Рассказ о нелегальном пересечении советско-финской границы из книги "Побег из рая". Часть 3/4.
Originally posted by karel500 at Побег из Рая. Главы с 5 по 7.
Глава-5.
Непоправимая ошибка
11 Июля 1974 год.
Финский лес был вырублен и, словно на совесть, идеально подметен. На земле не видно никаких следов от техники. Борис плелся последним, он остался без обуви, на его ногах были одеты отрезанные от моего пальто рукава, перевязанные веревкой. Мы боялись смотреть на него,потому что невозможно было сдерживать смех, а это сильно его злило. Все понимали, что так мы до Швеции не дойдем, нужно срочно что-то придумать. Вдали маячила высокая одинокая на весь лес сопка, позади далеко осталась граница. Белая ночь походила больше на пасмурный холодный день. Лесные вырубы сменялись заливными, с высокой травой лугами ,среди которых мы увидели озеро. На берегу озера стоял темно-желтого цвета дом, старый сарай и маленькая ,у самой воды, бревенчатая банька, возле которой паслись два оленя.
-Давайте уйдем отсюда,- прошептал Миша.
Анатолий согласился, а Борис, сидя на траве, молча перевязывал мокрые рукава от пальто на ногах.
-Нужно Борису обувь найти. Как нам быть?- спросил я.
Решили проверить если ли кто-нибудь в доме. Подойдя поближе, мы увидели,что стекла в окнах выбиты и на дверях нет замка. Внутри дома было несколько комнат с двухъярус- ными кроватями, большая столовая, на столе которой лежала хорошо накачанная резино -вая лодка.
-Тут, наверное, лесорубы жили,- сказал Толик, проверяя шкафчики на кухне.
Все свои продукты с рюкзаками мы бросили на границе, а в оставшемся у Толика рюкзаке лежало только несколько пачек маргарина и размокшие упаковки «Завтрака туриста». Толик нашел на полках немного сахара, кофе и какой-то крупы. Борис облазил сарай и чердак и был счастлив, найдя два старых дырявых резиновых сапога. Он отрезал рваные голенища так криво и плохо, как мог только сделать Борис, и теперь надел эти обрубки на свои босые ноги.
В доме было полно комаров, и мы перебрались в баньку.Здесь была печка с приготов- ленными дровами, маленький столик у окна и широкие в два яруса полки. На столе стоял чайник со старой почерневшей от времени кофейной гущей.
За окном билась о берег мелкая озерная волна. Растопили печку. Очень хотелось есть, и усталость давала себя знать. Выпили кофе. Выходить из баньки в гудящую от комаров сырую прохладу никому не хотелось. Тепло, как сильное снотворное ,окутало нас. Борис и брат, похоже, уже спали.
-Нам, главное, на дорогах и в лесу на глаза никому не попадаться. Мы ушли из погранзоны, теперь дело за полицией,- зачем -то мне сказал Толик.
Он, наверное ,как и все мы , пытался себя уверить, что нам сейчас ничего не угрожает.
Глава-6.
Финские пограничники.
Проснулись мы все от шума винтов пролетевшего низко вертолета.
- Да это пожарники, лес проверяют,-сонно пробурчал Толик .
Внезапно открылась дверь, и в баньку ввалился финский пограничник с собакой. Он сказал что-то по- фински и, пробыв с нами несколько секунд, вышел. Сонливость сразу слетела. Сквозь окно мы увидели возле дома несколько пограничников , сидевших на траве и о чем-то переговаривавшихся.
-П -р -и -е х а- л -и,- протянул Миша,- Я ж говорил не нужно было сюда заходить.
-Пожарники,- ухмыльнулся Борис.
-Давайте спрячем все документы и скажем им, что мы - канадские туристы украинского происхождения ,- предложил я.
Толик быстро поднял доску в полу, и мы сложили туда все документы. Это была наша самая большая ошибка. Документы нужно было не спрятать, а сжечь.
Старшина финского поискового наряда Антти Лейво, чья собака нашла нас, был смущен. Он доложил по рации своему начальству, что обнаружил четверых молодых людей, одетых в джинсы, двое из них с длинными волосами и все четверо похожи на немецких туристов. Он знал, что Советы сообщили о переходе границы трёх человек, Советы ошибиться не могут. Пограничники встали, собираясь уходить. Антти вернулся в баньку. Овчарка учуяла документы под полом и заскребла лапой...
Антти Лейво и его поисковая овчарка Пажы. 1974 г.Фото А.Лейво.
Антти вызвал вертолет. Его отряд сидел на траве в ожидании приказа. Пограничники курили.
-Пойдем , покурить спросим,- завидев дымок, рванулся к выходу Борис.
Мы вышли из бани и направились к ним. Они продолжали переговариваться, не обращая на нас никакого внимания. Поднялся с места только Антти Лейво, а за ним-его верный пес по кличке Пажи. Он проверил есть ли у нас оружие. У меня из кармана вытащил большой складной нож и тут же, к моему удивлению, вернул мне его. Мы уселись рядом и, смеши- вая русские, немецкие и английские слова, пытались говорить. Борис и Толик курили. Антти вынул карту и стал показывать свой путь от границы, в подтверждение показав нам все еще мокрую пустую пачку от сигарет и подошву от кеда Бориса, брошенные под финским пограничным столбом.
-Куда пойдем теперь?-спрашивали мы.
-Два километр дорога,- медленно, выбирая слова, ответил один из них и показал на карте Куусамо.
-You send us back to Russia?-спросил я пограничников.
-Ya,Ya,- закивали они головой.
-Three years in prison,- показал в сторону России Борис. Они ничего не отвечали, только качали головой, давая понять , что плохи ваши дела, ребята.
В это время подлетел маленький вертолет-стрекоза. Здоровый финн в ковбойской шляпе выпрыгнул из него, косо взглянул на нас, взял у Антти наши документы и исчез в воздухе. Пограничники- ноль внимания, как будто у них подобное случается ежедневно. Подошло ещё несколько поисковых групп и мы двинулись в путь.
Теперь первым с компасом шел Антти, за ним растянулась цепочка метров на сто, где -то в конце тащился Борис в своих новых обрубках и с ним рядом шли финны. Собаку отпустили, и она вместе с длинным поводком носилась, где хотела. Она совсем не была злой и готова была идти с теми, кто её будет гладить.
Моросил мелкий противный дождь. Ноги по колено проваливались в заболоченную почву. Финнам было легче, они были в плащах и резиновых сапогах. Шли долго, пока не вышли на пустую дорогу. Из-за поворота выехала целая колонна машин и остановилась возле нас.
Собака, не обращая внимания на окрики Антти, помчалась к мини-вэну и прыгнула внутрь. Она отлично справилась со своей работой. Правительство Финляндии наградит Антти Лейво и её большим кубком, который будет стоять в его доме в Куусамо на самом видном месте.
Я оказался с пограничниками, братом и собакой в одном вэне; машины с Борисом и Толиком ехали за нами. Из леса выходили просёлочные дороги и рядом с ними стояли невысокие помосты с бидонами молока. Подъезжал грузовик, забирал молоко, взамен оставляя пустые бидоны, которые потом забирали фермеры. Бидоны с молоком меня просто поразили.
«Надо же, никто их не ворует. Да не поймай нас финны,уж точно на этом молоке дошли бы мы до Швеции» ,-с сожалением думал я.
Мелькали ухоженные дома с разноцветными машинами, стоявшими во дворах. Наша дорога была без единой выбоины с ярко- желтой разметкой по средине. Я таких дорог никогда не видел в Советском Союзе.
Дорожный указатель у одинокой сопки показал, что это посёлок Руки,популярное место горнолыжников,а дальше -город Куусамо и машины въехали в ворота погранчасти. Высо- кие березы украшали двор. На ступеньках двухэтажного здания сидели пограничники, рядом играли маленькие дети. Нас провели на второй этаж, разместив по одному в комна- тах с аккуратно застеленными кроватями. В полуоткрытых дверях посадив часовых.
Промокший насквозь я лег на кровать и задремал. Кто-то меня толкал. Это был часовой, жестом показывавший, что я должен иди за ним. В одноэтажном здании находилась сто- ловая. В просторном зале стояли столики, накрытые белоснежными скатертями. Посре -дине был большой длинный стол со стоявшей на нём чистой посудой, с нарезанным хлебом и булками разных видов,пакетами с маслом и молоком,яйцами и розовым мороженым.
В больших фарфоровых с красивыми узорами посудинах были какие-то блюда. Симпатичная девушка - официантка всё время приносила из кухни еду. Пограничники подходили к столу, и каждый сам брал то,что ему нравится. Некоторые, как дети, ели только одно мороженое.
Мы сели за один столик. Подошел офицер, позвал моего брата и, подойдя вместе с ним к фарфоровой чаше наполнил его тарелку вкусным супом с колбасой, жестом показав нам, чтобы мы сделали то же самое.Толику скромности не занимать. Он взял половник и наполнил свою тарелку так, что она стала похожа на одинокую сопку в лесу, состоящую из одной колбасы и картошки.
-Ну, ты и нахал,-ворчал на него Борис.
Офицер предложил нам взять добавки, но, не знаю почему, все еще сильно голодные мы отказались.Толик с недоумением посмотрел на нас и тоже замахал руками,мол, хватит. Тогда офицер сам поставил нам на стол яйца, молоко и вазу с клубничным мороженым. Пограничники заходили в столовую и выходили, и на нас никто не обращал внимания, будто мы сидели в городском кафе.
Глава-7.
На свободе за решёткой.
12 июля 1974 года. Солнце низко катилось по горизонту. Машины остановились у здания из стекла и бетона. Высокого роста крупного сложения молодой финн с длинными рыжими волосами и бородкой делал уборку внутри помещения. Он был одет в тенниску и совсем непривычные для нас шорты. Другой -пожилой- проверил наши карманы, забрал всё из них, заставил снять ремни, вынуть шнурки из обуви и затем развёл нас по каме- рам. Камер было десять-двенадцать, и все были пустыми, только мы занимали четыре. Окно моей камеры выходило на городскую улицу с невысокими двухэтажными домами и неоновыми вывесками на них.
Здание полиции в Куусамо и окна камер. Фото автора.
Редко проезжали машины. Парочки влюбленных, одетые в разноцветные куртки и брюки, иногда выходили из местного бара. Рыжебородый финн закончил уборку. Загремели замки в коридоре.
Утром я проснулся от звука открывающегося замка. Дверь распахнулась и бородатый финн с большой плетеной корзиной в руке подошел к столику. Он аккуратно начал выс- тавлять на стол пакетики с молоком и маслом, затем налил кофе в малюсенькую чашечку, стоявшую на таком же маленьком блюдце, и ничего не сказав, вышел, заперев дверь на замок.
Я выпил кофе и сидел на кровати в одних плавках. Снова отворилась дверь, и рыжебо- родый махнул мне рукой: выходи. Я начал одевать брюки, но финн снова замахал руками, мол иди так.
В большой светлой комнате с кипой папок, лежавших на столе, меня встретил худоща- вый, низкого роста человек. Он что -то сказал мне и исчез . Я находился на первом этаже, окно было открыто, на нём не было решетки .
«Бежать ? - мелькнула мысль,- но как, в одних плавках? А может финны нам предоста- вят встречу с американским представителем, раз так слабо охраняют?» -не зная как поступить, спрашивал себя я.
Тем временем вернулся финн с фотоаппаратом со вспышкой. Он сделал несколько снимков, снял отпечатки пальцев и провел меня в соседнюю комнату, где за столом сидел молодой человек в белой рубашке со светлыми длинными волосами. «Наверно, следователь» , - решил я.
Рядом с ним сидел человек лет пятидесяти. Увидев меня, он представился учителем русского языка местной школы и сказал, что будет переводчиком.
-Почему ты не пытался официально выехать из Советского Союза, как турист?- спросил следователь.
-Пытался, но это оказалось очень опасным делом.
-Можешь поподробней рассказать?
«Три года назад мне эта идея пришла в голову. Я работал тогда на Каспийском море, кильку ловил. Стояли мы под разгрузкой в Красноводском порту, это в Туркмении. Жара страшная, делать нечего, и я решил к юристу сходить на консультацию, узнать какие нуж- но документы подавать, чтобы выехать из Союза и мир посмотреть. До этого я в Астра- ханском мореходном училище вместе с Борисом Сивковым почти пять лет проучился. За все эти годы ни разу меня в загранплавание не пускали , может, потому что мой дед, мамин отец, был репрессирован, а я хотел мир посмотреть,а не коммунизм строить.
-Конечно, любой желающий в нашей стране может свободно выехать,- обрадовал меня юрист, -пиши заявление в ОВИР. Я тогда даже такого слова не знал.
-Укажи причины своего желания, вот и всё.
«Вот и всё» началось сразу. Вечером за мной приехал человек на мотоцикле и привез меня в КГБ, где меня ждал зам. начальника майор Бобырь.
-Зачем тебе эта заграница нужна,что ты там будешь делать?- спросил он.
-Путешествовать, смотреть, как в разных странах люди живут,-ответил я.
Я стоял на своём, отчего майор сменил тон беседы.
-Хорошо, теперь слушай меня и запомни. Пойдёшь к границе - пулю в спину получишь и ещё раз только услышу от тебя слова «запад» и «заграница»,- я с тобой буду иначе раз- говаривать,- и добавил: - Спросят на работе зачем вызывали, скажи, что из- за паспорта.
После этой беседы я понял ,что выехать из этой страны для меня нет возможности. В этот же вечер в отместку Бобырю я выколол у себя на груди большими буквами -Spirit of West. Я поднял рубашку и показал финскому следователю слова, как я их тогда написал с ошибкой.
-А это что за шрамы?-указал он на белые рубцы на груди.
-Это другая история,- продолжал я. Меня все эти годы пытались в армию призвать. Во время призывов я устраивался работать чабаном, пас овец в калмыцких степях.Для воен- комата было сложным делом меня там отыскать. Я даже жаловался им, мол, годы идут, а я долг Родине отдать никак не могу. В военкомате даже извинялись и обещали обязательно призвать. Так, после очередного набора я приехал домой к родителям в Кривой Рог. Не успел я ночь переночевать, как курьер повестку принес: «К обеду быть в военкомате». Я себя представить не мог в армии со звездой во лбу и в кирзовых сапогах. Это был просто ужас! Идти в тюрьму на три года за отказ служить в армии, тоже желания не было ,и я придумал план. Я знал, что в Криворожском военкомате военком подполковник Олен- ников-очень нервный и вспыльчивый человек и решил поиграть на его нервах, записав все его вопли на магнитофон, а там видно будет.
Толик Романчук, мой друг, всё утро перочинный нож для меня точил. Я в портфель магнитофон вложил, микрофон к ручке примотал, на длинные волосы повязку надел, брюки с самым большим клёшем и рубаху яркую, в цветах для встречи выбрал. Думал, что на военкома это всё подействует, как на быка куча красных тряпок, а я буду его сегод- ня укрощать. Явился в военкомат четко, как в повестке указано. Конечно,переживаю.
На дворе весна, май месяц, радуйся жизни только. В кабинете с военкомом за столом сидели ещё два человека.Один был из местного райкома партии, второй - из районного КГБ. Военком Оленников сидел за столом молча.
-Ты не встал на воинский учет, а за это предусмотрено наказание по Статье 72 УК УССР от одного до трех лет лишения свободы сразу, вместо: «здрасте!»-, зачитал уголовный кодекс кагебист.
- Вот мой железнодорожный билет. Дата показывает, что я вчера вечером прибыл в Кривой Рог, а сегодня встану на военный учет,-объяснял я.
-Хорошо! Пусть военком решает, что с тобой делать,-и они вышли, оставив меня с Оленниковым.
Военком ждал этой минуты. Магнитофон писал.
-П а т л -а -а -т ы й!- я тебя сначала обстригу,-закричал он.
-Зачем, разве ты не знаешь, что я собираюсь уезжать к себе домой? - спросил я и указал пальцем на Америку на висевшей на стене большой карте мира.
От обращения на «ты» военкома хватил шок, с ним никто и никогда так не разговари -вал.
-Вот, видишь красную полосу?- показал я ему на границу. -Я могу тебе тысячу раз повторить, что я буду за ней!
Я не боялся это говорить военкому, ведь магнитофон только записывал, а про границу и Америку знали только мы двое.
Военком пришел в ярость. Худой , высокий, с бледным и злым лицом он превратился в Кощея Бессмертного.
-Ты, ты,- заикался он,- ты - трус! Такие, как ты, в годы войны в плен к фашистам сдава- лись.
Это и нужно мне было от него услышать. Я пошел в атаку.
-Кто это к фашистам в плен?- наигранно завопил я.
-Ты, ты!!! Ты и крови боишься!
Чувствовалось, что он рад, что, наконец, ему удалось меня задеть за живое.
-Это я трус!? Это я крови боюсь!? Да я всегда за Родину в бой первым пойду. Сейчас ты сам увидишь , как я крови боюсь,-и, громко хлопнув дверью, я выскочил из кабинета.
В коридоре собрались работники военкомата. Им, конечно, все было слышно. Они расступились, и я вышел во двор. Теперь нужно было взять наточенный Толиком перочинный нож и не сильно чирконуть себя до крови по груди. Делать это было страшно, но начатую игру теперь нужно было довести до конца. Приложил нож, чирк, беленькая полоска и никакой крови. Начинаю себя ругать:
-Трус поганый.
Еще раз -чирк, чирк -и вдруг кровь как потечет.
Иду в кабинет к военкому. Грудь в крови, нож в руке, в другой руке магнитофон пишет. Народ расступается, никто не собирался военкома защищать.
-Эй! Где ты там?- кричу я.
Военком вышел из кабинета и , увидев меня ,тут же вбежал обратно. Он повис на двери, не давая мне войти.
-Открывай!- кричал я. Ты моей крови хотел? Получай!
Я рванул дверь, военком упал, но вскочив, побежал к своему столу. Я начал догонять его, быстро бегающего вокруг стола, обращаясь к нему:
-Слушай, ты меня вызвал в военкомат, а теперь убегаешь?
Он остановился, понимая, что я не собираюсь убивать его, и тихо, еле слышно сказал:
-Иди домой.
«Скорая помощь» отвезла меня в сумасшедший дом, где я пробыл ровно два месяца.
Ох ,и кололи меня там всем, чем только можно.Уколами сульфазина,от которых были температура, бред , боль по всему телу. В ноги толстые иголки втыкали и по пол-литра физраствора накачивали. Горячие уколы магнезии, от которых тело кипятком запол -нялось, уколы трицедила, от которых появлялась страшная неусидчивость и состояние, будто тебя наизнанку выкручивают.
Скажу сразу, что магнитофонная пленка меня спасла от суда. Прокурор, прослушав её, не нашёл там никакой антисоветчины, один только крик военкома.
Наступил день, когда комиссия в больнице на Игрени решала вопрос о моей выписке. В кабинете находились мой лечащий врач Малецкий Феликс Феликсович и главврач больницы .
-Теперь ты хочешь выехать за границу?- это всё,что у меня спросили.
-Нет, даже и думать об этом не хочу,- врал я.
После всего этого я снова уехал в Туркмению и работал на Каспийском море,но недолго, до осени.
В октябре 1973 года я получил от брата письмо, где он писал:
«Меня вызвали в военкомат и призвали на службу в армию. Я всячески пытался симу- лировать болезни при прохождении медкомиссии, но военком Олейников сам лично давал распоряжение врачам записывать, что я годен для несения воинской службы. В военкомате мои волосы постригли, и теперь 26 октября я отбываю на службу. Я не знаю, что теперь мне делать. Отец по такому случаю даже купил бутылку вина и сказал, что мы отметим это радостное событие.»
Эта новость меня застала врасплох, ведь мы летом следующего года решили бежать из Советского Союза. До отправки Миши в армию оставалось три дня. Я бросил работу и помчался спасать брата. Ведь наша цель была попасть в Америку, а не в кирзовые сапоги Советской Армии.
Мишу я не узнал, вместо длинных волос он теперь носил кепку, прекрывавшую его стриженную голову . Первым делом я решил привести его в нормальный вид. Мы обошли магазины, пытаясь купить ему парик, но париков просто не было в продаже. Нам только удалось найти рыжего цвета длинный и густой синтетический шиньён, который тут же в магазине брат надел на голову и, чтобы он не спадал, сверху завязал повязкой.Получилось даже очень здорово, Миша стал похож на индейца, сошедшего с экрана кавбойского фильма.
Прямо из магазина мы отправились в военкомат навестить военкома Олейникова. Его мы застали во дворе,он стоя перед колонной стриженных призывников и, как было прису- ще ему, зачем- то орал на них. Он узнал меня сразу и... замолчал глядя на нас в полном недоумение.
-Шатравка, это ты?- после некоторого раздумья спросил он брата.- Мы же тебя подстригли?!
-Кто тебе дал право отнять волосы у моего брата?- спросил я.- Найди и верни их нам. Мы придём за ними в пятницу, в день отправки.
Это представление собрало немало народу во дворе военкомата, и все молча наблюдали, поглядывая то на нас, то на военкома.
Длинный невростеник ,подполковник Олейников, на удивление всем стоял и молчал, не зная что делать и какой выходки ещё можно ожидать от нас.
Из военкомата мы прямиком отправились в нервно- психиатрический диспансер. По дороге, в тролейбусе, я дал Мише проглотить таблетку галоперидола ,о действии которого он тогда не знал. В приёмном покое во время разговора с врачом его начало крутить от этого лекарства, его движения и мимика на лице выдавали его за психически больного человека.
-Ты слышишь голоса? Бывают ли у тебя галлюцинации? Хочешь ли ты спрыгнуть с крыши девятого этажа своего дома?- спрашивала врач.
-Да, да, да!- вцепившись руками в стул, не понимая что с ним происходит, нервно отвечал брат врачу .
Затем в кабинет зашли санитары и увели Мишу.
Я вернулся домой один. Стол был накрыт, и бутылка вина дожидалась торжественного распития. Отец понял сразу, что в его родной армии не будет и второго его сына. Мама тоже бранилась и не могла в это поверить.
-По каким причинам ты так стремился покинуть Советский Союз?- спросил улыбаясь финн и добавил шутя, - ведь у вас там так много красивых девушек.
Мне было не до шуток.
-Много причин,- ответил я.- Первое, что донимало-это повседневная пропаганда ком -мунистической идеологии, от которой практически никуда нельзя деться. Она давит на человека . Радио, телевидение, пресса и даже немалая часть зарубежной литературы-всё это работает на неё, воспевающую советский образ жизни. Советские границы охра- няют меня, как заключенного, только заключенные в лагерях находятся по решению суда, а мне вынесен приговор без всякого суда -прожить здесь всю жизнь. Я- раб, принадлежа- щий КПСС, обязан принудительно работать, получая взамен подачки, и до смерти дол- жен быть благодарен им за это.Там даже одеваться и причёску иметь как тебе нравится, нельзя.
-Что ты имеешь в виду?-спросил следователь.
-Мне, например, в Криворожском горкоме партии инструктор отдела пропаганды прямо сказал:
-Таких как ты, длинноволосых, собрать бы всех вместе да расстрелять всех разом.
-Ты помнишь его фамилию?
-Конечно, я его всю жизнь помнить буду. Панченко, -ответил я.
-Скажи,- вдруг спросил финн , изменив тему-, может кто-нибудь из вас быть сотруд- ником КГБ?-
-Нет!-ответил я.
-Сивкова я знаю по мореходке с 1966 года,Романчук - мой сосед и друг,ну, и мой брат.
-Кто такой Урко Кекконен?- спросил меня переводчик -школьный учитель, которому, как мне показалось, очень не нравились мои антисоветские высказывания.
-Ваш главарь и советская марионетка,- ответил я.
Следователь рассмеялся и что-то записал, переводчик оставался хмурым и серьёзным.
-Вы нас выдатите?- спросил я его.
-Да, мы это должны сделать. У нас договор с Советским Союзом,- честно сказал финский следователь.
Глава-5.
Непоправимая ошибка
11 Июля 1974 год.
Финский лес был вырублен и, словно на совесть, идеально подметен. На земле не видно никаких следов от техники. Борис плелся последним, он остался без обуви, на его ногах были одеты отрезанные от моего пальто рукава, перевязанные веревкой. Мы боялись смотреть на него,потому что невозможно было сдерживать смех, а это сильно его злило. Все понимали, что так мы до Швеции не дойдем, нужно срочно что-то придумать. Вдали маячила высокая одинокая на весь лес сопка, позади далеко осталась граница. Белая ночь походила больше на пасмурный холодный день. Лесные вырубы сменялись заливными, с высокой травой лугами ,среди которых мы увидели озеро. На берегу озера стоял темно-желтого цвета дом, старый сарай и маленькая ,у самой воды, бревенчатая банька, возле которой паслись два оленя.
-Давайте уйдем отсюда,- прошептал Миша.
Анатолий согласился, а Борис, сидя на траве, молча перевязывал мокрые рукава от пальто на ногах.
-Нужно Борису обувь найти. Как нам быть?- спросил я.
Решили проверить если ли кто-нибудь в доме. Подойдя поближе, мы увидели,что стекла в окнах выбиты и на дверях нет замка. Внутри дома было несколько комнат с двухъярус- ными кроватями, большая столовая, на столе которой лежала хорошо накачанная резино -вая лодка.
-Тут, наверное, лесорубы жили,- сказал Толик, проверяя шкафчики на кухне.
Все свои продукты с рюкзаками мы бросили на границе, а в оставшемся у Толика рюкзаке лежало только несколько пачек маргарина и размокшие упаковки «Завтрака туриста». Толик нашел на полках немного сахара, кофе и какой-то крупы. Борис облазил сарай и чердак и был счастлив, найдя два старых дырявых резиновых сапога. Он отрезал рваные голенища так криво и плохо, как мог только сделать Борис, и теперь надел эти обрубки на свои босые ноги.
В доме было полно комаров, и мы перебрались в баньку.Здесь была печка с приготов- ленными дровами, маленький столик у окна и широкие в два яруса полки. На столе стоял чайник со старой почерневшей от времени кофейной гущей.
За окном билась о берег мелкая озерная волна. Растопили печку. Очень хотелось есть, и усталость давала себя знать. Выпили кофе. Выходить из баньки в гудящую от комаров сырую прохладу никому не хотелось. Тепло, как сильное снотворное ,окутало нас. Борис и брат, похоже, уже спали.
-Нам, главное, на дорогах и в лесу на глаза никому не попадаться. Мы ушли из погранзоны, теперь дело за полицией,- зачем -то мне сказал Толик.
Он, наверное ,как и все мы , пытался себя уверить, что нам сейчас ничего не угрожает.
Глава-6.
Финские пограничники.
Проснулись мы все от шума винтов пролетевшего низко вертолета.
- Да это пожарники, лес проверяют,-сонно пробурчал Толик .
Внезапно открылась дверь, и в баньку ввалился финский пограничник с собакой. Он сказал что-то по- фински и, пробыв с нами несколько секунд, вышел. Сонливость сразу слетела. Сквозь окно мы увидели возле дома несколько пограничников , сидевших на траве и о чем-то переговаривавшихся.
-П -р -и -е х а- л -и,- протянул Миша,- Я ж говорил не нужно было сюда заходить.
-Пожарники,- ухмыльнулся Борис.
-Давайте спрячем все документы и скажем им, что мы - канадские туристы украинского происхождения ,- предложил я.
Толик быстро поднял доску в полу, и мы сложили туда все документы. Это была наша самая большая ошибка. Документы нужно было не спрятать, а сжечь.
Старшина финского поискового наряда Антти Лейво, чья собака нашла нас, был смущен. Он доложил по рации своему начальству, что обнаружил четверых молодых людей, одетых в джинсы, двое из них с длинными волосами и все четверо похожи на немецких туристов. Он знал, что Советы сообщили о переходе границы трёх человек, Советы ошибиться не могут. Пограничники встали, собираясь уходить. Антти вернулся в баньку. Овчарка учуяла документы под полом и заскребла лапой...
Антти Лейво и его поисковая овчарка Пажы. 1974 г.Фото А.Лейво.
Антти вызвал вертолет. Его отряд сидел на траве в ожидании приказа. Пограничники курили.
-Пойдем , покурить спросим,- завидев дымок, рванулся к выходу Борис.
Мы вышли из бани и направились к ним. Они продолжали переговариваться, не обращая на нас никакого внимания. Поднялся с места только Антти Лейво, а за ним-его верный пес по кличке Пажи. Он проверил есть ли у нас оружие. У меня из кармана вытащил большой складной нож и тут же, к моему удивлению, вернул мне его. Мы уселись рядом и, смеши- вая русские, немецкие и английские слова, пытались говорить. Борис и Толик курили. Антти вынул карту и стал показывать свой путь от границы, в подтверждение показав нам все еще мокрую пустую пачку от сигарет и подошву от кеда Бориса, брошенные под финским пограничным столбом.
-Куда пойдем теперь?-спрашивали мы.
-Два километр дорога,- медленно, выбирая слова, ответил один из них и показал на карте Куусамо.
-You send us back to Russia?-спросил я пограничников.
-Ya,Ya,- закивали они головой.
-Three years in prison,- показал в сторону России Борис. Они ничего не отвечали, только качали головой, давая понять , что плохи ваши дела, ребята.
В это время подлетел маленький вертолет-стрекоза. Здоровый финн в ковбойской шляпе выпрыгнул из него, косо взглянул на нас, взял у Антти наши документы и исчез в воздухе. Пограничники- ноль внимания, как будто у них подобное случается ежедневно. Подошло ещё несколько поисковых групп и мы двинулись в путь.
Теперь первым с компасом шел Антти, за ним растянулась цепочка метров на сто, где -то в конце тащился Борис в своих новых обрубках и с ним рядом шли финны. Собаку отпустили, и она вместе с длинным поводком носилась, где хотела. Она совсем не была злой и готова была идти с теми, кто её будет гладить.
Моросил мелкий противный дождь. Ноги по колено проваливались в заболоченную почву. Финнам было легче, они были в плащах и резиновых сапогах. Шли долго, пока не вышли на пустую дорогу. Из-за поворота выехала целая колонна машин и остановилась возле нас.
Собака, не обращая внимания на окрики Антти, помчалась к мини-вэну и прыгнула внутрь. Она отлично справилась со своей работой. Правительство Финляндии наградит Антти Лейво и её большим кубком, который будет стоять в его доме в Куусамо на самом видном месте.
Я оказался с пограничниками, братом и собакой в одном вэне; машины с Борисом и Толиком ехали за нами. Из леса выходили просёлочные дороги и рядом с ними стояли невысокие помосты с бидонами молока. Подъезжал грузовик, забирал молоко, взамен оставляя пустые бидоны, которые потом забирали фермеры. Бидоны с молоком меня просто поразили.
«Надо же, никто их не ворует. Да не поймай нас финны,уж точно на этом молоке дошли бы мы до Швеции» ,-с сожалением думал я.
Мелькали ухоженные дома с разноцветными машинами, стоявшими во дворах. Наша дорога была без единой выбоины с ярко- желтой разметкой по средине. Я таких дорог никогда не видел в Советском Союзе.
Дорожный указатель у одинокой сопки показал, что это посёлок Руки,популярное место горнолыжников,а дальше -город Куусамо и машины въехали в ворота погранчасти. Высо- кие березы украшали двор. На ступеньках двухэтажного здания сидели пограничники, рядом играли маленькие дети. Нас провели на второй этаж, разместив по одному в комна- тах с аккуратно застеленными кроватями. В полуоткрытых дверях посадив часовых.
Промокший насквозь я лег на кровать и задремал. Кто-то меня толкал. Это был часовой, жестом показывавший, что я должен иди за ним. В одноэтажном здании находилась сто- ловая. В просторном зале стояли столики, накрытые белоснежными скатертями. Посре -дине был большой длинный стол со стоявшей на нём чистой посудой, с нарезанным хлебом и булками разных видов,пакетами с маслом и молоком,яйцами и розовым мороженым.
В больших фарфоровых с красивыми узорами посудинах были какие-то блюда. Симпатичная девушка - официантка всё время приносила из кухни еду. Пограничники подходили к столу, и каждый сам брал то,что ему нравится. Некоторые, как дети, ели только одно мороженое.
Мы сели за один столик. Подошел офицер, позвал моего брата и, подойдя вместе с ним к фарфоровой чаше наполнил его тарелку вкусным супом с колбасой, жестом показав нам, чтобы мы сделали то же самое.Толику скромности не занимать. Он взял половник и наполнил свою тарелку так, что она стала похожа на одинокую сопку в лесу, состоящую из одной колбасы и картошки.
-Ну, ты и нахал,-ворчал на него Борис.
Офицер предложил нам взять добавки, но, не знаю почему, все еще сильно голодные мы отказались.Толик с недоумением посмотрел на нас и тоже замахал руками,мол, хватит. Тогда офицер сам поставил нам на стол яйца, молоко и вазу с клубничным мороженым. Пограничники заходили в столовую и выходили, и на нас никто не обращал внимания, будто мы сидели в городском кафе.
Глава-7.
На свободе за решёткой.
12 июля 1974 года. Солнце низко катилось по горизонту. Машины остановились у здания из стекла и бетона. Высокого роста крупного сложения молодой финн с длинными рыжими волосами и бородкой делал уборку внутри помещения. Он был одет в тенниску и совсем непривычные для нас шорты. Другой -пожилой- проверил наши карманы, забрал всё из них, заставил снять ремни, вынуть шнурки из обуви и затем развёл нас по каме- рам. Камер было десять-двенадцать, и все были пустыми, только мы занимали четыре. Окно моей камеры выходило на городскую улицу с невысокими двухэтажными домами и неоновыми вывесками на них.
Здание полиции в Куусамо и окна камер. Фото автора.
Редко проезжали машины. Парочки влюбленных, одетые в разноцветные куртки и брюки, иногда выходили из местного бара. Рыжебородый финн закончил уборку. Загремели замки в коридоре.
Утром я проснулся от звука открывающегося замка. Дверь распахнулась и бородатый финн с большой плетеной корзиной в руке подошел к столику. Он аккуратно начал выс- тавлять на стол пакетики с молоком и маслом, затем налил кофе в малюсенькую чашечку, стоявшую на таком же маленьком блюдце, и ничего не сказав, вышел, заперев дверь на замок.
Я выпил кофе и сидел на кровати в одних плавках. Снова отворилась дверь, и рыжебо- родый махнул мне рукой: выходи. Я начал одевать брюки, но финн снова замахал руками, мол иди так.
В большой светлой комнате с кипой папок, лежавших на столе, меня встретил худоща- вый, низкого роста человек. Он что -то сказал мне и исчез . Я находился на первом этаже, окно было открыто, на нём не было решетки .
«Бежать ? - мелькнула мысль,- но как, в одних плавках? А может финны нам предоста- вят встречу с американским представителем, раз так слабо охраняют?» -не зная как поступить, спрашивал себя я.
Тем временем вернулся финн с фотоаппаратом со вспышкой. Он сделал несколько снимков, снял отпечатки пальцев и провел меня в соседнюю комнату, где за столом сидел молодой человек в белой рубашке со светлыми длинными волосами. «Наверно, следователь» , - решил я.
Рядом с ним сидел человек лет пятидесяти. Увидев меня, он представился учителем русского языка местной школы и сказал, что будет переводчиком.
-Почему ты не пытался официально выехать из Советского Союза, как турист?- спросил следователь.
-Пытался, но это оказалось очень опасным делом.
-Можешь поподробней рассказать?
«Три года назад мне эта идея пришла в голову. Я работал тогда на Каспийском море, кильку ловил. Стояли мы под разгрузкой в Красноводском порту, это в Туркмении. Жара страшная, делать нечего, и я решил к юристу сходить на консультацию, узнать какие нуж- но документы подавать, чтобы выехать из Союза и мир посмотреть. До этого я в Астра- ханском мореходном училище вместе с Борисом Сивковым почти пять лет проучился. За все эти годы ни разу меня в загранплавание не пускали , может, потому что мой дед, мамин отец, был репрессирован, а я хотел мир посмотреть,а не коммунизм строить.
-Конечно, любой желающий в нашей стране может свободно выехать,- обрадовал меня юрист, -пиши заявление в ОВИР. Я тогда даже такого слова не знал.
-Укажи причины своего желания, вот и всё.
«Вот и всё» началось сразу. Вечером за мной приехал человек на мотоцикле и привез меня в КГБ, где меня ждал зам. начальника майор Бобырь.
-Зачем тебе эта заграница нужна,что ты там будешь делать?- спросил он.
-Путешествовать, смотреть, как в разных странах люди живут,-ответил я.
Я стоял на своём, отчего майор сменил тон беседы.
-Хорошо, теперь слушай меня и запомни. Пойдёшь к границе - пулю в спину получишь и ещё раз только услышу от тебя слова «запад» и «заграница»,- я с тобой буду иначе раз- говаривать,- и добавил: - Спросят на работе зачем вызывали, скажи, что из- за паспорта.
После этой беседы я понял ,что выехать из этой страны для меня нет возможности. В этот же вечер в отместку Бобырю я выколол у себя на груди большими буквами -Spirit of West. Я поднял рубашку и показал финскому следователю слова, как я их тогда написал с ошибкой.
-А это что за шрамы?-указал он на белые рубцы на груди.
-Это другая история,- продолжал я. Меня все эти годы пытались в армию призвать. Во время призывов я устраивался работать чабаном, пас овец в калмыцких степях.Для воен- комата было сложным делом меня там отыскать. Я даже жаловался им, мол, годы идут, а я долг Родине отдать никак не могу. В военкомате даже извинялись и обещали обязательно призвать. Так, после очередного набора я приехал домой к родителям в Кривой Рог. Не успел я ночь переночевать, как курьер повестку принес: «К обеду быть в военкомате». Я себя представить не мог в армии со звездой во лбу и в кирзовых сапогах. Это был просто ужас! Идти в тюрьму на три года за отказ служить в армии, тоже желания не было ,и я придумал план. Я знал, что в Криворожском военкомате военком подполковник Олен- ников-очень нервный и вспыльчивый человек и решил поиграть на его нервах, записав все его вопли на магнитофон, а там видно будет.
Толик Романчук, мой друг, всё утро перочинный нож для меня точил. Я в портфель магнитофон вложил, микрофон к ручке примотал, на длинные волосы повязку надел, брюки с самым большим клёшем и рубаху яркую, в цветах для встречи выбрал. Думал, что на военкома это всё подействует, как на быка куча красных тряпок, а я буду его сегод- ня укрощать. Явился в военкомат четко, как в повестке указано. Конечно,переживаю.
На дворе весна, май месяц, радуйся жизни только. В кабинете с военкомом за столом сидели ещё два человека.Один был из местного райкома партии, второй - из районного КГБ. Военком Оленников сидел за столом молча.
-Ты не встал на воинский учет, а за это предусмотрено наказание по Статье 72 УК УССР от одного до трех лет лишения свободы сразу, вместо: «здрасте!»-, зачитал уголовный кодекс кагебист.
- Вот мой железнодорожный билет. Дата показывает, что я вчера вечером прибыл в Кривой Рог, а сегодня встану на военный учет,-объяснял я.
-Хорошо! Пусть военком решает, что с тобой делать,-и они вышли, оставив меня с Оленниковым.
Военком ждал этой минуты. Магнитофон писал.
-П а т л -а -а -т ы й!- я тебя сначала обстригу,-закричал он.
-Зачем, разве ты не знаешь, что я собираюсь уезжать к себе домой? - спросил я и указал пальцем на Америку на висевшей на стене большой карте мира.
От обращения на «ты» военкома хватил шок, с ним никто и никогда так не разговари -вал.
-Вот, видишь красную полосу?- показал я ему на границу. -Я могу тебе тысячу раз повторить, что я буду за ней!
Я не боялся это говорить военкому, ведь магнитофон только записывал, а про границу и Америку знали только мы двое.
Военком пришел в ярость. Худой , высокий, с бледным и злым лицом он превратился в Кощея Бессмертного.
-Ты, ты,- заикался он,- ты - трус! Такие, как ты, в годы войны в плен к фашистам сдава- лись.
Это и нужно мне было от него услышать. Я пошел в атаку.
-Кто это к фашистам в плен?- наигранно завопил я.
-Ты, ты!!! Ты и крови боишься!
Чувствовалось, что он рад, что, наконец, ему удалось меня задеть за живое.
-Это я трус!? Это я крови боюсь!? Да я всегда за Родину в бой первым пойду. Сейчас ты сам увидишь , как я крови боюсь,-и, громко хлопнув дверью, я выскочил из кабинета.
В коридоре собрались работники военкомата. Им, конечно, все было слышно. Они расступились, и я вышел во двор. Теперь нужно было взять наточенный Толиком перочинный нож и не сильно чирконуть себя до крови по груди. Делать это было страшно, но начатую игру теперь нужно было довести до конца. Приложил нож, чирк, беленькая полоска и никакой крови. Начинаю себя ругать:
-Трус поганый.
Еще раз -чирк, чирк -и вдруг кровь как потечет.
Иду в кабинет к военкому. Грудь в крови, нож в руке, в другой руке магнитофон пишет. Народ расступается, никто не собирался военкома защищать.
-Эй! Где ты там?- кричу я.
Военком вышел из кабинета и , увидев меня ,тут же вбежал обратно. Он повис на двери, не давая мне войти.
-Открывай!- кричал я. Ты моей крови хотел? Получай!
Я рванул дверь, военком упал, но вскочив, побежал к своему столу. Я начал догонять его, быстро бегающего вокруг стола, обращаясь к нему:
-Слушай, ты меня вызвал в военкомат, а теперь убегаешь?
Он остановился, понимая, что я не собираюсь убивать его, и тихо, еле слышно сказал:
-Иди домой.
«Скорая помощь» отвезла меня в сумасшедший дом, где я пробыл ровно два месяца.
Ох ,и кололи меня там всем, чем только можно.Уколами сульфазина,от которых были температура, бред , боль по всему телу. В ноги толстые иголки втыкали и по пол-литра физраствора накачивали. Горячие уколы магнезии, от которых тело кипятком запол -нялось, уколы трицедила, от которых появлялась страшная неусидчивость и состояние, будто тебя наизнанку выкручивают.
Скажу сразу, что магнитофонная пленка меня спасла от суда. Прокурор, прослушав её, не нашёл там никакой антисоветчины, один только крик военкома.
Наступил день, когда комиссия в больнице на Игрени решала вопрос о моей выписке. В кабинете находились мой лечащий врач Малецкий Феликс Феликсович и главврач больницы .
-Теперь ты хочешь выехать за границу?- это всё,что у меня спросили.
-Нет, даже и думать об этом не хочу,- врал я.
После всего этого я снова уехал в Туркмению и работал на Каспийском море,но недолго, до осени.
В октябре 1973 года я получил от брата письмо, где он писал:
«Меня вызвали в военкомат и призвали на службу в армию. Я всячески пытался симу- лировать болезни при прохождении медкомиссии, но военком Олейников сам лично давал распоряжение врачам записывать, что я годен для несения воинской службы. В военкомате мои волосы постригли, и теперь 26 октября я отбываю на службу. Я не знаю, что теперь мне делать. Отец по такому случаю даже купил бутылку вина и сказал, что мы отметим это радостное событие.»
Эта новость меня застала врасплох, ведь мы летом следующего года решили бежать из Советского Союза. До отправки Миши в армию оставалось три дня. Я бросил работу и помчался спасать брата. Ведь наша цель была попасть в Америку, а не в кирзовые сапоги Советской Армии.
Мишу я не узнал, вместо длинных волос он теперь носил кепку, прекрывавшую его стриженную голову . Первым делом я решил привести его в нормальный вид. Мы обошли магазины, пытаясь купить ему парик, но париков просто не было в продаже. Нам только удалось найти рыжего цвета длинный и густой синтетический шиньён, который тут же в магазине брат надел на голову и, чтобы он не спадал, сверху завязал повязкой.Получилось даже очень здорово, Миша стал похож на индейца, сошедшего с экрана кавбойского фильма.
Прямо из магазина мы отправились в военкомат навестить военкома Олейникова. Его мы застали во дворе,он стоя перед колонной стриженных призывников и, как было прису- ще ему, зачем- то орал на них. Он узнал меня сразу и... замолчал глядя на нас в полном недоумение.
-Шатравка, это ты?- после некоторого раздумья спросил он брата.- Мы же тебя подстригли?!
-Кто тебе дал право отнять волосы у моего брата?- спросил я.- Найди и верни их нам. Мы придём за ними в пятницу, в день отправки.
Это представление собрало немало народу во дворе военкомата, и все молча наблюдали, поглядывая то на нас, то на военкома.
Длинный невростеник ,подполковник Олейников, на удивление всем стоял и молчал, не зная что делать и какой выходки ещё можно ожидать от нас.
Из военкомата мы прямиком отправились в нервно- психиатрический диспансер. По дороге, в тролейбусе, я дал Мише проглотить таблетку галоперидола ,о действии которого он тогда не знал. В приёмном покое во время разговора с врачом его начало крутить от этого лекарства, его движения и мимика на лице выдавали его за психически больного человека.
-Ты слышишь голоса? Бывают ли у тебя галлюцинации? Хочешь ли ты спрыгнуть с крыши девятого этажа своего дома?- спрашивала врач.
-Да, да, да!- вцепившись руками в стул, не понимая что с ним происходит, нервно отвечал брат врачу .
Затем в кабинет зашли санитары и увели Мишу.
Я вернулся домой один. Стол был накрыт, и бутылка вина дожидалась торжественного распития. Отец понял сразу, что в его родной армии не будет и второго его сына. Мама тоже бранилась и не могла в это поверить.
-По каким причинам ты так стремился покинуть Советский Союз?- спросил улыбаясь финн и добавил шутя, - ведь у вас там так много красивых девушек.
Мне было не до шуток.
-Много причин,- ответил я.- Первое, что донимало-это повседневная пропаганда ком -мунистической идеологии, от которой практически никуда нельзя деться. Она давит на человека . Радио, телевидение, пресса и даже немалая часть зарубежной литературы-всё это работает на неё, воспевающую советский образ жизни. Советские границы охра- няют меня, как заключенного, только заключенные в лагерях находятся по решению суда, а мне вынесен приговор без всякого суда -прожить здесь всю жизнь. Я- раб, принадлежа- щий КПСС, обязан принудительно работать, получая взамен подачки, и до смерти дол- жен быть благодарен им за это.Там даже одеваться и причёску иметь как тебе нравится, нельзя.
-Что ты имеешь в виду?-спросил следователь.
-Мне, например, в Криворожском горкоме партии инструктор отдела пропаганды прямо сказал:
-Таких как ты, длинноволосых, собрать бы всех вместе да расстрелять всех разом.
-Ты помнишь его фамилию?
-Конечно, я его всю жизнь помнить буду. Панченко, -ответил я.
-Скажи,- вдруг спросил финн , изменив тему-, может кто-нибудь из вас быть сотруд- ником КГБ?-
-Нет!-ответил я.
-Сивкова я знаю по мореходке с 1966 года,Романчук - мой сосед и друг,ну, и мой брат.
-Кто такой Урко Кекконен?- спросил меня переводчик -школьный учитель, которому, как мне показалось, очень не нравились мои антисоветские высказывания.
-Ваш главарь и советская марионетка,- ответил я.
Следователь рассмеялся и что-то записал, переводчик оставался хмурым и серьёзным.
-Вы нас выдатите?- спросил я его.
-Да, мы это должны сделать. У нас договор с Советским Союзом,- честно сказал финский следователь.