«На первом уроке, он посмотрев мои способности, сказал, что я, блять, талант!..»
Оригинал взят у salatau в «На первом уроке, он посмотрев мои способности, сказал, что я, блять, талант!..»
Представляю вниманию публики рассказ моего друга, писавшего под псевдонимом Усталый Путник:
«Не знаю как назвать»
Снова хочу купить аккордеон. Мое детство проходило не в академической семье и многих слов в ней не знали. Но слово аккордеон в ней звучало. Отец и мать помнили с войны, как у них там один мужик играл…. А у отца политрук…. Короче, с первыми двумя детьми не получилось заняться музыкой, может не успели, или там некогда было и решили отыграться на мне. Одна вчительша посоветовала начать с пианины. В аккордеоне надо растягивать меха, а я еще маленький и может сил не хватить на много часовые занятия…Батя говорил, что многочасовых не получится, нужно ж кому то и навоз из под коров чистить, напоить, накормить…у моих брата и сестры тоже забот и обязанностей хватало. Денег в колхозе не платили и выживали только за счет натурального хозяйства. Я не представлял, что можно еще чем то заниматься, кроме как ухаживать за скотиной, огородами, птицей… В мои 7 лет праздник был по субботам, когда мы ходили в колхозную баню. После бани отец покупал мне ситро аж 2 стакана и я считал, что это и есть высшее наслаждение. Но как то в субботний вечер к нам пришла тетка с усами и пожирая наши пирожки, пыталась втюхать мне, что высшее наслаждение - это музыка. Я ей не верил, но не говорил. Родители радостно кивали... А я уже как то раз слышал музыку по радио и мне что то не понравилось. Радио в колхозе редко включалось ибо нехуй, колхозники работать начинали с 4 утра и начальник радио узла Семен Львович часто принимал слабительное. Так он называл самогон. Мать говорила, что жиды всегда влезут туда, где работать не надо. Тогда я еще не знал что такое жид. По праздникам у нас собирались соседи и пели украинские песни. Мне нравилось. Уж не знаю, что больше, то как поют или то, что в такие дни родители делали все сами и нас работать не заставляли. Ну… как то так.
В один из дней, мать отвела меня в школу, туда я еще не ходил по возрасту и привела в какой то кабинет, где стояла пианина. Такая огромная, черная…Не понравилось, что тетка с усами юлила вокруг и нажимала корявыми толстыми пальцами по клавишам. Из пианины выходили звуки, которые гулом расходились по пустому залу и меня пугали. Я для себя решил с пианинной завязать, а тетка тыкала мне в бок своими пальцами и улыбаясь требовала попробовать нажать и меня. Я нажал. Мать заулыбалась, а еврейская пизда констатировала, что у меня безусловный талант и первый взнос за обучение будет 15 рублей. Это тогда были огромные деньги. Мать, сдуру согласилась. Ей представлялось, что в будущем я не буду чистить навоз, а буду сидеть в москве, играть в концертном зале, а она в бархатном платье - на первом ряду и все будут смотреть на нее, поскольку я ее сын… На утренней дойке мать объявила, что ее сын «будить музыкант композитор» Кто такой или что такое композитор она не знала, но к слову музыкант надо было обязательно что ни будь добавить. Ну как главный агроном, или инженер конструктор…Просто механизатор или просто инженер, это не то. Два слова, это всегда круче.
Пианину привезли на следующий день и я с ужасом понимал, что родители либо влезли в ахуительные долги, либо потратили все свои сбережения. Сара Хаимовна, так звали пизду с усами, уже крутилась рядом и показывала место для инструмента. Затем позвали брата и сестру и всей семьей расселись смотреть мой первый урок. Сара им сыграла что знала, репертуар у нее был не большой и попросила всех удалиться. Ибо искусство не требовало суеты.
Я учил ноты и гаммы, гаммы и ноты. На музыку, которую пели по праздникам, это нихуя не походило. Родители дежурили по вечерам и по очереди. Чтобы я не сбежал и занимался, днем вахту несли старшие родственники и соседи. Скажу одно. То, что я выжимал из пианины - никому не нравилось, поэтому были послабления. Отец однажды спросил, когда я начну играть хоть какие то песенки. Я честно сказал, что у пианины цвет не тот, а Сара сказала, что дело не в цвете и только через год, мы можем перейти к произведениям. Но все соседи склонялись к моей версии. Инструмент был коричневым, а должен был быть черным и именно поэтому звук не тот. Звук, который воспроизводил я, был действительно наихуевейшим. Но черной пианины в городе в то время не было. Батя поговорил со мной как со взрослым и советовал все таки пересмотреть мое отношение к музыке. В разведке это пригодится… Все рассказывал как выручало их политрука умение играть на инструменте во время войны… Мать говорила, что все девки будут моими…. Короче, уговаривали как могли. Мне было глЫбако плевать на всех девок и я ждал чуда и освобождения. Чудо в скором времени произошло. Сару посадили в тюрьму, за какие то там махинации, но радость была не долгой. На пианине умел играть директор совхоза, который недавно организовался и директор прослышав про горе в семье, денег то вбухано в инструмент и обучение…решил обучать меня дальше. Причем бесплатно.
На первом уроке, он посмотрев мои способности, сказал, что я, блять, талант. Я в свою очередь пригрозил ему, что его скоро посадят за мохинации. Урок сразу как то закончился и мы пошли в столовую, где директор купил себе пиво, а мне целую бутылку ситра и котлету с картошкой. Какое то время мы пили молча. Потом Иннокентий Иннокентьевич стал спрашивать, что разве есть какие то разговоры? Может родители говорят или там… соседи? Я честно сказал, что я и сам это знаю, поскольку Сару то посадили, значит и ему туда же скорая дорога. Он погладил меня по головке и спросил, кем я хочу стать. Я ответил, что хочу быть как отец - разведчиком…
Я пошел в школу. Уроки на пианине не прекращались. Мне как то стал нравиться директор. На мой взгляд он был добрым. Выписывал корма для скотины моему отцу чаще, чем другим и это позволяло жить чуть лучше, а мне давал 22 копейки, когда я не выучивал урок и я шел в столовую пожрать котлету с картошкой. Постепенно стал соображать, что я разоряю директора своими невыученными уроками и директору самому будет нечего есть. Пришлось учить…
Прошло время. Я уже учился в пятом классе. Изредка ходил к директору, которого еще почему то не посадили и разучивали какие то джазовые композиции… Родители охладели к моей музыке и вроде все шло как обычно, как вдруг, в выходной день Батя привез аккордеон. Инструмент был потрясающе красивым. Красный. С перламутровыми клавишами…пять регистров… Немецкая фирма Фирутти. Просто привез и все. Когда мать спрашивала на какие деньги, он все отшучивался. Он с зарплаты в 45 рублей откладывал по рублику или по скольку там… и накопил…Воровать он не мог. Всегда говорил, что он русский а не еврей какой ни будь, поэтому не ворует. Я думаю это был подвиг… Когда друзья шофера звали попить пивка, он отнекивался… экономил… В душе видимо теплилась мечта…
На первое занятие меня отвезли в город, в муз училище. Потом я должен был после уроков ездить туда сам. Работы по хозяйству никто не отменял. Весной, летом и осенью нужно было именно «пахать» на всех фронтах. С возрастом увеличивались и нагрузки. Поиграть в футбол или баскетбол с пацанами, я мог только в школе. Мне онастахуела вся музыка и аккордеон в особенности. Меня больше привлекали книги и я читал из запоем. В школе оставался на все факультативы, лишь бы был отмаз не ехать в город…С одной стороны я показывал потрясающие результаты в школе, а с другой… Батя требовал каждый раз от меня отчет. Аккордеон такая вещь.. что в деревне его слышно не как пианину…То есть если я занимаюсь, перед тем как идти чистить навоз и кормить хозяйство, то это слышат все. Если нет, то нет. Все в деревне выучили мое расписание и репертуар…
Моральных сил никаких не оставалось. Я возненавидел инструмент. В один из дней, когда отец был на уборке (урожая), я сложил аккордеон в кофр и закопал под орехом. Чухнулись не сразу. Может после возвращения родителей им было не до того. Все устали.. рассказывали как они там все убрали, сколько пшеницы им там дадут за это, сколько денег заработают…. А потом Батя говорит, а сынок… а сыграй мне розамунду…А я стою и молчу…сказать, что украли нельзя. У нас тогда никто ничего не воровал. Замков на дверях не было. Просто если никого нет, а кто то приходил, то звал, звал и опять уходил. Не отвечает же никто.
Меня побили. Я это помню до сих пор. Мне 49, отцу 85, а я помню…Я не пытался защищаться или убежать… Просто стоял и все. С каждым ударом отец отдалял меня от своей мечты. Намертво. Похоже он это понял и пошел искать. Как опытный разведчик опросил жителей, всех соседей, проверил предположительные места, где я мог закопать, оставить или утопить инструмент. Рассчитывал время от моей последней засветки и примерное расстояние куда я мог уйти…Ему помогала вся деревня. Затем он перерыл весь наш приусадебный участок…Говорил: «Сынок, блять, ты не инструмент закопал, ты талант в землю зарыл…» На этом музыка закончилась. Через неделю отец купил где то у барыг патефон с пластинками и молча поставил его передо мной… Это было ранним утром, когда я еще спал… На пластинках был Миллер, Гудман, Гершвин, Армстронг, Утесов…
Я был сопровождающим группы « строителей» в Конго. После удачной операции, мы возвращались на «базу». При чем не свою, а как получится, поскольку партизаны могли прийти к власти, а через несколько дней все менялось. Следовало пройти через… и подойти к порту … там наняться грузчиками или любой другой ветошью и на любом борту уйти в Луанду. И уже только оттуда в … Если не получалось, то следовало «своими силами» то есть подохнуть, или пешком дойти ( слово то какое - дойти…) в зону действия кубинских миротворцев. СДСП или Мпла , Унита, похеру было с кем воевать, лишь бы кормили и денег давали. Да и грабить всегда есть возможность. Особенно сложно находиться в местах скопления живой силы. Поэтому среда там всегда агрессивная.
Патронов почти не осталось, одежда стерта., жопа постоянно « в мыле». Все оборвано, обоссано и обосрано. Приходилось руками и мачете расчищать себе дорогу в джунглях. Менялись периодически. Мышцы рук уставали до того, что кисть руки вдруг не выгибалась и все. Сводило. Тогда левой рукой нужно было выгибать ее обратно. Потом разминать… руки болели так, что было больно снять штаны и еще больнее, когда одеваешь обратно. Когда по необходимости берешь гениталии пальцами, то казалось, что ничего нежнее в мире просто не существует. На «нытиков», кто больше не мог ничего держать в руках, одевали … не рюкзак, такой большой мешок с дырками, в которые вкладывали оружие , а между ними провиант, какой остался. Все это пытались стянуть либо лианами, либо просто длинными стеблями или чем попало, чтобы не выпало. Сельва влажная и проблем с водой не было. Ныл низ спины и не переставал ныть, даже когда сидишь на привале. Главное не подвихнуть ногу. Это уже был алес и каждый это понимал. Шли пятые сутки. Молча. Изредка кто нибудь из группы начинал истерически хохотать, но это нормально. Троп не было и даже если бы были - их нужно было избегать. Если бы встретился местный житель, то его пришлось бы убить, а патронов совсем мало и прогнозировать ситуацию в нашем случае было невозможно.
Интересно было наблюдать за собственным организмом. Ноги и руки тряслись сами по себе, хотя мозг этой команды не давал. Плечи двигались, нога, если ее поднять, голова…Организм как будто не твой. Идешь, а видишь себя со стороны и еще советы самому себе даешь.
В джунглях темнеет быстро, поэтому на ночлег ставали пораньше. Нужно было устроить гнездо на каком ни будь дереве. Под ногами хлюпает, костер не разведешь, да и нельзя, да и толку от него нет, да даже если бы и были условия то какая от костра польза, когда все болит… следить за ним некому, да и сил нет. Гнезда строили все по разному. Главное заползти и сеточку навязать. Чтобы какая ни будь падла не укусила. Мало ли… Затем увязать и уложить в ней себя. Не привязаться нельзя. Писять и какать ночью - извернувшись, то есть почти лежа. Сон … ну не знаю как описать. Это не сон. Скорее полудрема и стоны на разный лад. Завывания у каждого свои. То ручке надо кроватку, местечко устроить, то ножке, то спинке… Если бы кто случайно забрел к стоянке - издох бы со страху. Кстати животных не видели. Боялись наверно. В любой местности свои особенности и правила. В этой - такие.
Иногда утром не вставали. Если никто не скажет: « ну что пойдем потихоньку?», то лежим. Около 3-4 часов дня, перекусим что там осталось и ладно. На следующее утро уходим. Тропы нехоженые и нарваться на схрон - дохлое дело. По сухому идти лучше. Но оно, сухое, шевелится, ползает. Кто то там постоянно куда то, что то несет, или переползает… Такая гадость… радовало, что змеюки в жиже мыша не ловят и птички там гнезд не вьют. Прививки спасали от малярии, а как рассказывали ребятки, тропическая бабочка в теле яиц не откладывала. Я не знаю, эта бабочка разве в африке есть? Ну да хуй с ней.
Может возникнуть вопрос, а какого хуя мы там делали? А помогали. Американоизраильское не должно было там работать. Оно должно было либо взрываться, либо приходить в окончательную. негодность. Только Советские специалисты должны были приглашаться на добычу полезных ископаемых…А там их…Это я про ископаемые. И сейчас полно. Надо было домой везти, пока была возможность… Эх, бля. И так в каждой стране.
Задача была выбраться к речке. В том месте, куда шли, она была уже без порогов. Ну там маленькие, те не в счет. Там любой рыбак за кусок золота мог довезти либо в Браззавиль, либо Киншасу. В нашем случае похер куда. Плыли долго, останавливались возле маленьких деревень, на ночлег и покушать. Были осторожны, на сколько это было возможно. Местные жалели белых и давали травки приложить к ушибленному месту. Извозчик расплачивался с ними сам. Скорее всего им он нихуя не давал. Это была сказка для нас. Поскольку платили золотом.
Шли в пределах видимости берега. Речка на столько широкая, что другого берега видно не было. Если он возникал на горизонте, с противоположной стороны, то это был остров. Мы заходили на некоторые острова, чтобы заправиться. Нигер жалел соляр и все пытался сэкономить, выключал двигатель и пытался плыть по течению. Мы объяснили товарищу, что если кто- то из его соплеменников нас догонит или мы увидим знакомую лодку на горизонте, то сразу пиздец и лодке и товарищу, а дальше мы пойдем сами. Это подействовало. Был только один мелкий, неприятный случай, когда на одной из заправок, было замечено передвижение вооруженных людей. Пока Нигер бегал с канистрами, поскольку «заправка», это чисто условное название, люди с оружием передислоцировали свои силы с плохо скрытым намерением захвата группы белых людей. В результате противодействия неожиданному противнику, была полностью уничтожена живая сила противника и прилегающая территория. Потерь с нашей стороны не было. Радовался этому только извозчик, поскольку платить за соляр не пришлось.
Подошли к порту Киншасы через рукав, слева от острова и стали на краю Кингабвы. Закопали оружие, провиант, немножко золота. Пока готовили схрон - извозчик и наш товарищ остались на борту. Далее следовало приступать к пункту эвакуации. Надо сказать, что порт Киншасы огромен и растянут на многие километры вдоль побережья. Найти какой ни будь сухогруз местный или ООНовский, нам казалось, что большого труда не составит.
Легенда откатана и отработана до нас. Оборванных, избитых, раненых, заблудившихся советских специалистов, а главное белых, блять, можно было либо убить ради смеха, либо взять в плен для хоз нужд, либо поменять на мелочь у правительства. К правительству не очень хотелось. Там посадят в общую тюрьму и будут задавать вопросы. Кто из вас был в африканской тюрьме? Ну ладно, это отдельная тема. Предвижу вопросы, а как же советник нашего посла, который должен… Отвечу сразу. Почитайте на артофваре. Они нихуя, никогда никому не должны. Ни тогда, ни сейчас. Они-с деньги зарабатывают… Ну да хуй с ними.
Идя на нашей лодочке вдоль береговой линии, где стояли многочисленные суда, верфи, причалы, склады, грузы, местные проститутки… заметили сухогруз « Тироль» под немецким флагом. В то время там, ООН пыталось навести порядок и флагов было полно всяких. Ну просто повезло. Подошли к трапу… Долго беседовали со старпомом, потом спустился капитан… Скулили долго. Не знаю в чем причина, но он согласился взять только шестерых из семи. И то только до Бенгуэллы. Борт шел в Кейптаун, а в порт Луанды не зайти… и это было действительно так.
Кто должен был уходить? Надо было подсуетиться как то, типа товарищу помочь израненному, ну и вместе с ним на трап заползти…Но у меня ума не хватило. Молодость, бля… Остался я. Ребята, конечно попрощались, сунули по кусочку золота, но в глазах… Так смотрят, когда провожают в последний путь. Извозчик на меня смотрел так же, но заметив движения рук - сообразил и заметно повеселел. Запел свою песенку… Ребятки ушли, а я все стоял охуевший и все никак не мог поверить в происходящее. Нигер, доставивший нас сюда, как будто знал, чем дело закончится и не уходил. Мы тоже подозревали, что могли не все сразу уехать, поэтому расплатившись, не гнали его, но чтобы так… Пора было уходить. Я все стоял и стоял. А хуля? И тут, смотрю спускается матрос, а в руках у него аккордеон. Красный. Фирмы Фирутти. Пять регистров. Сунул его мне, сказал, что старпом велел передать и ушел. Я продолжал находиться в охуевшем состоянии, а извозчик цокал языком, пытался погладить инструмент и предлагал мне за него отвезти туда же, где всех нас подобрал. Там по его мнению было безопасно.
Страх - это Заповедь, включающая в себя все Заповеди, потому что она является воротами к вере Творца, ибо в мере страха получает человек веру в Управление Творцом. И поэтому не забудет о страхе в выполнении каждой Заповеди, а тем более в Заповеди любви, в которой особенно необходимо возбудить одновременно страх, потому что в Заповеди любви Заповедь страха должна постоянно присутствовать. ( это я где то взял, не помню)
Я в бога не верил. Тем более в того, что жидовня подсунула остальному миру для возможности управления. Я более склонялся к сущестованию Перуна, Сварога, Макоши… Поэтому страх был, а на бога я не надеялся. Да какой там страх… Ужас, блять. Мы медленно проплывали вдоль пирса и я надеялся, что кто -то из людей меня заметит с борта и окликнет… Ну хотя бы спросить какого хуя я тут делаю… Все заняты своими делами. Им не до меня. И это правильно. Они на работе, а не в ресторане. Я должен сойти на берег и дальше идти сам, полагаясь на чудо. Я догадывался, что на берегу мои страдания долго не продлятся. Из оружия у меня был только ножичек, может два, не помню. Но была надежда, что встречу сухогруз идущий в Луанду или лодочку или летающую тарелочку. Ребятам же повезло, почему мне не может повезти? Нигер стал говорить, что ему уже пора домой и мне стоит согласиться вернуться к нему в деревню. Подлечить раны, осмотреться, может даже, завести свое дело…Явно намекал на оставшийся у меня металл. Напасть он не решался, видимо тоже чувствовал, что жить ему в этом случае - доли секунды. Скорее от отчаяния, я взял аккордеон и стал играть. Ну играть, это сильно сказано, но кое что я помнил. Например -«раскинулось море широко». Пальцы не слушались, тренировки давно не было. Суть песни сводилась к тому, что - пиздец кочегару. Может я увлекся музицированием и не заметил того, что заметил извозчик. Нигер обратил мое внимание, что от борта с красивым названием «Айс Данкей», какой то белый, подает нам сигналы. Причалив, пошли к трапу. Белый говорил на испанском. Я не понимал, что он говорил, но судя по жестам и интонации, он спрашивал именно то, что я хотел. При этом он указывал на инструмент, а потом на корабль. Он явно меня приглашал…Кораблик давно завершил погрузку и они скучая ждали, когда вернется часть команды гулявшая где то на берегу. Пока испанец жестикулировал, я сунул кусочек металла в руку извозчику. Тот кивнул. Его устраивала цена. Я взял инструмент и вместе с испанцем отправился на встречу со своим спасением.
Сухогруз был так себе. Когда работал двигатель, было слышно его звук. Я не знаю, может везде так? Мне было предложено по быстрому помыться, по их мнению очень воняло. Хотя мы мылись в речке, когда шли по Заиру… Я был только рад, за столько времени помыться мылом…
Через пол часа, переодетый в робу, я уже играл полечки на палубе. Как мог. Для личных вещей мне предложили дерматиновую сумку, не досматривая, что там у меня может быть. Ну, так сложилась ситуация. Впрочем я был к этому готов. А что может быть у голодного оборванца? Уже поздно ночью мне предложили поесть. Просто поставили на пол, передо мной огромную миску с мясом и хлебом, как собаке. Но я не гордый…
Борт шел в Джоржтаун, затем куда то в Испанию, что меня вполне устраивало. При каждом удобном случае, я заискивающе просил оставить меня… Унижался как мог, но старался и не переиграть. Кэп, я почти уверен, знал языки и помимо испанского, виду не показывал и в разговоры со мной не вступал. Видимо команда просила за меня, ну хотели взять вроде как вместо собаки, весело же… И в какой то момент видимо он разрешил. Я уж не знаю каким грузом меня оформили… «холоный осел», так видимо переводится название сухогруза, утром взял курс на Южную Америку. Это уже совсем другая история.
Я сидел на канатах или как там они называются и вдыхал свежий воздух. Поскольку если его не вдыхать, еда подступала к горлу… И все вспоминал батю… Как же он был прав… как прав…
Я каждый год хочу купить аккордеон. Именно фирмы Ферутти. Именно красный. Но что- то каждый раз останавливает. Не знаю…Ну не знаю…
Via
Не такий чорт страшний як тi, хто його малює.
Представляю вниманию публики рассказ моего друга, писавшего под псевдонимом Усталый Путник:
«Не знаю как назвать»
Снова хочу купить аккордеон. Мое детство проходило не в академической семье и многих слов в ней не знали. Но слово аккордеон в ней звучало. Отец и мать помнили с войны, как у них там один мужик играл…. А у отца политрук…. Короче, с первыми двумя детьми не получилось заняться музыкой, может не успели, или там некогда было и решили отыграться на мне. Одна вчительша посоветовала начать с пианины. В аккордеоне надо растягивать меха, а я еще маленький и может сил не хватить на много часовые занятия…Батя говорил, что многочасовых не получится, нужно ж кому то и навоз из под коров чистить, напоить, накормить…у моих брата и сестры тоже забот и обязанностей хватало. Денег в колхозе не платили и выживали только за счет натурального хозяйства. Я не представлял, что можно еще чем то заниматься, кроме как ухаживать за скотиной, огородами, птицей… В мои 7 лет праздник был по субботам, когда мы ходили в колхозную баню. После бани отец покупал мне ситро аж 2 стакана и я считал, что это и есть высшее наслаждение. Но как то в субботний вечер к нам пришла тетка с усами и пожирая наши пирожки, пыталась втюхать мне, что высшее наслаждение - это музыка. Я ей не верил, но не говорил. Родители радостно кивали... А я уже как то раз слышал музыку по радио и мне что то не понравилось. Радио в колхозе редко включалось ибо нехуй, колхозники работать начинали с 4 утра и начальник радио узла Семен Львович часто принимал слабительное. Так он называл самогон. Мать говорила, что жиды всегда влезут туда, где работать не надо. Тогда я еще не знал что такое жид. По праздникам у нас собирались соседи и пели украинские песни. Мне нравилось. Уж не знаю, что больше, то как поют или то, что в такие дни родители делали все сами и нас работать не заставляли. Ну… как то так.
В один из дней, мать отвела меня в школу, туда я еще не ходил по возрасту и привела в какой то кабинет, где стояла пианина. Такая огромная, черная…Не понравилось, что тетка с усами юлила вокруг и нажимала корявыми толстыми пальцами по клавишам. Из пианины выходили звуки, которые гулом расходились по пустому залу и меня пугали. Я для себя решил с пианинной завязать, а тетка тыкала мне в бок своими пальцами и улыбаясь требовала попробовать нажать и меня. Я нажал. Мать заулыбалась, а еврейская пизда констатировала, что у меня безусловный талант и первый взнос за обучение будет 15 рублей. Это тогда были огромные деньги. Мать, сдуру согласилась. Ей представлялось, что в будущем я не буду чистить навоз, а буду сидеть в москве, играть в концертном зале, а она в бархатном платье - на первом ряду и все будут смотреть на нее, поскольку я ее сын… На утренней дойке мать объявила, что ее сын «будить музыкант композитор» Кто такой или что такое композитор она не знала, но к слову музыкант надо было обязательно что ни будь добавить. Ну как главный агроном, или инженер конструктор…Просто механизатор или просто инженер, это не то. Два слова, это всегда круче.
Пианину привезли на следующий день и я с ужасом понимал, что родители либо влезли в ахуительные долги, либо потратили все свои сбережения. Сара Хаимовна, так звали пизду с усами, уже крутилась рядом и показывала место для инструмента. Затем позвали брата и сестру и всей семьей расселись смотреть мой первый урок. Сара им сыграла что знала, репертуар у нее был не большой и попросила всех удалиться. Ибо искусство не требовало суеты.
Я учил ноты и гаммы, гаммы и ноты. На музыку, которую пели по праздникам, это нихуя не походило. Родители дежурили по вечерам и по очереди. Чтобы я не сбежал и занимался, днем вахту несли старшие родственники и соседи. Скажу одно. То, что я выжимал из пианины - никому не нравилось, поэтому были послабления. Отец однажды спросил, когда я начну играть хоть какие то песенки. Я честно сказал, что у пианины цвет не тот, а Сара сказала, что дело не в цвете и только через год, мы можем перейти к произведениям. Но все соседи склонялись к моей версии. Инструмент был коричневым, а должен был быть черным и именно поэтому звук не тот. Звук, который воспроизводил я, был действительно наихуевейшим. Но черной пианины в городе в то время не было. Батя поговорил со мной как со взрослым и советовал все таки пересмотреть мое отношение к музыке. В разведке это пригодится… Все рассказывал как выручало их политрука умение играть на инструменте во время войны… Мать говорила, что все девки будут моими…. Короче, уговаривали как могли. Мне было глЫбако плевать на всех девок и я ждал чуда и освобождения. Чудо в скором времени произошло. Сару посадили в тюрьму, за какие то там махинации, но радость была не долгой. На пианине умел играть директор совхоза, который недавно организовался и директор прослышав про горе в семье, денег то вбухано в инструмент и обучение…решил обучать меня дальше. Причем бесплатно.
На первом уроке, он посмотрев мои способности, сказал, что я, блять, талант. Я в свою очередь пригрозил ему, что его скоро посадят за мохинации. Урок сразу как то закончился и мы пошли в столовую, где директор купил себе пиво, а мне целую бутылку ситра и котлету с картошкой. Какое то время мы пили молча. Потом Иннокентий Иннокентьевич стал спрашивать, что разве есть какие то разговоры? Может родители говорят или там… соседи? Я честно сказал, что я и сам это знаю, поскольку Сару то посадили, значит и ему туда же скорая дорога. Он погладил меня по головке и спросил, кем я хочу стать. Я ответил, что хочу быть как отец - разведчиком…
Я пошел в школу. Уроки на пианине не прекращались. Мне как то стал нравиться директор. На мой взгляд он был добрым. Выписывал корма для скотины моему отцу чаще, чем другим и это позволяло жить чуть лучше, а мне давал 22 копейки, когда я не выучивал урок и я шел в столовую пожрать котлету с картошкой. Постепенно стал соображать, что я разоряю директора своими невыученными уроками и директору самому будет нечего есть. Пришлось учить…
Прошло время. Я уже учился в пятом классе. Изредка ходил к директору, которого еще почему то не посадили и разучивали какие то джазовые композиции… Родители охладели к моей музыке и вроде все шло как обычно, как вдруг, в выходной день Батя привез аккордеон. Инструмент был потрясающе красивым. Красный. С перламутровыми клавишами…пять регистров… Немецкая фирма Фирутти. Просто привез и все. Когда мать спрашивала на какие деньги, он все отшучивался. Он с зарплаты в 45 рублей откладывал по рублику или по скольку там… и накопил…Воровать он не мог. Всегда говорил, что он русский а не еврей какой ни будь, поэтому не ворует. Я думаю это был подвиг… Когда друзья шофера звали попить пивка, он отнекивался… экономил… В душе видимо теплилась мечта…
На первое занятие меня отвезли в город, в муз училище. Потом я должен был после уроков ездить туда сам. Работы по хозяйству никто не отменял. Весной, летом и осенью нужно было именно «пахать» на всех фронтах. С возрастом увеличивались и нагрузки. Поиграть в футбол или баскетбол с пацанами, я мог только в школе. Мне онастахуела вся музыка и аккордеон в особенности. Меня больше привлекали книги и я читал из запоем. В школе оставался на все факультативы, лишь бы был отмаз не ехать в город…С одной стороны я показывал потрясающие результаты в школе, а с другой… Батя требовал каждый раз от меня отчет. Аккордеон такая вещь.. что в деревне его слышно не как пианину…То есть если я занимаюсь, перед тем как идти чистить навоз и кормить хозяйство, то это слышат все. Если нет, то нет. Все в деревне выучили мое расписание и репертуар…
Моральных сил никаких не оставалось. Я возненавидел инструмент. В один из дней, когда отец был на уборке (урожая), я сложил аккордеон в кофр и закопал под орехом. Чухнулись не сразу. Может после возвращения родителей им было не до того. Все устали.. рассказывали как они там все убрали, сколько пшеницы им там дадут за это, сколько денег заработают…. А потом Батя говорит, а сынок… а сыграй мне розамунду…А я стою и молчу…сказать, что украли нельзя. У нас тогда никто ничего не воровал. Замков на дверях не было. Просто если никого нет, а кто то приходил, то звал, звал и опять уходил. Не отвечает же никто.
Меня побили. Я это помню до сих пор. Мне 49, отцу 85, а я помню…Я не пытался защищаться или убежать… Просто стоял и все. С каждым ударом отец отдалял меня от своей мечты. Намертво. Похоже он это понял и пошел искать. Как опытный разведчик опросил жителей, всех соседей, проверил предположительные места, где я мог закопать, оставить или утопить инструмент. Рассчитывал время от моей последней засветки и примерное расстояние куда я мог уйти…Ему помогала вся деревня. Затем он перерыл весь наш приусадебный участок…Говорил: «Сынок, блять, ты не инструмент закопал, ты талант в землю зарыл…» На этом музыка закончилась. Через неделю отец купил где то у барыг патефон с пластинками и молча поставил его передо мной… Это было ранним утром, когда я еще спал… На пластинках был Миллер, Гудман, Гершвин, Армстронг, Утесов…
Я был сопровождающим группы « строителей» в Конго. После удачной операции, мы возвращались на «базу». При чем не свою, а как получится, поскольку партизаны могли прийти к власти, а через несколько дней все менялось. Следовало пройти через… и подойти к порту … там наняться грузчиками или любой другой ветошью и на любом борту уйти в Луанду. И уже только оттуда в … Если не получалось, то следовало «своими силами» то есть подохнуть, или пешком дойти ( слово то какое - дойти…) в зону действия кубинских миротворцев. СДСП или Мпла , Унита, похеру было с кем воевать, лишь бы кормили и денег давали. Да и грабить всегда есть возможность. Особенно сложно находиться в местах скопления живой силы. Поэтому среда там всегда агрессивная.
Патронов почти не осталось, одежда стерта., жопа постоянно « в мыле». Все оборвано, обоссано и обосрано. Приходилось руками и мачете расчищать себе дорогу в джунглях. Менялись периодически. Мышцы рук уставали до того, что кисть руки вдруг не выгибалась и все. Сводило. Тогда левой рукой нужно было выгибать ее обратно. Потом разминать… руки болели так, что было больно снять штаны и еще больнее, когда одеваешь обратно. Когда по необходимости берешь гениталии пальцами, то казалось, что ничего нежнее в мире просто не существует. На «нытиков», кто больше не мог ничего держать в руках, одевали … не рюкзак, такой большой мешок с дырками, в которые вкладывали оружие , а между ними провиант, какой остался. Все это пытались стянуть либо лианами, либо просто длинными стеблями или чем попало, чтобы не выпало. Сельва влажная и проблем с водой не было. Ныл низ спины и не переставал ныть, даже когда сидишь на привале. Главное не подвихнуть ногу. Это уже был алес и каждый это понимал. Шли пятые сутки. Молча. Изредка кто нибудь из группы начинал истерически хохотать, но это нормально. Троп не было и даже если бы были - их нужно было избегать. Если бы встретился местный житель, то его пришлось бы убить, а патронов совсем мало и прогнозировать ситуацию в нашем случае было невозможно.
Интересно было наблюдать за собственным организмом. Ноги и руки тряслись сами по себе, хотя мозг этой команды не давал. Плечи двигались, нога, если ее поднять, голова…Организм как будто не твой. Идешь, а видишь себя со стороны и еще советы самому себе даешь.
В джунглях темнеет быстро, поэтому на ночлег ставали пораньше. Нужно было устроить гнездо на каком ни будь дереве. Под ногами хлюпает, костер не разведешь, да и нельзя, да и толку от него нет, да даже если бы и были условия то какая от костра польза, когда все болит… следить за ним некому, да и сил нет. Гнезда строили все по разному. Главное заползти и сеточку навязать. Чтобы какая ни будь падла не укусила. Мало ли… Затем увязать и уложить в ней себя. Не привязаться нельзя. Писять и какать ночью - извернувшись, то есть почти лежа. Сон … ну не знаю как описать. Это не сон. Скорее полудрема и стоны на разный лад. Завывания у каждого свои. То ручке надо кроватку, местечко устроить, то ножке, то спинке… Если бы кто случайно забрел к стоянке - издох бы со страху. Кстати животных не видели. Боялись наверно. В любой местности свои особенности и правила. В этой - такие.
Иногда утром не вставали. Если никто не скажет: « ну что пойдем потихоньку?», то лежим. Около 3-4 часов дня, перекусим что там осталось и ладно. На следующее утро уходим. Тропы нехоженые и нарваться на схрон - дохлое дело. По сухому идти лучше. Но оно, сухое, шевелится, ползает. Кто то там постоянно куда то, что то несет, или переползает… Такая гадость… радовало, что змеюки в жиже мыша не ловят и птички там гнезд не вьют. Прививки спасали от малярии, а как рассказывали ребятки, тропическая бабочка в теле яиц не откладывала. Я не знаю, эта бабочка разве в африке есть? Ну да хуй с ней.
Может возникнуть вопрос, а какого хуя мы там делали? А помогали. Американоизраильское не должно было там работать. Оно должно было либо взрываться, либо приходить в окончательную. негодность. Только Советские специалисты должны были приглашаться на добычу полезных ископаемых…А там их…Это я про ископаемые. И сейчас полно. Надо было домой везти, пока была возможность… Эх, бля. И так в каждой стране.
Задача была выбраться к речке. В том месте, куда шли, она была уже без порогов. Ну там маленькие, те не в счет. Там любой рыбак за кусок золота мог довезти либо в Браззавиль, либо Киншасу. В нашем случае похер куда. Плыли долго, останавливались возле маленьких деревень, на ночлег и покушать. Были осторожны, на сколько это было возможно. Местные жалели белых и давали травки приложить к ушибленному месту. Извозчик расплачивался с ними сам. Скорее всего им он нихуя не давал. Это была сказка для нас. Поскольку платили золотом.
Шли в пределах видимости берега. Речка на столько широкая, что другого берега видно не было. Если он возникал на горизонте, с противоположной стороны, то это был остров. Мы заходили на некоторые острова, чтобы заправиться. Нигер жалел соляр и все пытался сэкономить, выключал двигатель и пытался плыть по течению. Мы объяснили товарищу, что если кто- то из его соплеменников нас догонит или мы увидим знакомую лодку на горизонте, то сразу пиздец и лодке и товарищу, а дальше мы пойдем сами. Это подействовало. Был только один мелкий, неприятный случай, когда на одной из заправок, было замечено передвижение вооруженных людей. Пока Нигер бегал с канистрами, поскольку «заправка», это чисто условное название, люди с оружием передислоцировали свои силы с плохо скрытым намерением захвата группы белых людей. В результате противодействия неожиданному противнику, была полностью уничтожена живая сила противника и прилегающая территория. Потерь с нашей стороны не было. Радовался этому только извозчик, поскольку платить за соляр не пришлось.
Подошли к порту Киншасы через рукав, слева от острова и стали на краю Кингабвы. Закопали оружие, провиант, немножко золота. Пока готовили схрон - извозчик и наш товарищ остались на борту. Далее следовало приступать к пункту эвакуации. Надо сказать, что порт Киншасы огромен и растянут на многие километры вдоль побережья. Найти какой ни будь сухогруз местный или ООНовский, нам казалось, что большого труда не составит.
Легенда откатана и отработана до нас. Оборванных, избитых, раненых, заблудившихся советских специалистов, а главное белых, блять, можно было либо убить ради смеха, либо взять в плен для хоз нужд, либо поменять на мелочь у правительства. К правительству не очень хотелось. Там посадят в общую тюрьму и будут задавать вопросы. Кто из вас был в африканской тюрьме? Ну ладно, это отдельная тема. Предвижу вопросы, а как же советник нашего посла, который должен… Отвечу сразу. Почитайте на артофваре. Они нихуя, никогда никому не должны. Ни тогда, ни сейчас. Они-с деньги зарабатывают… Ну да хуй с ними.
Идя на нашей лодочке вдоль береговой линии, где стояли многочисленные суда, верфи, причалы, склады, грузы, местные проститутки… заметили сухогруз « Тироль» под немецким флагом. В то время там, ООН пыталось навести порядок и флагов было полно всяких. Ну просто повезло. Подошли к трапу… Долго беседовали со старпомом, потом спустился капитан… Скулили долго. Не знаю в чем причина, но он согласился взять только шестерых из семи. И то только до Бенгуэллы. Борт шел в Кейптаун, а в порт Луанды не зайти… и это было действительно так.
Кто должен был уходить? Надо было подсуетиться как то, типа товарищу помочь израненному, ну и вместе с ним на трап заползти…Но у меня ума не хватило. Молодость, бля… Остался я. Ребята, конечно попрощались, сунули по кусочку золота, но в глазах… Так смотрят, когда провожают в последний путь. Извозчик на меня смотрел так же, но заметив движения рук - сообразил и заметно повеселел. Запел свою песенку… Ребятки ушли, а я все стоял охуевший и все никак не мог поверить в происходящее. Нигер, доставивший нас сюда, как будто знал, чем дело закончится и не уходил. Мы тоже подозревали, что могли не все сразу уехать, поэтому расплатившись, не гнали его, но чтобы так… Пора было уходить. Я все стоял и стоял. А хуля? И тут, смотрю спускается матрос, а в руках у него аккордеон. Красный. Фирмы Фирутти. Пять регистров. Сунул его мне, сказал, что старпом велел передать и ушел. Я продолжал находиться в охуевшем состоянии, а извозчик цокал языком, пытался погладить инструмент и предлагал мне за него отвезти туда же, где всех нас подобрал. Там по его мнению было безопасно.
Страх - это Заповедь, включающая в себя все Заповеди, потому что она является воротами к вере Творца, ибо в мере страха получает человек веру в Управление Творцом. И поэтому не забудет о страхе в выполнении каждой Заповеди, а тем более в Заповеди любви, в которой особенно необходимо возбудить одновременно страх, потому что в Заповеди любви Заповедь страха должна постоянно присутствовать. ( это я где то взял, не помню)
Я в бога не верил. Тем более в того, что жидовня подсунула остальному миру для возможности управления. Я более склонялся к сущестованию Перуна, Сварога, Макоши… Поэтому страх был, а на бога я не надеялся. Да какой там страх… Ужас, блять. Мы медленно проплывали вдоль пирса и я надеялся, что кто -то из людей меня заметит с борта и окликнет… Ну хотя бы спросить какого хуя я тут делаю… Все заняты своими делами. Им не до меня. И это правильно. Они на работе, а не в ресторане. Я должен сойти на берег и дальше идти сам, полагаясь на чудо. Я догадывался, что на берегу мои страдания долго не продлятся. Из оружия у меня был только ножичек, может два, не помню. Но была надежда, что встречу сухогруз идущий в Луанду или лодочку или летающую тарелочку. Ребятам же повезло, почему мне не может повезти? Нигер стал говорить, что ему уже пора домой и мне стоит согласиться вернуться к нему в деревню. Подлечить раны, осмотреться, может даже, завести свое дело…Явно намекал на оставшийся у меня металл. Напасть он не решался, видимо тоже чувствовал, что жить ему в этом случае - доли секунды. Скорее от отчаяния, я взял аккордеон и стал играть. Ну играть, это сильно сказано, но кое что я помнил. Например -«раскинулось море широко». Пальцы не слушались, тренировки давно не было. Суть песни сводилась к тому, что - пиздец кочегару. Может я увлекся музицированием и не заметил того, что заметил извозчик. Нигер обратил мое внимание, что от борта с красивым названием «Айс Данкей», какой то белый, подает нам сигналы. Причалив, пошли к трапу. Белый говорил на испанском. Я не понимал, что он говорил, но судя по жестам и интонации, он спрашивал именно то, что я хотел. При этом он указывал на инструмент, а потом на корабль. Он явно меня приглашал…Кораблик давно завершил погрузку и они скучая ждали, когда вернется часть команды гулявшая где то на берегу. Пока испанец жестикулировал, я сунул кусочек металла в руку извозчику. Тот кивнул. Его устраивала цена. Я взял инструмент и вместе с испанцем отправился на встречу со своим спасением.
Сухогруз был так себе. Когда работал двигатель, было слышно его звук. Я не знаю, может везде так? Мне было предложено по быстрому помыться, по их мнению очень воняло. Хотя мы мылись в речке, когда шли по Заиру… Я был только рад, за столько времени помыться мылом…
Через пол часа, переодетый в робу, я уже играл полечки на палубе. Как мог. Для личных вещей мне предложили дерматиновую сумку, не досматривая, что там у меня может быть. Ну, так сложилась ситуация. Впрочем я был к этому готов. А что может быть у голодного оборванца? Уже поздно ночью мне предложили поесть. Просто поставили на пол, передо мной огромную миску с мясом и хлебом, как собаке. Но я не гордый…
Борт шел в Джоржтаун, затем куда то в Испанию, что меня вполне устраивало. При каждом удобном случае, я заискивающе просил оставить меня… Унижался как мог, но старался и не переиграть. Кэп, я почти уверен, знал языки и помимо испанского, виду не показывал и в разговоры со мной не вступал. Видимо команда просила за меня, ну хотели взять вроде как вместо собаки, весело же… И в какой то момент видимо он разрешил. Я уж не знаю каким грузом меня оформили… «холоный осел», так видимо переводится название сухогруза, утром взял курс на Южную Америку. Это уже совсем другая история.
Я сидел на канатах или как там они называются и вдыхал свежий воздух. Поскольку если его не вдыхать, еда подступала к горлу… И все вспоминал батю… Как же он был прав… как прав…
Я каждый год хочу купить аккордеон. Именно фирмы Ферутти. Именно красный. Но что- то каждый раз останавливает. Не знаю…Ну не знаю…
Via
Не такий чорт страшний як тi, хто його малює.