КГБ сведения, полученные на исповеди, после лагерей мыл привокзальные туалеты, потому что по указанию органов, его больше нигде не брали на работу.
Словом, что бы ни говорили о священниках, служивших при советской власти и якобы «продавшихся» КГБ, это был всё-таки путь исповедничества. В те годы, как рассказал мне однажды архимандрит Адриан, он спал, подложив под голову череп, чтобы приучить себя к мысли о смерти и неизбежности страданий за Христа. И дал Господь Своему исповеднику дары старчества - дар прозорливости, дар помощи болящим и огненную молитву, попаляющую бесов. В Троице-Сергиевой Лавре у отца Адриана было послушание - отчитывать бесноватых. Исцелялись многие, и не только на отчитке. Люди, приговорённые, казалось бы, к пожизненной инвалидности, работали потом воспитательницами в детском саду, врачами в поликлинике и мастерами на производстве. А один партийный деятель после исцеления положил в райкоме партбилет на стол и стал открыто исповедовать Христа. Всё это вызывало негодование уполномоченного по делам религий, и не только у него.
Помню, как в Псково-Печерском монастыре один иерарх жаловался на отца Адриана:
- Вот иду я по монастырю, и вокруг тишь, благодать, благолепие. Но стоит выйти из кельи отцу Адриану, как сразу начинается скандал - кто-нибудь тут же завизжит, загавкает или захрюкает. Вы же сами видели это безобразие! А ведь в монастыре иностранцы бывают.
В Троице-Сергиевой Лавре иностранцы бывали особенно часто. Их привозили сюда, чтобы убедились - в СССР нет гонений на религию, и правда лишь то, о чём поётся в песне: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Иностранцам, в свою очередь, было любопытно посмотреть на этот дикий, тёмный народ, что в отличие от просвещённой Европы всё ещё верует в Бога и, по слухам, ходит в лаптях.
Так вот, однажды в Троице-Сергиеву Лавру привезли американскую делегацию довольно высокого ранга, судя по тому, что её сопровождали руководящие лица из ЦК КПСС. Всё шло, как обычно. Американцы с любопытством разглядывали монахов, как разглядывают в музее кости мамонтов: осколок прошлого, старина и уже отжившее свой век музейное православие. Но тут из кельи вышел отец Адриан. Он просто молча прошёл мимо, перебирая чётки. А руководящая американская леди вдруг забесновалась, завизжала, захрюкала и, не зная ни слова по-русски, стала материться площадным матом, выкрикивая при этом: «Поп Адриан, убью! Убить попа!»
Скандал был изрядный. И некий руководитель из ЦК КПСС распорядился в гневе: «Немедленно убрать Адриана из Лавры, и чтобы духа его здесь не было!» Официально это называлось - отца Адриана переводят в Псково-Печерский монастырь. Батюшка был тогда тяжело болен, но ему даже собраться толком не дали. А за батюшкой до электрички бежал народ, задавая вопросы и умоляя о помощи.
Так всегда - старца даже в болезни не оставляют в покое. Однажды, рассказывали москвички, к заболевшему старцу привезли умирающую женщину Нину: рак в четвёртой стадии, неизлечимый, и врачи предрекали скорую смерть. Нина была тогда далека от Церкви, и привело её к старцу отчаяние:
- Умираю я, батюшка, - заплакала она. - Скоро умру!
- Вот и давай готовиться к смерти, Нина, - посоветовал старец.
С тех пор прошло, наверное, лет тридцать, а Нина всё готовится к смерти. Говорят, она теперь монахиня в тайном постриге и подвижница во Христе. Тайну продлившейся жизни Нины трудно объяснить на языке земных понятий, но преподобный Ефрем Сирин утверждает: «Смерть боится приближаться к боящемуся Бога». А ещё в ободрение людям преподобный Оптинский старец Амвросий говорил: «Господь долготерпелив. Он тогда только прекращает жизнь человека, когда видит его готовым к переходу в вечность или же когда не видит никакой надежды на его исправление».
* * *
С годами старец Адриан болеет всё чаще. Вот и сейчас по очереди проносится слух: у батюшки опять поднялась температура, и врач запретил продолжать приём. Очередь волнуется, и волнение усугубляется тем, что снова появляется Лидочка и просит пропустить её к старцу «на секундочку».
- Только через мой труп! - преграждает ей дорогу Катя.
- Мы из Сибири к старцу приехали и не можем попасть. А ты? - возмущаются сибиряки.
Но Лидочка не унимается и стучит в окно кельи:
- Батюшка, родненький, меня не пускают к вам!
- Чего тебе, Лидочка? - выходит на крыльцо отец Адриан.
- Батюшка, я взяла сейчас билет на автобус, а благословения на дорогу у вас не взяла.
- Сдай билет на автобус. Поедешь поездом.
- Нельзя мне поездом, - горячится Лидочка. - Поезд приходит в одиннадцать утра, я на работу опоздаю! Начальница меня живьём съест и…
- Поедешь поездом, - пресекает эту дискуссию батюшка и туг же отходит к местным женщинам, благословляя их на сбор ягод.
О сборщицах ягод я расскажу чуть позже, но сначала о Лидочке. Она действительно поехала поездом, по-детски доверяя опыту святых отцов, утверждающих: как авва благословил, так и надо поступать. И как хорошо, что есть это доверие, потому что наутро пришло страшное известие: в автобус, на котором собиралась ехать Лидия, врезался пьяный водитель КАМАЗа, и было много крови и жертв.
- Приму лишь тех, кто уезжает завтра, - объявляет с крыльца отец Адриан, приглашая в келью почему-то и меня.
«Иди за Ним!»
Заходим в келью впятером под шёпот келейника: «Заболел батюшка. Мы из Пскова уже «скорую» вызвали, чтобы госпитализировать его. Не задерживайте батюшку, а?» Но и без слов келейника видно - батюшке плохо, и благословляющая рука обжигает огнём. Все стараются говорить кратко, и лишь один инок разливается соловьём:
- Ещё святитель Игнатий Брянчанинов писал, что истинных старцев уже не стало, и даже в монастырях не владеют Иисусовой молитвой.
- Покороче можно? - шепчет келейник.
- Ну, если вкратце, то ещё святые отцы утверждали: «Не все в монастыре спасаются, и не все в миру погибают». Вот у нас в монастыре не братия, а братва, и отец наместник - дракон.
- Значит, хочешь уйти из монастыря? - спрашивает батюшка. - А знаешь ли, брат, что монах, покинувший свой монастырь, приравнивается к самоубийце и даже лишается христианского погребения?
- Мама болеет, - сникает инок, - и просит вернуться домой.
- Вот и меня мама о том же просила. И была, брат, такая история…
Впрочем, эту историю я уже знаю от московских знакомых старца. А дело было так. Однажды отец Адриан получил от матери слёзное письмо, где сообщалось: сгорел их дом, живут теперь в землянке. А в землянке в дожди вода по колено, и тяжело заболела мать. Вот и умоляла мать сыночка хотя бы на время оставить монастырь, заработать денежку и построить им дом, ибо помощи ждать больше не от кого. Из монастыря отец Адриан тогда не ушёл, но денно и нощно молил святителя Николая Мирликийского помочь его больной матери.
Долго ли молил, не знаю, но вдруг приносят ему сумку с деньгами, а в сумке записка с просьбой передать эти деньги матери монаха, у которой сгорел дом. Кто прислал эти деньги - до сих пор неизвестно. Но когда, купив дом, мать отца Адриана стала осматривать его, то обнаружила на чердаке большую икону Николая Чудотворца, и Святитель улыбался ей.
- Тяжело тебе, брат, понимаю, - утешает батюшка инока и суёт ему в карман свёрток с деньгами. - Тут мне денежки передали, а ты матери их перешли, чтоб лекарства самые лучшие и питание хорошее. Главное, веруй - не оставит Господь.
- Погибаю я, батюшка, - плачет инок. - Хочу спастись, а осуждаю всех.
- А на это вот что скажу…
Но договорить им не дают - приехала «скорая». А батюшка всё силится продолжать приём, обращаясь теперь ко мне:
- Прошу, ответь на это письмо.
Беру у батюшки нераспечатанное письмо от знаменитой спортсменки-чемпионки, из которого позже узнаю: после травмы позвоночника её парализовало. Никакое лечение не помогает, но в Бога она верует, крещена ещё во младенчестве, и знакомый священник причащает её на дому.
- Напиши ей, - диктует ответ батюшка, - что она некрещёная. А что крестили её во младенчестве, она ошибается. Теперь многие ошибаются так. А после крещения ей полегчает и, глядишь, на поправку пойдёт.
- Батюшка, но вы же не прочитали письмо и даже не распечатали его, - недоумеваю я.
- Разве не прочёл? - удивляется старец и даёт последние наставления. - Без меня ходи к батюшке Иоанну (Крестьянкину). Он духовный, а я кто? Это раньше были великие старцы, а теперь остались одни старички.
Много позже архимандрит Иоанн (Крестьянкин) напишет мне в письме: «Отец Адриан - вот истинный старец, а я лишь душепопечитель». И слово в слово повторит сказанное отцом Адрианом о былых великих старцах и нынешних старичках, имея в виду самого себя.
Старцы иногда говорят одинаково, но они очень разные. У архимандрита Иоанна дар слова, и к нему часто ездили в ту пору именитые интеллектуалы, чтобы послушать богомудрые поучения старца. А к батюшке Адриану всё больше лепится тот горемычный народ, где жизнь - скорбь на скорби, и одолевают болезни.
- Да что вы ходите за мной толпами? - сокрушается батюшка. - Я же не Пантелеймон Целитель. Господи, покоя нет и помолиться не дают.
Покоя батюшке действительно нет. Вот и сейчас «скорую» облепил народ. Женщины плачут, жалея батюшку. А отец Адриан раздаёт им в утешение приготовленные в дорогу припасы, вручая пакет фруктов и мне.
- Батюшка, да полно у нас дома фруктов, - отказываюсь я. - Лучше дайте напоследок духовный совет.
- Ты о чём?
- О том, как жить.
- Как жить? - задумывается батюшка. И говорит проникновенно, как говорят о личном. - А ты живи просто. Смотри, куда ножки Христа идут, и иди за Ним.
«Скорая» увозит батюшку в больницу, а я вдруг понимаю - ножки Христа ведут на Голгофу. Это тесный путь, но иного нет.