Татары на фронте. Первая мировая.
Оригинал взят у oper_1974 в Татары на фронте. Первая мировая.
"Накануне Первой мировой войны в рядах царской армии в качестве нижних чинов проходили службу 38 679 татар-мусульман (что составляло 3,1% от общего числа нижних чинов). Среди 269 офицеров, исповедующих ислам, также большинство являлось татарами.
После объявления мобилизации количество призывников увеличилось до нескольких сотен тысяч. В Первой мировой войне по разным данным принимали участие более одного млн. татарских солдат. Для татарского народа, численность которого только в Волго-Уральском регионе в начале XX века составляла чуть больше 3,5 млн человек, это были колоссальные цифры.
Помимо нехватки еды, для татар-мусульман был непривычным и сам состав армейской кухни. После преимущественно мясомолочной и мучной еды, они с трудом привыкали к овощам и, особенно, к капусте. Татары в дореволюционный период не рассматривали овощи как серьезную еду, они служили для них лишь дополнением к основной пище.
Кроме того, для солдат-мусульман имело значение, какое мясо им подавали. Например, по замечанию военного цензора города Казани Н.Ф. Катанова, в некоторых татарских письмах имелись жалобы, что приходится есть свинину. Не случайно и во время съезда солдат-мусульман в Москве зимой 1917 года одним из поставленных вопросов был "свинины не кушать".
Один из частых сюжетов в татарских баитах - это религиозный вопрос. Солдат волновало то, как поступят с их телами после смерти. "В письмах авторы-татары просили прислать "молитвы на разные случаи жизни", ссылаясь на то, что подобных молитв у русских много, - отмечал в своем отчете Н.Ф. Катанов в 1915 году.
Вероятно, в ответ на такие просьбы родственники отправляли в действующую армию суры из Корана. Для того чтобы уберечь себя от пуль, записи с молитвами советовали класть за пазуху сбоку.
Некоторые призывники-мусульмане, уже собираясь в дорогу, брали с собой амулеты, подготовленные родными. "Если Бог нас избавит от настоящего положения, и мы вернемся благополучно домой, то всю жизнь молился бы Богу", писал в 1917 году солдат А. Хамидуллин в письме родственникам.
"Что значит наша нация без всяких прав: у русских на войне присутствуют священники, которые приобщают своих солдат, а у нас, мусульман, этого нет. К нам мулл не назначают, несмотря на то, что у нас больше половины солдат мусульмане, которые умирают без муллы и их хоронят вместе с русскими в одной могиле...", - такие письма с фронта отмечала военная цензура Казанской губернии.
Вопрос о военных муллах был очень актуальным и обсуждался еще в довоенное время. Вновь вернулись к нему уже с началом войны, на Всероссийском мусульманском съезде в 1914 году было принято решение ходатайствовать об отправке по одному мулле в каждую дивизию. Но сразу обеспечить все полки военными муллами не удалось, и в 1915 году они служили либо при штабах, либо в национальных полках.
Надо отметить, что татары служили в смешанных войсках, национальные формирования состояли, в основном, из кавказских мусульман. Штатные должности дивизионных мулл все же были введены лишь указом Николая II от 15 июля 1916 года.
Ментальный фатализм солдата-татарина не отменял его повседневных интересов, разнообразных потребностей, которые ограничивались не только едой, табаком, сном, теплой одеждой (регулярные жалобы в солдатских письмах), но и имели свои национальные особенности.
Кроме отмеченной выше просьбы о назначении военных мулл, солдаты жаловались на отсутствие в полку собеседников-татар, татарских книг и газет, на запрет говорить на родном языке (их тут же сравнивали с турками). В иноязычном мире они чувствовали себя одинокими, иногда даже изгоями.
Муллы нужны были не только для правильного выполнения похоронных обрядов, но и для поддержания боевого духа солдат (давали наставления перед боем), дисциплины и социального контроля.
Например, после боя некоторые санитары и солдаты занимались тем, что искали в карманах погибших деньги и другие ценные вещи. Иногда это граничило с откровенным цинизмом, когда дело касалось не мертвых, а еще живых солдат.
В таких условиях очень важна была роль священнослужителей, которые в своих проповедях говорили не только о гражданском долге, но и указывали на основные человеческие ценности. Нормы поведения корректировались и солдатскими суевериями.
"Мы с сыном Шипшуговского муллы вместе взяли - было, - писал в 1916 году солдат Нигмаджан Баймуратов в Казанский уезд, - Он взял у покойника фонарь, теперь его и самого не стало, а я не брал у умершего человека, так как если возьмешь, его пуля и тебе достанется".
В годы Первой мировой войны татарская буржуазия принимала активное участие в судьбах турецких военнопленных, которые были рассредоточены по всей Российской империи. К примеру, татары, несмотря на то, что их единоверцы воевали на стороне противника, добились того, чтобы погибших турок хоронили по исламскому обычаю, а беглым выжившим помогали успешно скрываться.
Например, уже в феврале 1915 года в прессу попало сообщение о том, что в Самаре ежедневно умирают около 100 пленных турок. Местных жителей из числа татар возмутило то, что при их погребении не соблюдаются мусульманские обряды.
По ходатайству оренбургского муфтия, самарскому мусульманскому духовенству разрешили хоронить пленных по исламскому обычаю, а также они должны были фиксировать в метрических книгах основные данные умершего: фамилию, имя, отчество, полк и роту.
В феврале 1915 года петроградская генеральша Магипарваз Шейх-Али получила разрешение на устройство благотворительного сбора в пользу больных турецких военнопленных. Таким образом, татарская общественность не могла оставаться равнодушной к положению своих единоверцев, пусть даже бывших солдат армии противника.
Масштабное расследование органов политического сыска Российской империи, вылившееся в так называемую переписку, или дело "О татаро-турецкой организации, существовавшей в городах империи, занимающейся подготовкой и осуществлением побегов из России военнопленных офицеров враждебных нам государств".
Началось оно 1 января 1916 г., когда начальник контрразведывательного отдела штаба Одесского военного округа подполковник Якубов на границе с Румынией задержал молодого человека, который предъявил паспорт на имя испанского подданного Пабло Кальцадо, выданный испанским консулом в Одессе.
Однако при допросе задержанный был уличен в незнании испанского языка и неумении креститься. В дальнейшем он признался, что является ротмистром 8-го драгунского полка турецкой армии Мустафой Закарией, военнопленным, бежавшим из иркутского госпиталя.
Допрос турецкого офицера изумил контрразведчика, так как, по полученным сведениям, в России существовала отлаженная мусульманская организация по подготовке побегов пленных из госпиталей и лазаретов, где режим содержания был относительно мягким.
4 февраля 1916 г., аресту и обыску подверглись все пленные турецкие офицеры в Иркутске, а также предприниматели, названные М. Закарией. Аналогичные действия жандармерия провела в Уфе, Казани, Оренбурге, Петрограде.
В рамках этого дела были задержаны и обысканы книгоиздатели братья Каримовы, священнослужитель Лотфулла Фаткуллович Исхаков, бывший иркутский имам, военный мулла Губайдулла Абдурашитов и др. Правда, казанская жандармерия, проводившая обыск у братьев Каримовых 16 января и у коммерсанта З. Шафигуллина 21 января 1916 года, не выявив ничего предосудительного, оставила их на свободе.
Здесь, наверно, следует говорить об искреннем сочувствии татарской общественности к судьбам турецких военнослужащих, попавшим по злой воле войны в тяжелую жизненную ситуацию. Безусловно, татарские предприниматели, духовенство, интеллигенция всеми силами старались облегчить участь единоверцев, оказывая им материальную и моральную поддержку и, в какой-то степени, содействие в возвращении на родину".
https://realnoevremya.ru/articles/40292
"Накануне Первой мировой войны в рядах царской армии в качестве нижних чинов проходили службу 38 679 татар-мусульман (что составляло 3,1% от общего числа нижних чинов). Среди 269 офицеров, исповедующих ислам, также большинство являлось татарами.
После объявления мобилизации количество призывников увеличилось до нескольких сотен тысяч. В Первой мировой войне по разным данным принимали участие более одного млн. татарских солдат. Для татарского народа, численность которого только в Волго-Уральском регионе в начале XX века составляла чуть больше 3,5 млн человек, это были колоссальные цифры.
Помимо нехватки еды, для татар-мусульман был непривычным и сам состав армейской кухни. После преимущественно мясомолочной и мучной еды, они с трудом привыкали к овощам и, особенно, к капусте. Татары в дореволюционный период не рассматривали овощи как серьезную еду, они служили для них лишь дополнением к основной пище.
Кроме того, для солдат-мусульман имело значение, какое мясо им подавали. Например, по замечанию военного цензора города Казани Н.Ф. Катанова, в некоторых татарских письмах имелись жалобы, что приходится есть свинину. Не случайно и во время съезда солдат-мусульман в Москве зимой 1917 года одним из поставленных вопросов был "свинины не кушать".
Один из частых сюжетов в татарских баитах - это религиозный вопрос. Солдат волновало то, как поступят с их телами после смерти. "В письмах авторы-татары просили прислать "молитвы на разные случаи жизни", ссылаясь на то, что подобных молитв у русских много, - отмечал в своем отчете Н.Ф. Катанов в 1915 году.
Вероятно, в ответ на такие просьбы родственники отправляли в действующую армию суры из Корана. Для того чтобы уберечь себя от пуль, записи с молитвами советовали класть за пазуху сбоку.
Некоторые призывники-мусульмане, уже собираясь в дорогу, брали с собой амулеты, подготовленные родными. "Если Бог нас избавит от настоящего положения, и мы вернемся благополучно домой, то всю жизнь молился бы Богу", писал в 1917 году солдат А. Хамидуллин в письме родственникам.
"Что значит наша нация без всяких прав: у русских на войне присутствуют священники, которые приобщают своих солдат, а у нас, мусульман, этого нет. К нам мулл не назначают, несмотря на то, что у нас больше половины солдат мусульмане, которые умирают без муллы и их хоронят вместе с русскими в одной могиле...", - такие письма с фронта отмечала военная цензура Казанской губернии.
Вопрос о военных муллах был очень актуальным и обсуждался еще в довоенное время. Вновь вернулись к нему уже с началом войны, на Всероссийском мусульманском съезде в 1914 году было принято решение ходатайствовать об отправке по одному мулле в каждую дивизию. Но сразу обеспечить все полки военными муллами не удалось, и в 1915 году они служили либо при штабах, либо в национальных полках.
Надо отметить, что татары служили в смешанных войсках, национальные формирования состояли, в основном, из кавказских мусульман. Штатные должности дивизионных мулл все же были введены лишь указом Николая II от 15 июля 1916 года.
Ментальный фатализм солдата-татарина не отменял его повседневных интересов, разнообразных потребностей, которые ограничивались не только едой, табаком, сном, теплой одеждой (регулярные жалобы в солдатских письмах), но и имели свои национальные особенности.
Кроме отмеченной выше просьбы о назначении военных мулл, солдаты жаловались на отсутствие в полку собеседников-татар, татарских книг и газет, на запрет говорить на родном языке (их тут же сравнивали с турками). В иноязычном мире они чувствовали себя одинокими, иногда даже изгоями.
Муллы нужны были не только для правильного выполнения похоронных обрядов, но и для поддержания боевого духа солдат (давали наставления перед боем), дисциплины и социального контроля.
Например, после боя некоторые санитары и солдаты занимались тем, что искали в карманах погибших деньги и другие ценные вещи. Иногда это граничило с откровенным цинизмом, когда дело касалось не мертвых, а еще живых солдат.
В таких условиях очень важна была роль священнослужителей, которые в своих проповедях говорили не только о гражданском долге, но и указывали на основные человеческие ценности. Нормы поведения корректировались и солдатскими суевериями.
"Мы с сыном Шипшуговского муллы вместе взяли - было, - писал в 1916 году солдат Нигмаджан Баймуратов в Казанский уезд, - Он взял у покойника фонарь, теперь его и самого не стало, а я не брал у умершего человека, так как если возьмешь, его пуля и тебе достанется".
В годы Первой мировой войны татарская буржуазия принимала активное участие в судьбах турецких военнопленных, которые были рассредоточены по всей Российской империи. К примеру, татары, несмотря на то, что их единоверцы воевали на стороне противника, добились того, чтобы погибших турок хоронили по исламскому обычаю, а беглым выжившим помогали успешно скрываться.
Например, уже в феврале 1915 года в прессу попало сообщение о том, что в Самаре ежедневно умирают около 100 пленных турок. Местных жителей из числа татар возмутило то, что при их погребении не соблюдаются мусульманские обряды.
По ходатайству оренбургского муфтия, самарскому мусульманскому духовенству разрешили хоронить пленных по исламскому обычаю, а также они должны были фиксировать в метрических книгах основные данные умершего: фамилию, имя, отчество, полк и роту.
В феврале 1915 года петроградская генеральша Магипарваз Шейх-Али получила разрешение на устройство благотворительного сбора в пользу больных турецких военнопленных. Таким образом, татарская общественность не могла оставаться равнодушной к положению своих единоверцев, пусть даже бывших солдат армии противника.
Масштабное расследование органов политического сыска Российской империи, вылившееся в так называемую переписку, или дело "О татаро-турецкой организации, существовавшей в городах империи, занимающейся подготовкой и осуществлением побегов из России военнопленных офицеров враждебных нам государств".
Началось оно 1 января 1916 г., когда начальник контрразведывательного отдела штаба Одесского военного округа подполковник Якубов на границе с Румынией задержал молодого человека, который предъявил паспорт на имя испанского подданного Пабло Кальцадо, выданный испанским консулом в Одессе.
Однако при допросе задержанный был уличен в незнании испанского языка и неумении креститься. В дальнейшем он признался, что является ротмистром 8-го драгунского полка турецкой армии Мустафой Закарией, военнопленным, бежавшим из иркутского госпиталя.
Допрос турецкого офицера изумил контрразведчика, так как, по полученным сведениям, в России существовала отлаженная мусульманская организация по подготовке побегов пленных из госпиталей и лазаретов, где режим содержания был относительно мягким.
4 февраля 1916 г., аресту и обыску подверглись все пленные турецкие офицеры в Иркутске, а также предприниматели, названные М. Закарией. Аналогичные действия жандармерия провела в Уфе, Казани, Оренбурге, Петрограде.
В рамках этого дела были задержаны и обысканы книгоиздатели братья Каримовы, священнослужитель Лотфулла Фаткуллович Исхаков, бывший иркутский имам, военный мулла Губайдулла Абдурашитов и др. Правда, казанская жандармерия, проводившая обыск у братьев Каримовых 16 января и у коммерсанта З. Шафигуллина 21 января 1916 года, не выявив ничего предосудительного, оставила их на свободе.
Здесь, наверно, следует говорить об искреннем сочувствии татарской общественности к судьбам турецких военнослужащих, попавшим по злой воле войны в тяжелую жизненную ситуацию. Безусловно, татарские предприниматели, духовенство, интеллигенция всеми силами старались облегчить участь единоверцев, оказывая им материальную и моральную поддержку и, в какой-то степени, содействие в возвращении на родину".
https://realnoevremya.ru/articles/40292