ОСТЗЕЙЦЫ. Величие и гибель балтийского народа
Эта статья доселе неизвестного мне автора Сергея Лебедева по прочтении показалась мне интересной и информативной, почему и выкладываю её здесь.
Ровно 80 лет назад, осенью 1939 года в результате сговора двух больших диктаторов и трех маленьких, а также с одобрения западных демократий, свершилось изгнание со своей исторической территории целой нации, известной как остзейcкие немцы. Остзейским краем именовались три прибалтийские губернии - Эстляндская, Курляндская и Лифляндская (ныне это территория Эстонии и Латвии). Название происходило от немецкого имени Балтийского моря, которое немцы называют Восточным морем (Остзее). Выезд остзейских немцев получил название Umsiedlung (переселение). Проживали остзейцы в Остзейском крае на протяжении семи веков. Являлись они самой «старой» из исторически сложившихся групп немецкого населения России.
В XIII-XVII вв. балтийские немцы были самыми опасными противниками России. После присоединения Остзейского края к России при Петре Великом, на протяжении двух веков были самой лояльной категорией российских подданных. Не надо путать остзейцев с другими, несравненно более многочисленными группами российских немцев (колонистов Поволжья и Новороссии, с т.н. «городскими немцами» из числа проживавших в Петербурге и других городах ремесленников, инженеров и техников). В 1913 году в Российской империи проживали 2 448 тысяч немцев, (9-ая по численности этническая группа населения страны), но остзейцев из них было лишь примерно 150 тысяч. Однако влияние этой небольшой группы (примерно 0,1 % всего населения империи) было огромным. Началась история остзейских немцев в XIII веке, когда «псы-рыцари» завоевали и обратили фактически в рабское состояние аборигенные народы края - финно-угорские племена, потомки которых стали впоследствии называться эстонцами, а также близкие славянам племена балтов, предков латышей. В целом остзейское дворянство окончательно сформируется только к XVIII веку, но в своих общих чертах вассалы Ливонского Ордена и архиепископов сложились в сословную корпорацию вскоре после завоевания. Рыцарей в Ливонии было мало - от 400 до 800 «братьев». Помимо воинов-монахов Ордена существовали рыцари - орденские вассалы. Своих вассалов имели епископы Риги, Ревеля и Дерпта. После завоевания Ливонии последовало распределение феодов среди победителей рыцарского сословия. В Курляндии владения получили 648 рыцарей, в Эстляндии - 502, в Лифляндии примерно столько же. Этнически большинство рыцарей были выходцами из германских земель, Переселенцы вначале прибывали преимущественно из нижненемецких земель, а также из Вестфалии, позже - из Гольштейна, Мекленбурга и Померании, а также Нижней Саксонии. Показательно, что в современной Эстонии немцы назывались Saksa, то есть саксонцы. Впрочем, к прибалтийским немцам относились также переселенцы не только из собственно Германии, но и из Голландии, Фландрии, Дании, Швеции. Довольно долго между уроженцами различных германских земель происходили конфликты. Так, выходцы из Вестфалии сумели вытеснить рейнских немцев с большинства административных постов Ливонского Ордена. В ряды рыцарей влились и отдельные представители туземной знати. В частности, влиятельный род Ливенов считал своим предком предводителя народа ливов Каупо, перешедшего на сторону крестоносцев и павшего в бою, сражаясь против своих соплеменников-язычников. Каупо был женат на псковитянке Варваре, а их дочь вышла замуж за некоего русского. Внук Каупо стал первым князем Ливеном. Также от Каупо и псковской княжны вели свою родословную Унгерны. Кроме того, некоторое количество родовых вождей эстов и куршей, добровольно подчинившихся рыцарям, со временем также стали частью остзейского дворянства. Например, туземное происхождение имели родоначальники родов графов фон Дунтен и фон Кошкуль (потомки рыцаря латышского или эстонского происхождения Андрея Коскуль, упоминаемого в акте рижского архиепископа 1302 году). В свою очередь, от рода фон Кошкуль происходили и другие, не менее знатные остзейские роды графов фон дер Пален и фон Розен. От русских князей по женской линии также происходили фон Икскюль (от брака Иоганна фон Бардевис-Икскюль и дочери князя Всеволода Полоцкого), Тизенгаузены (от Вячка Юрьевского), Буксгевдены (от Владимира Псковского). Были и обратные примеры. Так, потомки выехавшего на Русь еще при Иване Грозном барона Икскуля стали русским боярским родом Соковниных. Помимо священнослужителей и рыцарей, немецкое население Ливонии также состояло из осевших в городах купцов, ремесленников, моряков и других категорий горожан. В большинстве своем горожане немецкого происхождения имели особый сословный статус, обладая особыми правами и свободами. В Средневековой Германии такое население городов именовалось бюргерами, и, соответственно, вся прослойка называлась «Bürgerschaft» («бюргершафт»). Хотя поселения городского типа, имевшие торговое значение и также бывшие административными центрами существовали в Прибалтике задолго до появления крестоносцев, но городская жизнь в средневековом понимании сложилась в Прибалтике только после завоевания. Впоследствии в балтийских землях сформировалась прослойка «маленьких немцев» - Kleindeutsche, которые жили и работали вблизи поместий, а также составляли городские низы. И все же именно «немцы» считались на этих землях «народом господ» - Herrenvolk. Покоренные крестоносцами коренные жители Ливонии на себе познали простую истину: «Горе побежденным»! Завоевание изменило в жизни туземного населения абсолютно все и во всех сферах жизни. Немцы считаются сентиментальной нацией, но немецкая власть есть власть жесткая, лишенная всяких сантиментов. Если у русских крепостников все же могли сохраниться определенные патриархальные чувства к «своим» крестьянам, то у правящих по праву завоевателей остзейских баронов по отношению к коренному населению края могло быть только отношение как к полезной рабочей скотине. Завоеватели дали и названия покоренным землям и их обитателям - Esthland (Эстляндия), то есть «восточная земля», чисто географическое понятие, жителей территории назвали Esten («эстами»), а также Lettland (Латвия) и Lette (латыш). Как отмечал современный латвийский автор Э. Буйвид, что немецкие господа о завоеванной стране и о её жителях думали, можно догадаться - letten по-немецки - глина. Подавляющее большинство коренных жителей жили в сельской местности, города же были немецкими. Коренным жителям было запрещено заниматься торговлей и ремеслами за исключением самых простых и тяжелых в качестве грузчиков, носильщиков, плотников, весовщиков и транспортных рабочих. Небюргерам запрещалось открывать лавки, нанимать подмастерьев, вести оптовую торговлю. Даже варить пиво для собственных нужд имели право лишь граждане города. Жестко было предписано, какую одежду должны носить господа и потомки завоеванных. Так появилось понятие «неграждане», относящееся исключительно к латышам. В создании института «неграждан» в 1991 году в Эстонии и Латвии, можно увидеть наглядное проявление комплексов местных маленьких наций, стремящихся почувствовать себя господами. В начале XIV века на той части территории Ливонии, которую сегодня занимает Латвия, проживало около 15 000 немцев, что составляло примерно 5% населения этого региона. Примерно такая же доля немецкого населения могла проживать на землях нынешней Эстонии. Позднее доля немцев в составе населения возросла, но не превышала 10 % от общей численности населения Ливонии. После Ливонской войны Орден распался, но завладевшие прибалтийскими землями Швеция и Польша сохранили в незыблемости все права и привилегии немецких баронов и бюргерства. В ряды баронства органически влились также представители некоторых шведских (например, Врангели), шотландских (Барклай де Толли) и русских родов (так, известны семьи фон Андриановых, фон Барановых, фон Арбузовых), ставшие стопроцентными остзейцами. Еще в XVIII веке пастор А.В. Хупель писал, что в этом краю «называется немцем каждый, кто не крестьянин, и даже если он ни слова не может сказать по-немецки, например, англичане и русские. К этому классу принадлежат помещики, литераторы, домовладельцы, свободные служащие и даже вольноотпущенные, как только они надевают немецкую одежду». Присоединив к себе Лифляндию и Эстляндию, Петр Великий сохранил за местными немецкими баронами и бюргерством все старые привилегии, в том числе и сословную систему дворянского управления и суда. Курляндия, присоединенная к России в 1795 году, также сохранила старую систему управления, неизменную со времен Курляндского герцогства. Остзейские немцы и под российской властью управляли Прибалтикой точно также, как в XIII веке. В этом крае существовал особый правовой режим, отличный от системы общероссийской государственности и характеризовавшийся господством немецкого языка, лютеранства, особым сводом законов (остзейским правом), судопроизводством, управлением и т.д. Функции внутреннего управления краем осуществлялись органами немецкого дворянства. Губернатор любой из трех остзейских губерний, являвшийся представителем центральной власти, вплоть до начала первой мировой войны, был вынужден строить свою служебную деятельность так, чтобы не нарушать привилегий дворянства. Прибалтика почему-то всегда считалась «передовым» и «европейским» обществом. Но ничего не может быть дальше от истины. Во второй половины XIX столетия в прибалтийских губерниях сохранялись в огромном количестве феодальные установления и порядки, уже давно исчезнувшие во всей остальной Европе. Эксплуатация аборигенного населения в Прибалтике носила особенно жестокий характер. Как рабочая сила крестьяне ценились невысоко в буквальном понимании. Уже упоминавшийся пастор А. В. Хупель, приехавший из Саксонии на территорию современной Эстонии, так писал в 1777 году о крепостничестве в крае: «крестьяне здесь не так дороги, как негры в американских колониях; сельскохозяйственного работника можно купить за 30-50 рублей, тогда как ремесленник, повар или ткач могут стоить до 100 рублей. Целая семья стоит примерно эту же сумму; кухонная прислуга редко стоит больше 10 рублей, а дети продаются по 4 рубля за штуку». Начиная с Екатерины II, российские монархи пытались принять меры по улучшению жизни местного населения. Ссылаясь на остзейское законодательство, немецкие бароны умело саботировали все решения центральной власти, стремившейся ввести в Прибалтике общероссийские законы, в частности, земское и городское самоуправление. В 1765 году Лифляндский ландтаг (собрание дворян губернии) объявил, что отмена и даже смягчение крепостного права невозможно, поскольку «рабство заложено в самой природе этих народов». Силу претензиям баронов придавало силу то обстоятельство, что в своей массе они действительно были абсолютно лояльны российскому императору. Огромное количество мореплавателей, генералов, администраторов, ученых, вышли из числа остзейского дворянства. Собственно, именно к этому стремился Петр I, сохраняя и расширяя остзейские привилегии. На протяжении полутора веков такая политика давала прекрасный результат - российская власть всегда могла быть спокойной в отношении стратегически и экономически важных прибалтийских земель, а остзейское рыцарство поставляло империи квалифицированные и лояльные кадры в военный и административный аппарат государства. Имена мореплавателей И. Крузенштерна и Ф. Беллинсгаузена, военачальника М. Барклая-де-Толли, инженера Э. Тотлебена, скульптора П. Клодта, художника В. Тимма, полярного исследователя Э. Толя, панслависта и исследователя русского фольклора О. Миллера, а также многих-многих других остзейцев, навсегда останутся в памяти потомков. Заметим, что здесь и далее речь идет конкретно о прибалтийских немцах, а не только российских деятелях немецкого происхождения, которых также было много. Остзейцы отличались и личными качествами, выделявших их на фоне некоторых категорий российского дворянства. Так, для них не было характерно презрение ко всем видам трудовой деятельности, что было столь свойственно для польских шляхтичей, да и русских старосветских помещиков. Многие остзейцы не без успеха занимались предпринимательской деятельностью. Показательно, что из числа остзейцев вышли 4 министра финансов России (М. Х. Рейтерн, С. Ю. Витте, Э.Д. Плеске, П. Л. Барк). Стремление к получению образования также была присуща остзейцам, и не случайно остзейцы дали России ряд выдающихся ученых. Так что активно занимались остзейцы инженерным делом, составив весьма заметную долю в корпусе инженеров, техников, специалистов горного дела и транспорта (7 остзейцев занимали должность министра путей сообщения). Остзейцы сохранили воинственный дух своих рыцарских предков, и также не случайным было обилие прибалтийских баронов, перед фамилией которых стояла приставка «фон», а оканчивались их фамилии на «-штейн», «-ман», «-бах», «-берг» и «-гейм» в списках российского генералитета. При Екатерине II 9% всех офицеров армии были остзейцами. Когда Александр III просматривал список представленных к генеральским званиям, то, увидев среди бесчисленных баронов, одного офицера по фамилии Козлов, с радостью написал напротив него: «Наконец-то русский»! Справедливости ради надо заметить, что, хотя среди остзейцев не было действительно великих полководцев, но в целом остзейцы в русском военном мундире были аккуратными, исполнительными, храбрыми офицерами, хорошо знавшими и любившими военное ремесло. Существовали целые воинские части, как, например, лейб-гвардии Конный полк, в котором по традиции большинство офицеров были остзейцами. Четверо остзейцев за ратные заслуги были удостоены чина фельдмаршала (М. Б. Барклай де Толли, Ф. Ф. Берг, Ф. В. Остен-Сакен, И. К. Эльмт). Два остзейца - М. Б. Барклай де Толли (1810-12) и А. Ф. Редигер (1905-09) были военными министрами. Из числа остзейцев вышло большое количество мореплавателей России. Три остзейца были морскими министрами (А.В.Моллер, Ф. П. Врангель, Н.К.Краббе). Многие остзейцы делали карьеру внутри России и чаще всего назад не возвращались, становясь обрусевшими немцами (verrusst). Постепенно остзейцы и на родине обрусевали, часто вступали в брак с русскими дворянами. Показательно, что в XIX веке большинство остзейцев имели отчества на русский манер. Среди остзейцев стало распространяться православие. Так, Прасковья Розен возглавляла Введенский монастырь в Серпухове и прославилась как устроитель общин сестер милосердия. Климент Зедергольм был одним из оптинских старцев, оказавшим огромное влияние на философа Константина Леонтьева. Показательно, что даже после исчезновения остзейских немцев как общности в ряду виднейших православных деятелей можно назвать происходивших из остзейских аристократических родов Святейшего Патриарха Алексия II (Ридигера), замечательного духовного писателя Иоанна (Мейедорфа). Из-за обилия смешанных браков, а также расселения остзейцев по всей России многие из остзейцев теряли всякую связь с Прибалтикой, немецкого у них оставались только фамилии. Интересно, что в самые первые годы XX века выделялись два выдающихся государственных деятеля немецко-балтийского происхождения - Сергей Витте и Вячеслав Плеве. Но оба они родились далеко от Балтийских берегов (Витте - в Тифлисе, Плеве - в Мещовске под Калугой). Оба владели немецким языком, но для обоих он не был родным. Впрочем, многие остзейцы, особенно если они проживали за пределами Прибалтики, часто меняли свои фамилии на русские. Так, крупный ученый-ориенталист А. Х. Остенек - Остен-Сакен взял себе фамилию Востоков. Показательны отношения остзейцев к исторической Родине, своим провинциям и России. Германия воспринималась как материнская, то есть историческая, родина (Mutterland). Остзейские провинции считались родным краем (Heimat). Россия была же Отечествoм (Vaterland). Впрочем, остзейцы четко отделяли свой край от «Внутренней России» (Innere Rußland). Русского царя прибалтийские немцы называли кайзером («Kaiser»). При упоминании германского или австрийского императора обычно делалось уточнение, о монархе какой из германских стран идет речь. А царь всегда был просто кайзером. К середине XIX века в 2-х миллионом населении трех Остзейских губерний немцев насчитывалось примерно 180 тысяч. В 1881 году на землях современной Латвии жило 135 120 немцев (что составляло 11,3 % всего населения). В землях современной Эстонии в 1881 году немцы составляли 46 779 человек (5,3 %). В дальнейшем численность немцев постепенно сокращалась не только в относительных, но и в абсолютных цифрах. В XIX веке, согласно переписи населения 1897 года, на землях Латвии проживали 120 191 немцев - 6,2% населения. После этого их численность начала уменьшаться. К 1914 году во всех трех Прибалтийских губерниях проживали 140 тысяч немцев. Но власть остзейцев была прочна и причина этого была весьма прозаична - положение прибалтийских аборигенов официальный Петербург почти никогда не интересовало. Объединение Германии в 1871 году вызвало бурный энтузиазм у остзейцев, и это обстоятельство впервые за полтора века российского владычества в крае поставило под сомнение верность остзейцев России. Собственно, еще в 1848-1849 гг., в ходе германской революции, три прибалтийские российские губернии были объявлены т.н. Франкфуртским парламентом частью общегерманского Рейха. В то время бумажные резолюции этого «парламента» не воспринимались всерьез. Но теперь стремительно поднималась новая мировая держава в виде Германской империи, и ее претензии на обладание «старым немецким краем» в восточной части Балтийского моря теперь уже следовало принимать во внимание. И остзейские порядки стали угрозой территориальной целостности России. В этих условиях имперские власти начали весьма медленную и нерешительную политику русификации, суть которой заключалась в окончательном слиянии Прибалтики с Россией. Результатом этой политики было предотвращение полного онемечивания эстонцев и латышей. Впрочем, развивать культуру коренных прибалтов в то время было весьма сложно. К середине XIX века ни латыши, ни эстонцы не отличались национальным самосознанием. Они не имели даже имени своего этноса. Например, в это время эстонцы называли себя «maarahvad», т.е. «крестьяне», «деревенский народ». И только в 1857 году учредитель первой газеты на эстонском языке «Perno Postimees» Йоханн Вольдемар Яннсен (1819-1890 гг.) вместо прежнего «maarahvas» ввел новое название - «эстонцы». Впрочем, еще в 1905 году в даже официальных документах Эстляндской губернии эстонцы именовались Landvolk (местный люд). Аналогичным образом шло развитие латышей. Только в 60-70- гг. XIX века латышский просветитель Атис Кронвалд создал такие новые для латышей слова, как: Tevija (Родина), Vesture (история), Vestule (письмо), dzeja (поэзия), и др. Первый учебник латышского языка вышел в Риге на русском языке в 1868 году! За год до этого, в 1867 году, были отменены дискриминационные в отношении латышей и эстонцев правила проживания в городах. В результате в городах стала быстро расти категория населения латышской и эстонской национальностей. Итак, к началу XX века эстонцы и латыши более или менее развились в нации. В период перовой русской революции 1905 года остзейцы испытали сильнейший удар со стороны аборигенного населения, а также революционеров всех национальностей, которые ненавидели остзейцев как эксплуататоров. Около 500 немецких имений были сожжены в ходе аграрных беспорядков, 82 землевладельца были убиты по причинам национальной ненависти (в это число не входят убитые революционерами представители власти немецкого происхождения). А в 1914 году разразилась Первая мировая война, нанесшая тяжелую рану остзейцам. Многие из них были депортированы царскими властями вглубь России, некоторые перебежали к германским войскам. Впрочем, основная масса остзейцев сохраняла лояльность России вплоть до Брестского мира. Как выразился один остзейский литератор, «присяга была выше народного чувства». Иначе говоря, при всех своих симпатиях к Германии, остзейцы остались верными России. Русские военачальники из прибалтийских немцев П. К. Реннекампф, И. К. Багговут, Р. Р. Биснек, А. Ф. Бринкен, Н. Ф. Крузенштерн, Н. А. Корф, И. Н. Майдель и многие другие, вероятно, не проявили себя выдающимися полководцами, но никто из них не изменял присяги и не работал на Германию. Когда разразилась революция, остзейцы вдруг оказались брошенными своим Фатерляндом - Россией. Очень немногие остзейцы поддержали большевиков. Так, Роман Пилляр фон Пильхау стал одним из руководителей ЧК. Бывший генерал-лейтенант императорской армии Александр Таубе воевал на стороне красных в Сибири. Крупным военачальником красных был Владимир Ольдерогге. Зато среди вождей белого движения можно назвать имена П. Н. Врангеля, В. О. Каппеля, Е. К. Миллера, Р.Ф. Унгерна, А.П.Ливена. А. А. Лампе. В своем краю в 1918-19 гг. остзейцы воевали в составе своеобразной русско-немецкой армии П. Р. Бермонт-Авалова против новоявленных прибалтийских республик. Однако Антанта опасалась сохранения немецкой власти в Прибалтике, и поэтому под давлением британского флота в ноябре 1919 года Бермонт отступил от Риги. Под давлением Антанты на свет появились три маленьких Прибалтийских республики. С XIII века и по 1918 год история Прибалтики есть история остзейских немцев. Теперь вдруг появилась новая сила - «маленькие, но гордые» прибалтийские народы. Немецкое население после потрясений 1914-20 гг. сократилось более чем вдвое. Многие остзейцы уехали, не желая смириться с господством туземного населения края. В межвоенной независимой Прибалтике оставшиеся немцы подвергались дискриминации. В результате земельной реформы было ликвидировано немецкое землевладение. При этом даже те немцы, которые по каким либо причинам воевал на стороне новоявленных республик, не получил права на владение землей. Одновременно от немцев был «защищен» практически весь госаппарат новоявленных республик. Были переименованы немецкие названия улиц. В Латвии после 1934 года были закрыты Большая и Малая гильдии балтийских немцев, существовавшие с XIV века, а также 14 немецких торговых организаций; было ограничено их право на приобретение недвижимости и установлена цензура на их печатные издания. В конце 30-х гг. многие немцы вынуждены были заменить свои фамилии на латышский и эстонский манер. Численность немцев сокращалась из-за массовой эмиграции. Кроме того, многие немцы и тем более лица смешанного происхождения во всяких анкетах и переписях указывали себя как «латыши» или «эстонцы». Низкая рождаемость приводила к тому, что в Латвии в первой половине 30-х гг. только в результате превышения смертности над рождаемостью немецкое население сокращалось на 500 человек в год. Все больше немцев эмигрировали со своего неласкового Heimat. Так что точное число остзейцев к моменту их исхода остается неизвестным. Официальная статистика Эстонии уверяла, что немцев в республике - 16 тысяч (1,65 % всего населения), в Латвии - 62 тысячи (3,2 %). Впрочем, несмотря на все ограничения, немцы контролировали экономику республик. Из немцев состояла едва ли не вся промышленная буржуазия, техническая интеллигенция и рабочий класс. Хотя земельные владения немцы потеряли, в городах они по-прежнему были экономическими хозяевами. В Риге 36 % всей недвижимости были в руках у немцев. Реально немцы владели гораздо большей собственностью, однако из-за дискриминационных законов вынуждены были переписывать ее на имена зиц-председателей Фунтов из местных. Коренные националы в прибалтийских республиках были в основном крестьянами-хуторянами, и чиновниками. Осень 1939 года стала для остзейцев роковой. 6 октября 1939 года, выступая в рейхстаге Адольф Гитлер впервые заявил, что залогом стабильности послевоенного устройства мира должно стать соответствие государственных и этнографических границ. Немцев, живущих вне Рейха, в том числе и в Прибалтике, «позвали домой». И буквально в тот же день в Ригу и Таллин стали прибывать транспортные пароходы. Так начался Umsiedlung (переселение). Власти Эстонии и Латвии с удовольствием поддержали это решение. Auf Niewiedersehen! (до несвидания), - кричал, провожая пароходы с немцами, диктатор Латвии Карлис Ульманис. Министр юстиции Латвии Х. Апситис радостно объявил: «Группа немецкого народа навсегда уходит с земли латышей и из общности латвийского государства». Он также добавил: «Мы расстаемся без ненависти и своим бывшим подданным желаем светлых дней в новых условиях жизни и работы». Эстонская газета Uus Eesti, неожиданно для официоза обрела дар поэта, 18 октября 1939 года писала: «После ненастной ночи сияет теплое солнце. С ветвей деревьев на древние, но по-модному ныне заасфальтированные таллиннские тротуары падают пожелтевшие листья. Какая погода была семьсот или более лет назад, когда первый немец ступил на исконную землю эстонцев? Этого, к сожалению, никто не знает. Века погрузились в море минувшего, десятки поколений обрушились в землю - долго то время, которое разделяет тот исторический день и нынешний». Этнические немцы Латвии должны были в течение двух месяцев покинуть территорию республик на совершенно грабительских условиях. До отъезда они должны были распродать свое движимое и недвижимое имущество. Немцам было запрещено увозить фамильные драгоценности, произведения искусства, старинные манускрипты. Им было запрещено вывозить любую валюту. При этом государство в это же время ввело запрет на продажу ювелирных изделий, так что конвертировать местные дензнаки в золото и драгоценности у немцев также не получалось. Много имущества немцы были вынуждены просто бросить. За оставленное немцами имущество Латвия осталась должна Германии 91,6 миллиона тогдашних латов. В брошенные немцами квартиры вселялись коренные националы, мебель и бытовые предметы продавались вполцены. Эстонцы и латыши ликовали. Они вдруг почувствовали себя господами. Журналист А. Кродорс так оптимистически писал в латвийском официозе «Бриве земес» 25 ноября 1939 года: «перед латышским народом открывается более ясный и легкий путь к лучшему будущему». Последние группы немцев выехали весной 1941 года, когда Латвия и Эстония были уже советскими республиками. При этом последние выезжавшие не получили никакой компенсации за оставленное имущество. Уехали практически все немцы. Выезжали немецкие школы со всеми преподавателями и учениками. Уехали профессора и студенты немецкого происхождения всех прибалтийских вузов. Заводы и предприятия выезжали в полном составе. Немецкие театры уехали со всеми реквизитами (занавесом, кулисами, мебелью). Выехали немецкие больницы со всем оборудованием, врачами и пациентами. Специальные полицейские комиссии из Германии принимали заключенных в латвийских и эстонских тюрьмах для отправки их в тюрьмы Рейха. Медицинские комиссии вытаскивали немцев из больниц и на специальных пароходах отправляли в Германию. Заодно вывезли обитателей психиатрических клиник. Впрочем, в Рейхе, где уже начала проводится политика эвтаназии, немецких сумасшедших из Прибалтики ждала газовая камера. Работу прекратили все немецкие церковные приходы, культурные и спортивные общества, закрылись немецкие газеты, предприятия и магазины. Уехали специалисты, производящие «Рижский бальзам», выпускавшийся 200 лет, и увезли его секрет (в 1950 году советские мастера воссоздали бальзам, более или менее соответствующий изначальному). Большинство остзейцев оказались не на своей исторической Родине, а в т.н. «Вартегау» - территории, ранее входившей в состав Польши. В хаосе войны остзейцы не могли закрепиться на месте, и в дальнейшем вынуждены бежать в западном направлении. Практически все мужчины призывного возраста были мобилизованы в германскую армию и многие из них сложили свои головы, воюя за Германский Рейх - страну, которая все равно была для них чужой. В 1963 году в Западной Германии проживало около 42 000 немцев из Латвии и Эстонии, а в Восточной - около 10 000. После 1945 года некоторое количество остзейцев поселилось в Канаде, США, Аргентине. Доживающие свой век старики - вот и все, что осталось от надменного и властного народа, твердой рукой управлявшего краем на протяжении семи веков. Их потомки - обычные немцы. Между тем, сами Прибалтийские республики, лишившись «своих» немцев, моментально лишились и почти всего промышленного производства, торговли и коммунального хозяйства. Но поскольку наряду с выездом немцев в Прибалтику входила Красная армия, то все вдруг снова заработало. Однако Прибалтику можно было взять голыми руками, что товарищ Сталин и не замедлил сделать. Остались памятники остзейцам - великолепные города с сохранившейся средневековой архитектурой (впрочем, там есть и все другие архитектурные стили), барские усадьбы и дворцы баронов. Прибалтийские республики, унаследовавшие эти города, не имеют ни государственной традиции, ни экономической самодостаточности, ни языкового, ни этнического единства. После 1939 года, в том числе и при советской эпохе, в Прибалтике особенно ярко проявляется тенденция к национализации чужих - исторических, экономических, политических и культурных достижений в крае. Исторические события переписываются с перекосом в пользу «коренных» наций, которые объявляются самостоятельными участниками всех политических, социальных и культурных процессов, которые когда-либо проходили в Прибалтике. Имена уроженцев Прибалтики пишутся с применением местных суффиксов и окончаний, так что у восторженного туриста вполне может появиться мысль о том, что все это великолепие создано местными «титульными» нациями. Попытки все сделать «национальным» распространяется даже на архитектуру прибалтийских городов. Архитектурные памятники приобретают не свойственный им эстонский и латышский колорит. На информационных стендах для туристов (кстати, большинство таких стендов не содержат тексты на русском языке), расположенных возле исторических памятников времен Российской империи и СССР, стараются вообще не упоминать, когда и при каких властях все это было создано. Делаются и откровенные фальсификации, когда, например, на фотографиях прибалтийских городов XIX и начала XX вв. (при Российской империи) вывески и надписи, которые сделаны на русском, немецком, польском или идиш, заменяют на надписи на языках коренных национальностей. Доходит до таких дикостей, как замена латинских, немецких, русских или польских надписей на памятниках архитектуры и даже могилах, надписями на национальных языках. И все это - под стенания о «пакте Молотов-Риббентроп», благодаря которому, собственно, аборигены и стали жить в прибалтийских городах. И когда какой-нибудь либерал начнет с мировой тоской в глазах говорить о том, какая свободная и процветающая Прибалтика была до «советской оккупации», то напомните ему, что все, что есть в Прибалтике, кроме самих прибалтов, сделано другими. """""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""" АВТОР - Сергей Лебедев
Источник