Справа викупу та царська родина

Oct 03, 2008 16:00



Вибраний мною формат спільноти - документи, спогади, листування, першоджерела, розташовані у хронологічному порядку, - був не випадковий. Ім’я Тараса Шевченка за півтора століття надійно вписано в кілька канонів та антиканонів. І менш за все хотілося б вступати у священну боротьбу з численними міфами, утвореними навколо Кобзаря, ба навіть утвореними ним самим. Адже це безнадійне заняття. Маю тверде переконання, що на основі самих першоджерел уважний і неупереджений читач здатен дати свою інтерпретацію.

Та деякі теми особливо живучі. Одна з них - «невдячність» Шевченка до августійших осіб. Нещодавно лист Бєлінського знову підняв це питання. Користуючись тим, що потрібний нам період вже розглянутий у спільноті, спробую використати її формат для детального розгляду обставин справи викупу та її наслідків.


* * *

Документи Товариства заохочення художників вперше згадують Шевченка 4 жовтня 1835 року. Саме тоді молодий працівник художньої майстерні Ширяєва потрапляє на очі М. Вієльгорського, Ф. Толстого та В. Григоровича, які відіграють важливу роль у справі:
4 октября 1835 г. В заседании присутствовали: г. председатель граф В. В. Мусин-Пушкин-Брюс, гг. члены: граф П. И. Кутайсов, граф Ф. П. Толстой, А. П. Сапожников, граф М. Ю. Виельгорский, В. И. Григорович. [...] По рассмотрении рисунков постороннего ученика Шевченко, Комитет нашел оные заслуживающими похвалу, и положил иметь его в виду на будущее время.

1836

У травні 1836 р. повернувся з тріумфом з Італії до Петербурга Карл Брюллов.

Влітку цього року відбувається доленосна зустріч з Іваном Сошенком, про яку ми маємо три різні свідчення: записки Чалого, записки Лебединцева та автобіографічна повість «Художник» самого Шевченка. Деталі зустрічі різняться, але несуттєво. Важливим є те, що
«Землячество, несомненный талант и жалкая обстановка Тараса тронули Сошенка, и он решился собрать о нем сначала сведения, а потом представить его своему профессору [Брюллову], через которого позволено было Тарасу Гр. посещать частно Академию художеств, а впоследствии он представлен был В. А. Жуковскому» [ Переказ Лебединцева]

1837

Коли саме Брюллов звернув увагу на юнака, невідомо. Жодних документів чи спогадів, окрім одного - художнього твору Шевченка про зустріч на квартирі Сошенка.
«- Что это у вас, модель или слуга? - спросил он [Брюллов], показывая на затворяющуюся дверь. «Ни то, ни другое», - отвечал я [розповідь ведеться від особи Сошенка]. «Физиономия его мне нравится: не крепостная». [...] - Я дождусь его, мне хочется еще взглянуть на его физиономию. - И, закуривая сигару, сказал: - Покажите мне его работу! - «Кто вам подсказал, что у меня есть его работа?» - «Должна быть», - сказал он решительно. Я показал ему маску Лаокоона, рисунок оконченный, и следок Микель-Анжело, только проложенный. Он долго смотрел на рисунки, т. е. держал в руках рисунки, а смотрел - бог его знает, на что он смотрел тогда. «Кто его господин?» - спросил он, подняв голову. Я сказал ему фамилию помещика. «О вашем ученике нужно хорошенько подумать.» [...]» [Художник, 1856]

Не залишає увагою Товариство заохочення художників:
21 февраля 1837. В заседании Комитета Общества поощрения художников присутствовали: г. председатель К. А. Нарышкин, г. г. члены: гр. Ф. П. Толстой, Ф. И. Лабенский, А. П. Сапожников, П. А. Квашнин-Самарин, А. Р. Томилов, В. И. Григорович. [...] 6. По случаю представления о пособиях молодым художникам Борисову, Петровскому, Нерсесову, Шевченке и прошению профессора Васина о Ермилове положено: суждение о них отложить до особого собрания Комитета, в котором имеют быть определены на будущее время правила, касательно вспоможений, оказываемых художникам.

За повного мовчання інших джерел надзвичайно цінні своєю сучасністю подіям щоденникові записи художника Мокрицького, який, зрозуміло, вивищує свою роль, надають нам свідчення очевидця про хід справи:
18 марта Четверг. Часам к семи пришел я к Брюллову, там был уже Венецианов и брат его Федор, скоро пришел и Краевский и прочел нам прекрасные стихотворения Пушкина: молитву «Господи, владыко живота моего», «Русалку», несколько сцен из «Дон-Жуана» и «Галуб», сцены из быта чеченцев; до 12 часов продолжалось чтение; когда все ушли, я остался один, говорил Брюллову насчет Шевченко, старался подвинуть его на доброе дело; кажется, это будет единственное средство - через Брюллова избавить его от тяжелых, ненавистных цепей рабства. Шутка ли: человек с талантом страдает в неволе по прихоти грубого господина [...]

31 марта. Среда. Вечером, после чаю, отправился я к Брюллову с письмом от Михайлова, он послал меня за Василием Ивановичем [Григоровичем]; когда тот пришел, я предложил им рассмотреть дело Шевченко, показал его стихотворение, которым Брюллов был чрезвычайно доволен и, увидя из оного мысли и чувствования человека, решился извлечь его из податного состояния и для этого велел мне завтра же отправиться к Жуковскому просить его приехать к нему; не знаю, чем-то решат они горячо принятое участие [...]
[За непрямими свідченнями існує здогад, що йдеться про вірш «Причинна»]

2 апреля После обеда призывал меня Брюллов - у него был Жуковский, они желали знать подробности насчет Шевченки; слава богу, дело наше, кажется, примет хороший ход... Брюллов начал сегодня портрет Жуковского препохоже.

Про момент ознайомлення з подробицями пише і Шевченко: После объятий и поцелуев Жуковский вышел в другую комнату; Брюллов, увидевши меня, улыбнулся и пошел за Жуковским. Через полчаса они возвратились в мастерскую, и Брюллов, подойдя ко мне, сказал улыбаясь: «Фундамент есть». [Художник, 1856]

Немає точних вказівок на те, коли і як велися переговори з Енгельгардтом про ціну. Залишається задовольнитися художнім оповіданням.
...в комнату вошел Венецианов и, снимая шляпу, сказал усмехаясь: «Ничего не бывало! Помещик как помещик! Правда, он меня с час продержал в передней. Ну, да это уж у них обычай такой. Что делать, обычай - тот же закон. Принял меня у себя в кабинете. Вот кабинет мне его не понравился. Правда, что все это роскошно, дорого, великолепно, но все это по-японски великолепно. Сначала я повел [речь] о просвещении вообще и о филантропии в особенности. Он молча долго меня слушал со вниманием и наконец прервал: «Да вы скажите прямо, просто, чего вы хотите от меня с вашим Брюлловым? Одолжил он меня вчера. Это настоящий американский дикарь!» И он громко захохотал. Я было сконфузился, но вскоре оправился и хладнокровно, просто объяснил ему дело. «Вот так бы давно сказали. А то филантропия! Какая тут филантропия! Деньги, и больше ничего! - прибавил он самодовольно. - Так вы хотите знать решительную цену. Так ли я вас понял?» Я ответил: «Действительно так». - «Так вот же вам моя решительная цена: 2500 рублей! Согласны?» - «Согласен», - отвечал я. «Он человек ремесленный, - продолжал он, - при доме необходимый...» И еще что-то хотел он говорить. Но я поклонился и вышел. И вот я перед вами», - прибавил старик улыбаясь.

30 травня 1837 р. Запис у звіті Товариства заохочування художників про грошову допомогу Т. Г. Шевченкові:
Пансионеру Алексееву и ученику Шевченке на лекарство 50

Спогад І. І. Панаєва:
«Я первый раз увидел Шевченко двадцать четыре года назад тому (в 1837 году), на вечере у Гребенки. В это время дело шло о выкупе поэта. Об этом хлопотали Жуковский и Михаил Юр. Виельгорский. Шевченко было двадцать три года; жизнь кипела в нем, мысль о близкой свободе и надежда на лучшее будущее оживляли его. Он написал тогда уже несколько стихотворений [...], но эти стихотворения, кажется, не вошли в его „Кобзарь“. Малороссийские друзья его уже и тогда отзывались об нем с увлечением и говорили, что Шевченко обещает обнаружить гениальный поэтический талант...».

Цей кризовий період, коли ціна призначена, але грошей взяти нізвідки, згадував Сошенко:
В это время я был довольно знаком с известным нашим малороссийским писателем Гребенкою, с которым прежде всего посоветовался, каким образом помочь нашему земляку. Гребенка принял к сердцу мое предложение, стал часто приглашать Тараса к себе, давал ему для чтения книги, сообщал разные полезные сведения и проч. Потом я представил Тараса конференц-секретарю Академии В. И. Григоровичу с убедительнейшей просьбой - освободить его от жалкой участи крепостного. Григорович вместе с придворным живописцем Венециановым представили Шевченка Жуковскому, который горячо принялся за решение вопроса о его освобождении от власти помещика.

Настала осень 1837 года. Из панских палат я переселился в свою убогую квартиру, к немке Марье Ивановне. Тарас продолжал навещать меня все чаще и чаще. Я замечал, что ему день ото дня становилось все тяжелее и тяжелее. В это время из-за границы возвратился Брюллов. Малюя по целым дням заборы, штахеты и крыши, Тарас по ночам уходил в Летний сад рисовать со статуй и предаваться любимым мечтам о свободе, а по праздникам не переставал заглядываться на великие произведения живописи в Эрмитаже. Душа его рвалась в Академию. В это время он уже довольно удачно писал портреты акварелью [...]

Состояние души Тараса в это время было ужасно. Узнав о том, что дело его освобождения, задуманное такими влиятельными людьми, какими были Венецианов, гр. Вельегорский, Жуковский, несмотря на все их старания, все-таки вперед не подвигается, он однажды пришел ко мне в страшном волнении. Проклиная свою горькую долю, он не щадил и эгоиста помещика, не отпускавшего его на волю. Наконец, выругавшись вволюшку и погрозив своему господину страшною местию, он ушел. Не знаю, что бы он сделал, если бы дело о его освобождении не кончилось благополучно; по крайней мере, я сильно перетрусил за своего земляка и ждал большой беды. [ Очерк М. Чалого]

1838

До початку цього року відноситься відомий анекдот про портрет генерала, пристосований до Шевченка Мартосом. Сам Шевченко, за словами Костомарова, спростував його:
Однажды я спросил у него: справедлив ли ходивший об нем анекдот, будто какой-то знатный барин нанял его нарисовать свой портрет, и когда, после того, нарисованный портрет ему не понравился, Шевченко переменил на портрете костюм и продал его в цирюльню на вывеску; что барин, узнавши об этом, обратился к владельцу Шевченка, находившемуся в то время в Петербурге, и купил у Шевченка за большие деньги. Шевченко объявил мне, что ничего подобного не было и что это старый, избитый анекдот, давно уже ходивший в публике и кем-то приноровленный к нему, Шевченку, совершенно произвольно. Он почему-то считал в деле своего освобождения своими благодетелями Брюллова и поэта Жуковского; последнего, однако, он не очень ценил за дух многих его произведений...

А. Мокрицький пише в щоденник:
На третий день [Пасхи, 10 апреля] утром начал я рисовать Венеру. Скоро пришел Шевченко, и мы отправились в Эрмитаж. С большою пользою беседовали мы в этом святилище, и сей раз более нежели когда увидел я достоинства в вещах первоклассных мастеров Вандик, Рубенс, Веласкес, Гвидо... - стали для меня понятнее, я измерял их талантом Брюллова... - у всех у них встречал я достоинства великого моего наставника - а в нем одном узнаешь их всех, как-будто бы каждый из них, переходя к источнику света, завещал ему искру божественного гения, которою освещали они путь своей жизни, те сокровища, которые он стяжал в области искусства. Вечером был у Брюллова - рассказывал ему о своей прогулке в Эрмитаж - он очень одобрил ее и советовал почаще делать таковые [...]

Зі споминок Сошенка:
Сторговавшись предварительно с помещиком (рассказывает сам Шевченко в своем письме), Жуковский просил Брюллова написать портрет с целью разыграть его в лотерее. Великий Брюллов тотчас согласился, и вскоре портрет Жуковского был у него готов. Ценою этого портрета (2500 руб. ассигн.) куплена была моя свобода, в 1838 г. апреля 22.

Знаменитий портрет Жуковського роботи Карла Брюллова, на гроші від продажу якого викупили Шевченка




Портрет мав свою власну історію. На час проведення лотереї портрет Жуковського закінчений ще не був. Проте в квітні 1838 р. його все ж розіграли в лотерею. Виграла портрет цариця Олександра Федорівна і тоді ж подарувала наслідникові, чиїм вихователем був Жуковський. Протягом кількох років портрет лишався в майстерні Брюллова, який продовжував над ним працювати. Закінчений 1841 року. Після смерті Брюллова портрет потрапив до колекції В. О. Кокорєва, від якого надійшов до Третьяковської галереї в Москві. Тепер зберігається в ДМШ.
Під час роботи над портретом з нього було знято принаймні дві копії. Одна А. М. Мокрицьким 1838 року, про що той згадує у своєму щоденнику. Про другу копію своєї роботи, розіграну в лотерею кількома роками пізніше, згадує художник М. Д. Биков у замітці 1877 року. [ Портрет Жуковського]

Невідомо, хто, як і коли приймав рішення про лотерею. З фінансових документів царської родини та з листа В. Жуковського до графині Юлії Баранової, статс-дами при дворі Олександри Федорівни, можно зрозуміти, що саме остання відіграла важливу роль в організації розіграшу.

Лист Жуковського з його власноручними малюнками. Квітень 1838, Петербург.
        Историческое обозрение благодетельных поступков Юлии Федоровны и разных других обстоятельств, курьезных происшествий и особенных всяких штучек. Сочинение Матвея.
       

Это г. Шевченко. Он говорит про себя: хотелось бы мне написать картину, а господин велит мести горницу. У него в одной руке кисть, а в другой помело, и он в большом затруднении. Над ним в облаках Юлия Федоровна.



Это Брюллов, пишет портрет с Жуковского. На обоих лавровые венцы. Вдали Шевченко метет горницу. В облаках Юлия Федоровна. Она думает про себя: какой этот Матвей красавец. А Василий Андреич, слыша это, благодарит внутренно Юлию Федоровну и говорит про себя: Я, пожалуй, готов быть и Максимом, и Демьяном, и Трифоном, только бы нам выкупить Шевченко. Не беспокойся, Матюша, - говорит из облаков Юлия Федоровна, - мы выкупим Шевченко. А Шевченко знай себе метет горницу. Но это в последний раз.



Жуковский в виде судьбы провозглашает выигрышный билет. В одной руке его карта; а в другой отпускная Шевченки. Вдали портрет Жуковского; он пляшет от радости, потому что достался государыне императрице. Он подпер руки в боки и, стоя на одной ноге, подражает неподражаемой Тальони. Шевченко вырос от радости и играет на скрипке качучу. А Юлия Федоровна из облаков их благословляет.



Юлия Федоровна сошла с облаков, в которых осталось одно только сияние. В ее руке мешок с деньгами (2500 рублей); указательный палец ее устремлен на ездового, и она говорит ему повелительным голосом: голубчик ездовой, съезди к Матвею и попроси его ко мне. Я собрала все деньги и мне хочется их поскорее ему отдать. Поезжай, голубчик, поскорее; ты человек расторопный, и я очень тебя за это люблю. Только прошу тебя, душенька, не напейся пьян дорогою. Это нехорошо. Надобно вести себя порядочно. И какое удовольствие в пьянстве, сам ты рассуди. Кто исполняет свои обязанности, тот может назваться истинным патриотом». Вот что говорит Юлия Федоровна, а Жуковский, подслушав это, записывает в записную книжку; и, конечно, уже теперь никогда пьян не будет.

Примечание. Юлия Федоровна оттого так спешит собрать деньги, что Матвей скоро поедет за границу и должен прежде отъезда своего кончить это дело. Удивительная женщина эта Юлия Федоровна. Кто ее не любит? Дай ей господь всякого благополучия, ей самой, ее детям, и внукам, и правнукам. Матвей обещает с одною из ее правнучек проплясать за здоровье ее качучу.



Это Шевченко и Жуковский; оба кувыркаются от радости. А Юлия Федоровна благословляет их из облаков.

Документи царської родини, що стосуються фінансової справи лотереї:
№ 17. 1838 р., квітня 14. Запис у камерфур’єрському журналі про проведення лотереї 1 в Царськосільському палаці, де розіграно портрет В. А. Жуковського, виконаний К. П. Брюлловим для викупу Т. Г. Шевченка з кріпацтва

Ввечеру их величество с их высочеством государем наследником, великою княгинею Еленою Павловною и великою княжною Мариею Николаевною и собравшимися к 8-ми часам по приглашению государыни императрицы особами обоего пола, бывшими сего числа за обеденным столом, изволили препроводить время в круглом Нового дворца зале разными играми, танцами и розыгрышем лотареи вещей.

1 Існують також твердження, що лотерея відбулася 16 квітня 1838 р. у будинку М. В. Вієльгорського (Див.: Моренец Н. И. Шевченко в Петербурге. Л., 1960, с. 37) та про проведення її в кімнатах Анічкового палацу в Петербурзі (Див.: Жур Петро. Шевченківський Петербург. К., 1972, с 62), але ці твердження не мають документальних підстав.

№ 19. 1838 р., квітня 23. Розпорядження правителя контори великої княжни Марії Миколаївни про видатки на лотерейні квитки при розігруванні портрета В. А. Жуковського роботи К. П. Брюллова

№ 27
         Препровожденны сего числа при отношении за № 360 к ея превосходительству Ю. Ф. Барановой 1 триста рублей ассигнациями для уплаты за билеты, взятые великою княжною Мариею Николаевною, при розыгрывании в лотерее, в императорском семействе, написанного живописцем Брюлловым портрета В. А. Жуковского, - записать в расход по шнуровой книге о суммах ея высочества. - Апреля 23 за 1838 год.

Управляющий собственной его величества конторы Блок
         Секретарь П. Родионов

1 Графиня Ю. Ф. Баранова, вихователька царських дітей, збирала гроші за квитки ва лотерею.

№ 20. 1838 р., квітня 24. Запис у книзі витрат великого князя наслідника Олександра Миколайовича про видатки на лотерейні квитки при розігруванні портрета В. А. Жуковського роботи К. П. Брюллова
         24 апреля. Заплачено за лотерейный билет портрет Жуковского живописца Брюллова 300 р.

№ 22. 1838 р., квітня 25. Запис у книзі грошових сум цариці Олександри Федорівни про видатки на лотерейні квитки при розігруванні портрета В. А. Жуковського роботи К. П. Брюллова

Расход

126. Действ[ительной] ст[атской] советнице Ю. Ф. Барановой, за билеты на лотерею, в которой ея величеством выигран портрет В. А. Жуковского, четыреста рублей.
400

№ 23. 1838 р., квітня 25. Лист секретаря цариці Олександри Федорівни І. П. Шамбо до графині Ю. Ф. Баранової про надсилку їй 400 крб. за лотерейні квитки при розігруванні портрета В. А. Жуковського роботи К. П. Брюллова
         25 апреля 1838 г.

Ея превосходительству Ю. Ф. Барановой

Милостивая государыня
Юлия Федоровна!

Вследствие письма вашего превосходительства от 24 ч. сего м-ца честь имею препроводить при сем к вам, м[илостивая] государыня четыреста рублей, следующие за билеты на лотерею, в которой ея императорским величеством выигран портрет В. А. Жуковского.
         Покорнейше прося почтить меня уведомлением о получении препровождаемой суммы, я имею честь быть с сов[ершенным] почт[ением]...

Подписал И. Шамбо

№ 24. 1838 р., квітня 26. Лист графині Ю. Ф. Баранової до секретаря цариці Олександри Федорівни І. П. Шамбо про одержання нею 400 крб. за лотерейні квитки при розігруванні портрета В. А. Жуковського роботи К. П. Брюллова

Милостивый государь
Иван Павлович!

Препровожденные при отношении вашего превосходительства от 25-го апреля за № 341 -м четыреста рублей ассигнациями, за лотерейные билеты, - взятые ея императорским величеством при розыгрывании портрета В. А. Жуковского, - мною получены. Уведомляя вас, милостивый государь, о сем, с совершенным почтением имею честь быть

вашего превосходительства готовая к услугам Июлия Баранова

26 апреля 1838 г.
         Его прев[осходительств]у
         И. П. Шамбо

Шевченко у своєму художньому творі про лотерею взагалі не згадує.
А самое-то дело было вот как.
Карл Брюллов написал портрет Жуковского, а Жуковский и граф Вельегорский этот самый портрет предложили августейшему семейству за 2500 руб[лей] ассиг[нациями] и за эти деньги освободили моего ученика. А старик Венецианов, как он сам выразился, разыграл в этом добром деле роль усердного и благородного маклера. [Художник, 1856]

22 квітня 1838 р. Відпускна, видана поміщиком П. В. Енгельгардтом Т. Г. Шевченкові у зв’язку із звільненням його з кріпацтва




Мокрицький пише у щоденник:
25 апреля. [...] Часа в два пошел я к Брюллову. [...] Скоро пришел Жуковский с гр[афом] Виельгорским. Пришел Шевченко, и Василий Андреевич вручил ему бумагу, заключающую в себе его свободу и обеспечение прав гражданства. Приятно было видеть эту сцену.

Розповідає Сошенко:
Это было в последних числах апреля 1838 года. Жил я все на той же квартире, почти в подвале огромного четырехэтажного дома, у той же немки Марьи Ивановны. В нашем морозном Петербурге запахло весною. Я открыл окно, которое было аккурат вровень с тротуаром. Вдруг в комнату мою через окно вскакивает Тарас, опрокидывает моего евангелиста, чуть и меня не сшиб с ног; бросается ко мне на шею и кричит: «свобода! свобода!» - Чи не здурів ти, кажу, Тарас? А он все свое - прыгает да кричит: «свобода! свобода!» Понявши в чем дело, я уже со своей стороны, стал душить его в объятиях и целовать. Сцена эта кончилась тем, что мы оба расплакались как дети. С этого самого дня Шевченко стал посещать академические классы и вскоре сделался одним из любимейших учеников знаменитого Карла Брюллова.

Спогад вільного відвідувача Академії мистецтв М. Меликова
        Все, что вращалось нового около светила искусств из мира художественного и литературного, люди с дарованиями находили в Карле Павловиче поддержку и часто выдвигались им. В числе их был Тарас Григорьевич Шевченко, который начинал заниматься живописью и которому Брюллов помог вырваться из крепостного состояния, дав ему звание свободного художника.

20 травня 1838 року відпускну нарешті вручають Шевченкові:
        «Отпускная
        Тысяча восемьсот тридцать восьмого года, апреля двадцать второго дня, я, нижеподписавшийся, уволенный от службы гвардии полковник Павел Васильев сын Энгельгардт отпустил вечно на волю крепостного моего человека Тараса Григорьева сына Шевченка, доставшегося мне по наследству после покойного родителя моего действительного тайного советника Василия Васильевича Энгельгардта, записанного по ревизии Киевской губернии, Звенигородского уезда в селе Кирилловке, до которого человека мне, Энгельгардту, и наследникам моим впредь дела нет и ни во что не вступаться, а волен он, Шевченко, избрать себе род жизни какой пожелает. К сей отпускной уволенный от службы гвардии полковник Павел Васильев сын Энгельгардт - руку приложил.
        Свидетельствуют подпись руки и отпускную, данную полковником Энгельгардтом его крепостному человеку Тарасу Григорьеву сыну Шевченке - действительный статский советник и кавалер Василий Андреев сын Жуковский.
        В том же свидетельствую и подписуюсь - профессор восьмого класса К. Брюллов.
        В том же свидетельствую и подписуюсь - гофмейстер, тайный советник и кавалер граф Михаил Виельгорский.
        Сия отпускная Санкт-Петербургской палаты гражданского суда во 2-м департаменте при прошении вольноотпущенного дворового человека Тараса Григорьева сына Шевченка к засвидетельствованию явлена и в согласность состоявшейся в палате сего мая 16-го числа резолюции, по записке во 2-ю книгу под № 130, с сею надписью выдана мая 20 дня 1838 года.
        Заседатель Григоров
        Секретарь Матусевич
        Столоначальник Смирнов
        У сей надписи его императорского величества гражданской палаты печать».

* * *

1839 року Шевченко присвячує В. А. Жуковському поему «Катерина».

1841 року Шевченко в пам’ять 22 квітня 1838 р. робить присвяту поеми-епопеї «Гайдамаки» Василеві Григоровичу, конференц-секретареві Академії мистецтв.

* * *

Далі документи поліції, які проливають світло на те, як і коли з’явилися звинувачення у «невдячності».


1847

7 квітня 1847 р. З донесення полковника корпусу жандармів Білоусова начальнику 4 округу корпусу жандармів П. Ф. Буксгевдену про арешт Т. Г. Шевченка й відправлення його до III відділу
[...] Художник Шевченко, при возвращении в Киев из Черниговской губернии, вчера был остановлен на заставе и доставлен в квартиру г[осподина] гражданского губернатора, при нем найдена тетрадь, самим им писанная, с возмутительными стихами. В стихах под названием «Сон» дерзко описывается высочайшая его императорского величества особа и государыня императрица. [...]

17 квітня 1847 р. Журнал слідства:
При первоначальном словесном допросе Шевченко, соглашаясь в неблагопристойности своих сочинений, сам называл их «мерзкими». При этом виновный рассказал случай, по которому он получил свободу из крепостного состояния. Карл Брюллов написал портрет В. А. Жуковского, который представил его государю императору. Его величество и прочие члены августейшей фамилии сделали складку и деньги послали через Жуковского Брюллову, а Брюллов на эти деньги выкупил Шевченку на свободу. Убежденный в III отделении, Шевченко еще более почувствовал раскаяние в гнусной неблагодарности своей к особам, оказавшим ему столь важную милость.

21 квітня 1847 р. - Записка III відділу про те, що Шевченко був кріпаком
Содержащийся под арестом Шевченко показал, что он прежде принадлежал помещику Киевской губ. Звенигородского уезда, гвардии полковнику Павлу Васильевичу Энгельгардту (селения Кириловки). Выкуплен у него по ходатайству гр. Виельгорского, Василия Андреевича Жуковского и профессора Брюллова, щедротами августейшей фамилии, пожаловавшей за него помещику, как он слышал, 2500 руб. асс[игнациями].

21 квітня 1847 р. Відповіді на першому і єдиному допиті Шевченка в III відділі
...в 1838 г. был освобожден из крепостного состояния августейшей императорской фамилией, чрез посредство Василия Андреевича Жуковского, графа Михаила Юрьевича Виельгорского и Карла Павловича Брюллова. Брюллов написал портрет Жуковского для императорской фамилии, и на эти деньги я был выкуплен у помещика.

16. Будучи еще в Петербурге, я слышал везде дерзости и порицания на государя и правительство. Возвратясь в Малороссию, я услышал еще более и хуже между молодыми и между степенными людьми; я увидел нищету и ужасное угнетение крестьян помещиками, посессорами и экономами-шляхтичами, и все это делалось и делается именем государя и правительства; я всему этому поверил и, забыв совесть и страх Божий, дерзнул писать наглости против моего высочайшего благодетеля, чем довершил свое безумие.

26 травня 1847 р. Доповідь начальника III відділу О. Ф. Орлова. Резолюція Миколи I на цій доповіді стала вироком
Шевченко, вместо того, чтобы вечно питать благоговейные чувства к особам августейшей фамилии, удостоившим выкупить его из крепостного состояния, сочинял стихи, на малороссийском языке, самого возмутительного содержания. В них он, то выражал плачь о мнимом порабощении и бедствиях Украины, то возглашал о славе гетманского правления и прежней вольности казачества, то с невероятною дерзостью изливал клеветы и желчь на особ императорского дома, забывал в них личных своих благодетелей.

«На подлинном собственною его величества рукою написано карандашом: «под строжайший надзор и с запрещением писать и рисовать».

Запис про оголошення вироку. 30 травня 1847 р.
Бывший художник Шевченко, при объявлении ему высочайшего решения об определении его рядовым в Отдельный оренбургский корпус, принял это объявление с величайшею покорностию, выражал глубочайшую благодарность императору за дарование ему права выслуги, и с искреннейшим раскаянием, сквозь слезы говорил, что он сам чувствует, сколь низки и преступны были его занятия.

Документи слідства не повинні вводити в оману. Між відповідями і записом стояв поліцейський чиновник, на що вказують характерні канцелярські формулювання. Так, наприклад, Костомаров був присутній на винесенні вироку: Он выслушал над собою приговор с невозмутимым спокойствием, заявил, что чувствует себя достойным кары и сознает справедливость высочайшей воли.

1857

Не тямлю, звідкіля взялася оця дурна байка; тямлю тільки, що вона мені не дешево коштує.

Багато років по тому Шевченко запише в Журнал:
19 червня 1857 року: «Бездушному сатрапу [В. Перовський, оренбурзький військовий губернатор] и наперснику царя пригрезилось, что я освобожден от крепостного состояния и воспитан на счет царя, и в знак благодарности нарисовал карикатуру своего благодетеля. Так пускай, дескать, казнится неблагодарный. Откуда эта нелепая басня - не знаю. Знаю только, что она мне недешево обошлась. Надо думать, что басня эта сплелась на комфирмации, где в заключении приговора сказано: «Строжайше запретить писать и рисовать». Писать запрещено за возмутительные стихи на малороссийском языке. А рисовать - и сам верховный судия не знает, за что запрещено.»

1861

Л. Жемчужников, Воспоминание о Шевченке, «Основа», март 1861
Нежная, теплая душа его была благодарна каждому, кто любил его. Благодарность за участие не покидала его никогда. Обвиняемый некоторыми в неблагодарности, он горько был этим оскорблен. Однажды он писал так: «Пригрезилось, будто я освобожден от крепостного состояния и воспитан на чужой счет. Откуда эта нелепая басня - не знаю. Знаю только, что она не дешево мне обошлась».

Різне, 1838, 1837

Previous post Next post
Up