Архидьякон от "Христа-спасителя", седеющий красавец в золотых, полтора фунта весом, очках, поднесенных ему московским купечеством, похаживал по ковру, помахивая рукавом подрясника, и подавал возгласы. От зверино-бархатного баса его дребезжал хрусталь на столе. Кабинет был затянут темно-красным шелком, с парчовыми портьерами и трехстворчатыми ширмочками у входной двери.
Облокотясь об эти ширмы, стояла Божена Брыльска. В руке она держал колоду карт. На ней был полувоенный костюм - английский френч, клетчатые, с кожей на заду галифе и черные сапоги. Когда Максим вошел, она злобно усмехнулась, слушая панихиду.
- С ума сойти - какая красота! - проговорил человек у рояля.
Максим заробел. Остановился. Все поглядели на нег, кроме Божены. Архидьякон сказал:
- Чисто русская красота.
- Любезный, идите к нам, - бархатно проговорил премьер.
Жиров зашептал:
- Садитесь же, садитесь.
Максим сел к столу. У него стали целовать руки, с подходами и торжественными поклонами, как у Марии Стюарт, после чего пение продолжалось. Жиров подкладывал икорки, закусочек, заставил выпить чего-то сладкого, обжигающего. Было душно, дымно. После тягучего напитка Максим сбросила мех, положила голые руки на стол. Его волновали эти мрачные аккорды, древние слова пения. Он не отрываясь глядел на Божену. Только что, по дороге. Жиров рассказывал о ней. Он продолжал стоять в стороне у ширмы и был не то взбешен, не то пьян до потери сознания.
- Так что же, господа, - сказала Брыльска басом, наполнившим комнату. - Никто не хочет?
- Никто, никто не хочет с тобой играть, и так нам весело, и отстань, успокойся, - скороговоркой, тенорком проговорил тот, у кого было сплющенное лицо. - Ну-ка, Яшенька, подмахни глас седьмый.
Яша у рояля, совсем закинув голову, зажмурясь, положил пальцы на клавиши. Брыльска сказала:
- Не на деньги... Плевал я на ваши деньги...
- Все равно не хотим, не подыгрывайся, Божена.
- Я хочу играть на выстрел...
После этого с минуту все молчали. Героиня с обострившимся носом провела ладонью по лбу и волосам, поднялась, стала застегивать жилетку.
- Я играю на выстрел.
Комик молча схватил ее, навалился восемью пудами, усадил на место.
- Я ставлю мою жизнь, - закричала героиня!- Наплевать, пусть мечет. Пустите меня...
Но она уж обессилела. Резонер с расширяющимся книзу лицом сказал мягко:
- Ну вот, и вина нет ни капли. Божена, это же свинство, голубчик...
Тогда Божена Брыльска бросила на телефонный столик колоду карт и большой автоматический пистолет. Чеканно-крупное лицо ее побледнело от бешенства.
- Отсюда никто не уйдет, - произнесла она по буквам. - Мы будем играть, как я хочу... Эти карты не крапленые.
Она сильно потянул воздух широкими ноздрями, нижняя губа ее выпятилась; Все поняли, что настала опасная минута. Он оглянул лица сидящих за столом. Яша у рояля одним пальцем заиграл чижика. Вдруг черные брови у Божены поднялись, в непроглядных глазах мелькнуло изумление. Она увидал Максима. У него поспешно стало холодеть сердце под этим взглядом. Не шатаясь, она подошла к нему, взяла кончики ее пальцев и поднесла к запекшимся губам, но не поцеловала, только коснулась:
- Говорите - нет вина... Вино будет...
Она позвонил, продолжая глядеть на Максима. Вошел татарин-лакей. Развел руками: ни одной бутылки, все выпито, погреб заперт, управляющий ушел. Тогда Ррыльска сказала:
Облокотясь об эти ширмы, стояла Божена Брыльска. В руке она держал колоду карт. На ней был полувоенный костюм - английский френч, клетчатые, с кожей на заду галифе и черные сапоги. Когда Максим вошел, она злобно усмехнулась, слушая панихиду.
- С ума сойти - какая красота! - проговорил человек у рояля.
Максим заробел. Остановился. Все поглядели на нег, кроме Божены. Архидьякон сказал:
- Чисто русская красота.
- Любезный, идите к нам, - бархатно проговорил премьер.
Жиров зашептал:
- Садитесь же, садитесь.
Максим сел к столу. У него стали целовать руки, с подходами и торжественными поклонами, как у Марии Стюарт, после чего пение продолжалось. Жиров подкладывал икорки, закусочек, заставил выпить чего-то сладкого, обжигающего. Было душно, дымно. После тягучего напитка Максим сбросила мех, положила голые руки на стол. Его волновали эти мрачные аккорды, древние слова пения. Он не отрываясь глядел на Божену. Только что, по дороге. Жиров рассказывал о ней. Он продолжал стоять в стороне у ширмы и был не то взбешен, не то пьян до потери сознания.
- Так что же, господа, - сказала Брыльска басом, наполнившим комнату. - Никто не хочет?
- Никто, никто не хочет с тобой играть, и так нам весело, и отстань, успокойся, - скороговоркой, тенорком проговорил тот, у кого было сплющенное лицо. - Ну-ка, Яшенька, подмахни глас седьмый.
Яша у рояля, совсем закинув голову, зажмурясь, положил пальцы на клавиши. Брыльска сказала:
- Не на деньги... Плевал я на ваши деньги...
- Все равно не хотим, не подыгрывайся, Божена.
- Я хочу играть на выстрел...
После этого с минуту все молчали. Героиня с обострившимся носом провела ладонью по лбу и волосам, поднялась, стала застегивать жилетку.
- Я играю на выстрел.
Комик молча схватил ее, навалился восемью пудами, усадил на место.
- Я ставлю мою жизнь, - закричала героиня!- Наплевать, пусть мечет. Пустите меня...
Но она уж обессилела. Резонер с расширяющимся книзу лицом сказал мягко:
- Ну вот, и вина нет ни капли. Божена, это же свинство, голубчик...
Тогда Божена Брыльска бросила на телефонный столик колоду карт и большой автоматический пистолет. Чеканно-крупное лицо ее побледнело от бешенства.
- Отсюда никто не уйдет, - произнесла она по буквам. - Мы будем играть, как я хочу... Эти карты не крапленые.
Она сильно потянул воздух широкими ноздрями, нижняя губа ее выпятилась; Все поняли, что настала опасная минута. Он оглянул лица сидящих за столом. Яша у рояля одним пальцем заиграл чижика. Вдруг черные брови у Божены поднялись, в непроглядных глазах мелькнуло изумление. Она увидал Максима. У него поспешно стало холодеть сердце под этим взглядом. Не шатаясь, она подошла к нему, взяла кончики ее пальцев и поднесла к запекшимся губам, но не поцеловала, только коснулась:
- Говорите - нет вина... Вино будет...
Она позвонил, продолжая глядеть на Максима. Вошел татарин-лакей. Развел руками: ни одной бутылки, все выпито, погреб заперт, управляющий ушел. Тогда Ррыльска сказала:
Reply
Leave a comment