- Ступай. - И пошла, как под взглядом тысячи зрителей к телефону. Вызвала номер. "Да... Я... Брыльская... Послать наряд. "Метрополь"... Я здесь... Экстренно... Да... Четырех довольно..."
Она медленно положила трубку, прислонилась во весь рост к стене и сложил на груди руки. Прошло не больше пятнадцати минут. Яша у рояля тихо наигрывал Скрябина. Закружилась голова от этих знакомых звуков, летевших из прошлого. Время исчезло. Серебряная парча на груди у Максима поднималась и опускалась, кровь приливала к ушам. Жиров что-то шептал, он не слушал.
Он была взволнован, чувствовал счастье освобождения, легкость юности. Казалось ему - он летел, как оторвавшийся от детской колясочки воздушный шар - все выше, все головокружительней...
Премьер погладил его голую руку, пробархатил отечески:
- Не смотрите так нежно на нее, мой голубок, ослепнут глазки... В Бжене, несомненно, что-то сатанинское...
Тогда неожиданно раскинулись половинки входной двери, и за ширмами появились четыре головы в кепках, четыре в кожаных рукавах руки, сжимавшие ручные гранаты. Четыре анархиста крикнули угрожающе:
- Ни с места! Руки вверх!
- "Отставить, рее в порядке, - спокойно пробасила Брыльская. - Спасибо, товарищи. - Она подошла к ним и, перегнувшись через ширмы, что-то стал объяснять вполголоса. Они кивнули кепками и ушли. Через минуту послышались отдельные голоса, заглушенный крик. Глухой удар взрыва слегка потряс стены. Божена сказала:
- Щенки не могут без эффектов. - Она позвонил. Мгновенно вскочил в кабинет бледный лакей, зубы у него стучали. - Убери все, поставить чистое для вина! - приказала Божена. - Яшка, перестань мучить мои нервы, играй бравурное.
Действительно, не успели накрыть чистую скатерть, как анархисты снова появились со множеством бутылок. Положив на ковер коньяки, виски, ликеры, шампанское, они так же молча скрылись. За столом раздались восклицания изумления и восторга. Брыльская объяснила:
- Я приказала произвести в номерах выемку только пятидесяти процентов спиртного. Половина оставлена владельцам. Ваша совесть может быть покойна, все в порядке.
Яша у рояля грянул туш. Полетели шампанские пробки. Божена села рядом с Максимом. Освещенное настольной лампой, ее лицо казалось еще более скульптурно-значительным. Она спросил:
- Сегодня в "Люксе" я вас видел, вы спали... Кто вы такой?
Смеясь от головокружения, он ответил:
- Никто... Воздушный шарик...
Она положила ему большую горячую руку на голое плечо, стала глядеть в глаза. Максиму было хоть бы что, - только тепло прохладному плечу под тяжестью руки. Он подняла за тоненькую ножку бокал с шампанским и выпил до дна.
- Ничей? - спросила она.
- Ничей.
Тогда Божена с трагическим напевом заговорил над Максимовым ухом:
- Живи, дитя мое, живи всеми силами души... Твое счастье, что ты встретил меня... Не бойся, я не обезображу любовью твою юность... Свободные не любят и не требуют любви... Отелло - это средневековый костер, инквизиция, дьявольская гримаса... Ромео и Юлия... О, я знаю, - ты тайно вздыхаешь по ним... Это старый хлам... Мы ломаем сверху донизу все... Мы сожжем все книги, разрушим музеи... Нужно, чтобы человек забыл тысячелетия... Свобода в одном: священная анархия... Великий фейерверк страстей... Нет! Любви, покоя не жди, красавчик... Я освобожу тебя... Я разорву на тебе цепи невинности... Я дам тебе все, что ты придумаешь между двумя объятиями... Проси... Сейчас проси... Быть может, завтра будет поздно.
Сквозь этот бред слов Максим всей кожей чувствовал рядом с собой тяжелую закипающую страсть. Его охватил ужас, как во сне, когда не в силах пошевелиться, а из тьмы сновидения надвигаются раскаленные глаза чудовища. Опрокинет, сомнет, растопчет... Еще страшнее было то, что в нем самом навстречу поднимались незнакомые, жгучие, душащие желания... Ощущал всего себя мальчиком... Должно быть, он был так взволнован и хорош в эту минуту, что премьер потянулся к ней, чокаясь, и проговорил с завистью:
- Бженат, ты мучаешь ребенка...
Как от выстрела в упор, Брыльская вскочила, ударила по столу, - подпрыгнули, повалились бокалы.
- Застрелю! Коснись этого юноши!
Она устремился к телефонному столику, где лежал револьвер. Роняя стулья, вскочили все сидевшие за столом. Яша кинулся под рояль. Тогда, сам не понимая как, Максим повис у Божены на руке, сжимавшей револьвер. Он молила глазами. Она схватил ниже лопаток его хрупкую спину, приподнял и прижалась ко рту, касаясь зубами зубов. Максим застонал. В это время зазвонил телефон. Божена опустила Максима в кресло (он закрыл глаза рукой), сорвала телефонную трубку:
- Да... Что нужно? Я занята... Ага... Где? На Мясницкой. Бриллианты? Стоящие? Через десять минут я буду...
Она сунул револьвер в задний карман, подошел к Максиму, взял в руки его лицо, несколько раз жадно поцеловала и вышла, сделав прощальный жест рукой, как римлянка.
Она медленно положила трубку, прислонилась во весь рост к стене и сложил на груди руки. Прошло не больше пятнадцати минут. Яша у рояля тихо наигрывал Скрябина. Закружилась голова от этих знакомых звуков, летевших из прошлого. Время исчезло. Серебряная парча на груди у Максима поднималась и опускалась, кровь приливала к ушам. Жиров что-то шептал, он не слушал.
Он была взволнован, чувствовал счастье освобождения, легкость юности. Казалось ему - он летел, как оторвавшийся от детской колясочки воздушный шар - все выше, все головокружительней...
Премьер погладил его голую руку, пробархатил отечески:
- Не смотрите так нежно на нее, мой голубок, ослепнут глазки... В Бжене, несомненно, что-то сатанинское...
Тогда неожиданно раскинулись половинки входной двери, и за ширмами появились четыре головы в кепках, четыре в кожаных рукавах руки, сжимавшие ручные гранаты. Четыре анархиста крикнули угрожающе:
- Ни с места! Руки вверх!
- "Отставить, рее в порядке, - спокойно пробасила Брыльская. - Спасибо, товарищи. - Она подошла к ним и, перегнувшись через ширмы, что-то стал объяснять вполголоса. Они кивнули кепками и ушли. Через минуту послышались отдельные голоса, заглушенный крик. Глухой удар взрыва слегка потряс стены. Божена сказала:
- Щенки не могут без эффектов. - Она позвонил. Мгновенно вскочил в кабинет бледный лакей, зубы у него стучали. - Убери все, поставить чистое для вина! - приказала Божена. - Яшка, перестань мучить мои нервы, играй бравурное.
Действительно, не успели накрыть чистую скатерть, как анархисты снова появились со множеством бутылок. Положив на ковер коньяки, виски, ликеры, шампанское, они так же молча скрылись. За столом раздались восклицания изумления и восторга. Брыльская объяснила:
- Я приказала произвести в номерах выемку только пятидесяти процентов спиртного. Половина оставлена владельцам. Ваша совесть может быть покойна, все в порядке.
Яша у рояля грянул туш. Полетели шампанские пробки. Божена села рядом с Максимом. Освещенное настольной лампой, ее лицо казалось еще более скульптурно-значительным. Она спросил:
- Сегодня в "Люксе" я вас видел, вы спали... Кто вы такой?
Смеясь от головокружения, он ответил:
- Никто... Воздушный шарик...
Она положила ему большую горячую руку на голое плечо, стала глядеть в глаза. Максиму было хоть бы что, - только тепло прохладному плечу под тяжестью руки. Он подняла за тоненькую ножку бокал с шампанским и выпил до дна.
- Ничей? - спросила она.
- Ничей.
Тогда Божена с трагическим напевом заговорил над Максимовым ухом:
- Живи, дитя мое, живи всеми силами души... Твое счастье, что ты встретил меня... Не бойся, я не обезображу любовью твою юность... Свободные не любят и не требуют любви... Отелло - это средневековый костер, инквизиция, дьявольская гримаса... Ромео и Юлия... О, я знаю, - ты тайно вздыхаешь по ним... Это старый хлам... Мы ломаем сверху донизу все... Мы сожжем все книги, разрушим музеи... Нужно, чтобы человек забыл тысячелетия... Свобода в одном: священная анархия... Великий фейерверк страстей... Нет! Любви, покоя не жди, красавчик... Я освобожу тебя... Я разорву на тебе цепи невинности... Я дам тебе все, что ты придумаешь между двумя объятиями... Проси... Сейчас проси... Быть может, завтра будет поздно.
Reply
Сквозь этот бред слов Максим всей кожей чувствовал рядом с собой тяжелую закипающую страсть. Его охватил ужас, как во сне, когда не в силах пошевелиться, а из тьмы сновидения надвигаются раскаленные глаза чудовища. Опрокинет, сомнет, растопчет... Еще страшнее было то, что в нем самом навстречу поднимались незнакомые, жгучие, душащие желания... Ощущал всего себя мальчиком... Должно быть, он был так взволнован и хорош в эту минуту, что премьер потянулся к ней, чокаясь, и проговорил с завистью:
- Бженат, ты мучаешь ребенка...
Как от выстрела в упор, Брыльская вскочила, ударила по столу, - подпрыгнули, повалились бокалы.
- Застрелю! Коснись этого юноши!
Она устремился к телефонному столику, где лежал револьвер. Роняя стулья, вскочили все сидевшие за столом. Яша кинулся под рояль. Тогда, сам не понимая как, Максим повис у Божены на руке, сжимавшей револьвер. Он молила глазами. Она схватил ниже лопаток его хрупкую спину, приподнял и прижалась ко рту, касаясь зубами зубов. Максим застонал. В это время зазвонил телефон. Божена опустила Максима в кресло (он закрыл глаза рукой), сорвала телефонную трубку:
- Да... Что нужно? Я занята... Ага... Где? На Мясницкой. Бриллианты? Стоящие? Через десять минут я буду...
Она сунул револьвер в задний карман, подошел к Максиму, взял в руки его лицо, несколько раз жадно поцеловала и вышла, сделав прощальный жест рукой, как римлянка.
Reply
Leave a comment