2 дня в АТО: Война, мир и волонтеры. Часть 2
Оригинал взят у wozhyk в 2 дня в АТО: Война, мир и волонтеры. Часть 2
Продолжение репортажа о поездке в зону АТО с украинскими волонтерами.
О том, как живут на предовой, зачем волонтеры ездят с гранатой в бардачке и почему детские рисунки важнее хлеба.
Много фото, жизнь волонтеров и военных на передовой - "изнутри".
На белорусском языке репортаж можно прочитать на сайте Радио Свобода.
На русском языке - у меня в блоге.
Часть 1. Мир.
Часть 2. Волонтеры.
День начинается в 6 утра с пятиминутки ненависти. Мы дружно ненавидим будильник.
Быстро собираемся, распихивая по карманам документы и рации.
Первым делом едем на хлебозавод. Друже хочет отвезти военным 100 буханок теплого свежевыпеченного хлеба.
Хмурая продавщица в магазинчике, кажется, не очень хочет помогать фронту.
Нет, с поддонами не продадим. И больших мешков тоже нет.
Ребята едут в супермаркет за пакетами, а я иду фотографировать очередь в местный собес. Артемовск - «прифронтовой» город. Люди с территорий ДНР/ЛНР приезжают сюда оформлять себе украинские пенсии и пособия. Город переполнен как настоящими беженцами, так и теми, кто приезжает, становится на учет, оформляет пенсию - и уезжает обратно.
***
Серые, настороженные лица. Увидев фотоаппарат, отворачиваются. Очередь часами простаивает на улице, хорошо, что сейчас не мороз.
"Пенсионный туризм" - предмет яростных дискуссий в Украине. С реальными беженцами вопросов нет. Но платить ли пенсии людям, которые потом возвращаются на территории, подконтрольные сепаратистам? Или оставить их умирать с голоду?
Одни говорят: "Они кричали Россия, приди, избивали наших раненых и ставили к позорному столбу Ирину Довгань. Зачем финансировать террористов". Другие - "они все равно наши граждане, свою пенсию они заработали, и в любом случае, старики не должны умирать с голоду".
А пока суд да дело, "кровавая хунта" поставила напротив собеса два биотуалета и развернула армейскую палатку, где можно согреться, чтобы не отдать концы, часами стоя в очереди.
В палатке топится буржуйка, мужичок рубит дрова, за столом сидят хмурые женщины и заполняют какие-то бумаги.
О политике и войне здесь не говорят. Говорят о том, как правильно заполнить документы, и куда вписать номер паспорта.
***
На выезде из Артемовска я вижу первые в этой поездке следы боев. Разрушенный забор танковой части: ее штурмовали инсургенты, забор и постройки снесло выстрелами из танка, но украинские военные отбились.
- Нахрена ее вообще было штурмовать? - кладбище металлолома, - недоумевает Док. Рядом со снесенным забором - целые, ржавые насквозь ворота, которые, кажется, можно снести не выстрелом из танка, а пинком.
С этого момента война все ближе.
***
Первыми мы заезжаем к артиллеристам - Док привез им прибор ночного видения.
На саму батарею нам не проехать: она глубоко в полях, там после ночного дождя все раскисло. Увязнем в грязи и мы сами, и наш Счастливчик. У военных на сапогах по полтонны рыжей, липкой глины.
Правду говорят: война - это грязь. В самом прямом смысле. Она везде - липнет к сапогам и колесам, в ней буксуют машины и в нее же ложатся раненые и мертвые. В жирную угольную донецкую пыль, в красную глину.
Война - это когда земля становится грязью.
***
"Кто был хорошим мальчиком, тому Дед Мороз принес подарки!" - Док вручает Сашке ПНВ. Сашка сияет, как детсадовец, получивший в подарок машинку.
Сашке 25, он - рядовой и одновременно, по факту, старший офицер батареи. Он единственный здесь - с высшим техническим образованием, бывший золотой мальчик, теперь артиллерист. Так что сложные расчеты, - все на нем.
"Классная штука. Нам бы теперь еще тепловизор", - подлизывается Сашка.
***
Бочком-бочком подтягиваются остальные артиллеристы - и молодые парни, и хмурые дядьки лет за 40.
Один из них похож на моего отца, как две капли. Тот же полешуцкий тип - широкий нос, аккуратные усы, плутоватые голубые глаза.
- Микола я, с Винницы.
- Даша.
История обычная, мужик пришел в военкомат и попросился в армию. Многие косят, но многие и идут добровольцами.
Я сую ему в руки подарок от москвичей.
Он читает открытку и удивляется.
- Правда с Москвы? Ну передай им от дядьки Миколы: мы с вами все равно браты. Поняла? Так и передай. Давайте уже, Путина геть.
Вокруг нас уже толпа народу. Как же, волонтеры приехали, смех и радость мы приносим людям.
"Пойдемте, мы вам покажем, как живем, - толкает меня в бок молодой парень. Мы с Женькой просачиваемся в дверь, завешенную одеялом. Вслед за нами с руганью несется дядька в очках и с желтой нашивкой - кто-то вроде политрука.
- Нельзя! Там совещание офицеров! Назад!
- От же ж пидарас, - шепчет парень, который хотел нам показать блиндаж. - Выбачьте, девочки. В гости запрошу после перемоги.
Через 5 минут артиллеристов собирают на построение. Мы разворачиваемся и уезжаем. Последнее, что я вижу в окно - дядька Микола развернул и жует московскую "Коровку".
Построение у артиллеристов.
***
- Ну как тебе ребята? - спрашивает Док у Друже, .
-Та нормально. Сытые, одетые, все понимают, зачем они тут стоят. Не то что летом, когда воевали раздетые-разутые, и всего не хватало, даже воды.
"Нашу армию мы слепили сами, из того что было", - говорит мне Женька. Местами - из говна и палок. Ты посмотри, на чем сейчас ездят тербаты (батальоны территориальной обороны, добровольцы). Половина машин старье гражданское: или волонтеры подарили, или сами у кого-нибудь отжали.
Летом я видела, как харьковский военный госпиталь выдвигался на передовую. Идет колонна грузовиков, один другого старше, а в них навалены столы какие-то колченогие. Вот так и воюем. Да шо там, недавно волонтеры скидывались на новый операционный стол Харьковскому госпиталю. А мы ведь прифронтовой город, мать его. Почему не чешется Минздрав и Минобороны?!
Она пару секунд молчит и хозяйственно добавляет.
-Пафосный такой стол, кстати, купили. Рентгенпрозрачный.
Женька кивает за окно, где как раз видны очередные какие-то укрепления.
- Не, ну а теперь посмотришь - почти настоящая армия"
Главный ресурс, которого не хватает волонтерам, - деньги. Есть и рабочие руки, и время - нет денег. Летом жертвовали активнее, а сейчас затишье на фронте - иссяк и поток пожертвований.
"У людей просто кончаются деньги", - вздыхает Док.
***
Док похож на старого пирата: ранняя седина, в ухе серьга с крестиком, медвежье сложение борца-вольника и веселые, злые искорки в глазах.
"Военной-полевой гинеколог", - отрекомендовался он при знакомстве. По основной специальности Док - акушер-гинеколог. Он работает в одной из самых пафосных клиник в Украине.
Кроме тех дней, когда он берет выходные и едет на фронт волонтерить.
Вторая специальность Дока (которая когда-то была первой) - военный хирург.
На Майдане он штопал раненых в том самом госпитале в Доме Профсоюзов. Госпиталь погорел при штурме, и Док переехал в Михайловский собор.
"Помню, снизу кричали об эвакуации - беркуты были совсем рядом, - говорит он. -
Пытаюсь уговорить женщин-врачей, сестер, волонтеров уходить в Михайловский. Не уходит никто. Исчезают с глаз на пару минут и остаются.
Вдруг ко мне подходит медсестра (лет сорока, маленькая такая), заглядывает мне в глаза и очень серьезно спрашивает: "А если мы уйдем в Михайловский, вы не будете считать нас предателями?"
Ком в горле..."
"В марте после Майдана мы с самообороной патрулировали наш район, - говорит Док. - Милиция просто не выходила на работу, и непонятно было, чья власть. Город захлестнуло: квартирные кражи, гоп-стоп.
И тогда мы пошли в милицию. Приходим, спрашиваем у дежурного - кто сегодня должен быть в патруле? - Такой-то и такой-то. - А где они? - Один сказался больным, другой взял выходной. Берем адрес "больного", едем к нему. Он сидит перед телевизором и пьет водку. Выдергиваем его из кресла, заставляем одеться по форме и взять документы, сажаем в машину. Он - "официальный" милиционер, мы - дружинники, добровольно помогающие милиции. Так и патрулировали. Сколько квартирных краж раскрыли по горячим следам... "
***
"Я - потомственный военный, - говорит Док. -Не мог получиться другим. Мой предок, козацкий старшина, получил личное дворянство из рук Петра I. Знаешь, за что? В битве под Полтавой взял в плен шведского офицера. Тот отдал ему свою шпагу. Представляешь? Такое чувство, когда берешь ее в руки... словами не передать.
Отец моего прадеда по матери был предводителем дворянства. И никогда не скрывал этого, даже в 1930-е годы. Мой дед, ушел воевать за красных в гражданскую войну, ему тогда было 16 лет. Он штурмовал Перекоп, а с той стороны за белых Крым защищал его родной дядя. Такая у нас семья, всегда воевала.
Мой дед погиб под Москвой в сорок первом, он был политруком полка. До 1972 года он считался пропавшим без вести: его именной пистолет нашли, а документы и его самого - нет. Поэтому моей маме трудно было поступить в вуз. Отец пропал без вести, ей говорили - а вдруг он сдался в плен? А вдруг он у вас где-то на Западе?"
"Мама никогда не была в партии. Ее хотели повысить до главврача больницы, но для этого надо было вступить в КПСС. Она по-тихому отказалась и ушла в рядовые врачи.
Мне повезло, у нас была диссидентская семья. Такие тихие кухонные диссиденты. Дальше разговоров на кухне это не шло, внешне - законопослушные советские граждане. Но все, что нужно понять про СССР, я понял с детства.
Знаешь, я запомнил один момент. Я тогда был сопля соплей, ничего не понял, но в память врезалось. И очень много вспоминал потом, когда уже был взрослый.
Прадед был строгий такой мужик. Весь седой, с длинными усами, высокий, костистый и прямой - как палка. Суровый - с детями слова лишнего не скажет. Как итальянский дон - разве что допустит перстень поцеловать.
Однажды он подозвал меня к себе - наверное, чувствовал, что скоро умрет. Взял за плечи, посмотрел мне в глаза, я до сих пор помню этот взгляд. И сказал.
"Ты сейчас не поймешь меня. Но ты просто запомни. Главное, что у нас есть - это Украина. Наша Родина. Самое дорогое для нас. Мы - дворяне. Мы живем для того, чтоб защищать нашу Украину. И умереть за нее, если будет нужно. Запомнил? Это ничего, что ты не понимаешь. Потом поймешь".
Док неловко разворачивается: затекла нога. Он ходит с тростью и больше не может выполнять операции, подводит координация. Это последствия контузии в Грузии, в 2008 году.
"Как только в конце июля началось, мы с друзьями решили ехать в Грузию волонтерами.
Прибывших украинских волонтеров собрали в Тбилиси, перед нами должен был выступить Саакашвили.
Он не зашел на трибуну - он спустился к нам в зал. И сказал примерно следующее:
"Спасибо, что откликнулись. С оружием в руках, особенно в случае попадания в плен, вы нанесете репутации Грузии больший вред, чем польза от вас на фронте. Но нам нужны водители, инструкторы, медики. Каждый, кто умеет что-то делать, - шаг вперед".
Так Док стал врачом мобильного госпиталя.
"Поклажа на ишаках и на плечах, там где мы были, машина не пройдет. Я был врачом, а еще со мной был местный фельдшер, Вахтанг. Его застрелил российский снайпер. Непрофессионал, может, и приказа такого не получал, просто поохотиться захотелось…
Горы были полны российских снайперов, наводчиков, корректировщиков. Так забавно было лежать на краю ущелья, слышать по радио, что российских войск в Грузии нет, и одовременно видеть вдалеке колонну русской техники.
Мы переезжали с места на место. Находим площадку - разворачиваем палатки, ставим госпиталь.
Обстреливать? Обстреливали. На красный крест на палатках им было плевать. У меня уже чуйка развилась. Как-то нашли удобную площадку, начали разворачиваться - а мне тошно. Страшно, как будто в спину кто смотрит. Приказываю: парни, сворачиваемся и меняем площадку. У меня были простые ребята, местные рядовые, им дали приказ - надо выполнять. Только отошли оттуда - площадку накрывает минометным залпом.
А в тот раз я подвел ребят. Чуйка не сработала. Госпиталь накрыло "Градом" - это мне потом уже рассказали. Взрыва, которым меня контузило, я не слышал. Очнулся уже в российском лагере для пленных. Из всего госпиталя нас четверо живых осталось. Мне ребята сунули в карман документы нашего убитого грузина-медбрата. Это меня и спасло: увидели бы что украинец- шлепнули бы без разговоров.
Из лагеря мы убежали. Мне после контузии было плохо: блевал каждые 20 шагов, не мог говорить, почти не слышал. Руки-ноги не слушаются, теряю сознание. При взрыве с меня сорвало берцы, так и остался босой. Шел через горы босиком, ноги обмотал всеми тряпками, которые были, и все равно на подошвах кожи не осталось - голое мясо. Когда терял сознание, побратимы меня тащили.
Через три дня мы вышли к своим. К тому моменту и война кончилась.
После контузии у меня плохая координация движений, ты видела, хожу с тростью. Больше не могу оперировать, как раньше - руки уже не те. Для хирурга недостаточно хороши. На Майдане, правда, пришлось, но там только простые операции".
"Мы с теми тремя заказали себе одинаковые серьги на память", - он поворачивается ко мне ухом, чтобы показать сережку - крест на колечке.
"Один из тех троих погиб этим летом под Иловайском".
***
Друже, уставший слушать наши разговоры, выкапывает из бардачка кассету - в машине раритет, старая кассетная автомагнитола.
"Правосеки перешли к пыткам мирного населения", - фыркаю я. На кассете, к моему удивлению, какая-то подборка условного русского рока.
Блокпосты на дорогах все чаще, мы на трассе, ведущей в Дебальцево.
Дебальцевский мешок - место, где украинская армия глубоко вклинилась в территории, контролируемые ДНР. Но местами она контролирует только трассу да прилегающую зеленку, да и те простреливаются.
(Карта)
Принадлежащие сепаратистам села видны с дороги - до "чужой" территории рукой подать. Мне это сильно напоминает Израиль. Те же неровные холмы-низинки, в короткой выжженой траве, те же деревни, видные за несколько километров. Только больше деревьев.
Едешь по дороге, а за железной сеткой - палестинские территории. Место, где тебя ненавидят и где действуют другие законы. Чужие земли.
Даже трассу, честно говоря, украинская армия контролирует весьма условно: в зеленке периодически появляются диверсионно-разведывательные группы из ДНР, они охотятся за военными и волонтерами, а за ними охотятся украинские разведчики.
***
Мы отщипываем буханку белого хлеба, смотрим по сторонам - погода сегодня солнечная - и слушаем то, что нетребовательный Друже считает музыкой.
- Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь, - хрипит динамик.
..."а в хлебе Паниковский проделал мышиную дыру. После чего брезгливый Остап выкинул хлеб-соль на дорогу", - задумчиво цитирует Док, глядя на наши поковырянные полбатона. И мы начинаем ржать, заглушая магнитофон. Может, не зря имперцы путают бендеровцев с бандеровцами? Ребята те еще авантюристы, как и Остап со товарищи, а Счастливчик - чуть более удачливый потомок "Антилопы Гну".
"Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,
но не всегда по дороге мне с ним,
чем дорожу, чем рискую на свете я,
мигом одним, только мигом одним"
Док достает из-под ящиков в багажнике винтовку и кладет ее перед собой.
Мы въезжаем в Дебальцевский мешок.
Прослушать или скачать 4CUS Прекрасное Далеко бесплатно на Простоплеер
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
В части 3 - Истории про бухло и распиздяйство. Бойцовый кот не подведет. "Шальной Джонни следит за тобой, сепар!" "Мы твоя родина, чувак!"
Продолжение репортажа о поездке в зону АТО с украинскими волонтерами.
О том, как живут на предовой, зачем волонтеры ездят с гранатой в бардачке и почему детские рисунки важнее хлеба.
Много фото, жизнь волонтеров и военных на передовой - "изнутри".
На белорусском языке репортаж можно прочитать на сайте Радио Свобода.
На русском языке - у меня в блоге.
Часть 1. Мир.
Часть 2. Волонтеры.
День начинается в 6 утра с пятиминутки ненависти. Мы дружно ненавидим будильник.
Быстро собираемся, распихивая по карманам документы и рации.
Первым делом едем на хлебозавод. Друже хочет отвезти военным 100 буханок теплого свежевыпеченного хлеба.
Хмурая продавщица в магазинчике, кажется, не очень хочет помогать фронту.
Нет, с поддонами не продадим. И больших мешков тоже нет.
Ребята едут в супермаркет за пакетами, а я иду фотографировать очередь в местный собес. Артемовск - «прифронтовой» город. Люди с территорий ДНР/ЛНР приезжают сюда оформлять себе украинские пенсии и пособия. Город переполнен как настоящими беженцами, так и теми, кто приезжает, становится на учет, оформляет пенсию - и уезжает обратно.
***
Серые, настороженные лица. Увидев фотоаппарат, отворачиваются. Очередь часами простаивает на улице, хорошо, что сейчас не мороз.
"Пенсионный туризм" - предмет яростных дискуссий в Украине. С реальными беженцами вопросов нет. Но платить ли пенсии людям, которые потом возвращаются на территории, подконтрольные сепаратистам? Или оставить их умирать с голоду?
Одни говорят: "Они кричали Россия, приди, избивали наших раненых и ставили к позорному столбу Ирину Довгань. Зачем финансировать террористов". Другие - "они все равно наши граждане, свою пенсию они заработали, и в любом случае, старики не должны умирать с голоду".
А пока суд да дело, "кровавая хунта" поставила напротив собеса два биотуалета и развернула армейскую палатку, где можно согреться, чтобы не отдать концы, часами стоя в очереди.
В палатке топится буржуйка, мужичок рубит дрова, за столом сидят хмурые женщины и заполняют какие-то бумаги.
О политике и войне здесь не говорят. Говорят о том, как правильно заполнить документы, и куда вписать номер паспорта.
***
На выезде из Артемовска я вижу первые в этой поездке следы боев. Разрушенный забор танковой части: ее штурмовали инсургенты, забор и постройки снесло выстрелами из танка, но украинские военные отбились.
- Нахрена ее вообще было штурмовать? - кладбище металлолома, - недоумевает Док. Рядом со снесенным забором - целые, ржавые насквозь ворота, которые, кажется, можно снести не выстрелом из танка, а пинком.
С этого момента война все ближе.
***
Первыми мы заезжаем к артиллеристам - Док привез им прибор ночного видения.
На саму батарею нам не проехать: она глубоко в полях, там после ночного дождя все раскисло. Увязнем в грязи и мы сами, и наш Счастливчик. У военных на сапогах по полтонны рыжей, липкой глины.
Правду говорят: война - это грязь. В самом прямом смысле. Она везде - липнет к сапогам и колесам, в ней буксуют машины и в нее же ложатся раненые и мертвые. В жирную угольную донецкую пыль, в красную глину.
Война - это когда земля становится грязью.
***
"Кто был хорошим мальчиком, тому Дед Мороз принес подарки!" - Док вручает Сашке ПНВ. Сашка сияет, как детсадовец, получивший в подарок машинку.
Сашке 25, он - рядовой и одновременно, по факту, старший офицер батареи. Он единственный здесь - с высшим техническим образованием, бывший золотой мальчик, теперь артиллерист. Так что сложные расчеты, - все на нем.
"Классная штука. Нам бы теперь еще тепловизор", - подлизывается Сашка.
***
Бочком-бочком подтягиваются остальные артиллеристы - и молодые парни, и хмурые дядьки лет за 40.
Один из них похож на моего отца, как две капли. Тот же полешуцкий тип - широкий нос, аккуратные усы, плутоватые голубые глаза.
- Микола я, с Винницы.
- Даша.
История обычная, мужик пришел в военкомат и попросился в армию. Многие косят, но многие и идут добровольцами.
Я сую ему в руки подарок от москвичей.
Он читает открытку и удивляется.
- Правда с Москвы? Ну передай им от дядьки Миколы: мы с вами все равно браты. Поняла? Так и передай. Давайте уже, Путина геть.
Вокруг нас уже толпа народу. Как же, волонтеры приехали, смех и радость мы приносим людям.
"Пойдемте, мы вам покажем, как живем, - толкает меня в бок молодой парень. Мы с Женькой просачиваемся в дверь, завешенную одеялом. Вслед за нами с руганью несется дядька в очках и с желтой нашивкой - кто-то вроде политрука.
- Нельзя! Там совещание офицеров! Назад!
- От же ж пидарас, - шепчет парень, который хотел нам показать блиндаж. - Выбачьте, девочки. В гости запрошу после перемоги.
Через 5 минут артиллеристов собирают на построение. Мы разворачиваемся и уезжаем. Последнее, что я вижу в окно - дядька Микола развернул и жует московскую "Коровку".
Построение у артиллеристов.
***
- Ну как тебе ребята? - спрашивает Док у Друже, .
-Та нормально. Сытые, одетые, все понимают, зачем они тут стоят. Не то что летом, когда воевали раздетые-разутые, и всего не хватало, даже воды.
"Нашу армию мы слепили сами, из того что было", - говорит мне Женька. Местами - из говна и палок. Ты посмотри, на чем сейчас ездят тербаты (батальоны территориальной обороны, добровольцы). Половина машин старье гражданское: или волонтеры подарили, или сами у кого-нибудь отжали.
Летом я видела, как харьковский военный госпиталь выдвигался на передовую. Идет колонна грузовиков, один другого старше, а в них навалены столы какие-то колченогие. Вот так и воюем. Да шо там, недавно волонтеры скидывались на новый операционный стол Харьковскому госпиталю. А мы ведь прифронтовой город, мать его. Почему не чешется Минздрав и Минобороны?!
Она пару секунд молчит и хозяйственно добавляет.
-Пафосный такой стол, кстати, купили. Рентгенпрозрачный.
Женька кивает за окно, где как раз видны очередные какие-то укрепления.
- Не, ну а теперь посмотришь - почти настоящая армия"
Главный ресурс, которого не хватает волонтерам, - деньги. Есть и рабочие руки, и время - нет денег. Летом жертвовали активнее, а сейчас затишье на фронте - иссяк и поток пожертвований.
"У людей просто кончаются деньги", - вздыхает Док.
***
Док похож на старого пирата: ранняя седина, в ухе серьга с крестиком, медвежье сложение борца-вольника и веселые, злые искорки в глазах.
"Военной-полевой гинеколог", - отрекомендовался он при знакомстве. По основной специальности Док - акушер-гинеколог. Он работает в одной из самых пафосных клиник в Украине.
Кроме тех дней, когда он берет выходные и едет на фронт волонтерить.
Вторая специальность Дока (которая когда-то была первой) - военный хирург.
На Майдане он штопал раненых в том самом госпитале в Доме Профсоюзов. Госпиталь погорел при штурме, и Док переехал в Михайловский собор.
"Помню, снизу кричали об эвакуации - беркуты были совсем рядом, - говорит он. -
Пытаюсь уговорить женщин-врачей, сестер, волонтеров уходить в Михайловский. Не уходит никто. Исчезают с глаз на пару минут и остаются.
Вдруг ко мне подходит медсестра (лет сорока, маленькая такая), заглядывает мне в глаза и очень серьезно спрашивает: "А если мы уйдем в Михайловский, вы не будете считать нас предателями?"
Ком в горле..."
"В марте после Майдана мы с самообороной патрулировали наш район, - говорит Док. - Милиция просто не выходила на работу, и непонятно было, чья власть. Город захлестнуло: квартирные кражи, гоп-стоп.
И тогда мы пошли в милицию. Приходим, спрашиваем у дежурного - кто сегодня должен быть в патруле? - Такой-то и такой-то. - А где они? - Один сказался больным, другой взял выходной. Берем адрес "больного", едем к нему. Он сидит перед телевизором и пьет водку. Выдергиваем его из кресла, заставляем одеться по форме и взять документы, сажаем в машину. Он - "официальный" милиционер, мы - дружинники, добровольно помогающие милиции. Так и патрулировали. Сколько квартирных краж раскрыли по горячим следам... "
***
"Я - потомственный военный, - говорит Док. -Не мог получиться другим. Мой предок, козацкий старшина, получил личное дворянство из рук Петра I. Знаешь, за что? В битве под Полтавой взял в плен шведского офицера. Тот отдал ему свою шпагу. Представляешь? Такое чувство, когда берешь ее в руки... словами не передать.
Отец моего прадеда по матери был предводителем дворянства. И никогда не скрывал этого, даже в 1930-е годы. Мой дед, ушел воевать за красных в гражданскую войну, ему тогда было 16 лет. Он штурмовал Перекоп, а с той стороны за белых Крым защищал его родной дядя. Такая у нас семья, всегда воевала.
Мой дед погиб под Москвой в сорок первом, он был политруком полка. До 1972 года он считался пропавшим без вести: его именной пистолет нашли, а документы и его самого - нет. Поэтому моей маме трудно было поступить в вуз. Отец пропал без вести, ей говорили - а вдруг он сдался в плен? А вдруг он у вас где-то на Западе?"
"Мама никогда не была в партии. Ее хотели повысить до главврача больницы, но для этого надо было вступить в КПСС. Она по-тихому отказалась и ушла в рядовые врачи.
Мне повезло, у нас была диссидентская семья. Такие тихие кухонные диссиденты. Дальше разговоров на кухне это не шло, внешне - законопослушные советские граждане. Но все, что нужно понять про СССР, я понял с детства.
Знаешь, я запомнил один момент. Я тогда был сопля соплей, ничего не понял, но в память врезалось. И очень много вспоминал потом, когда уже был взрослый.
Прадед был строгий такой мужик. Весь седой, с длинными усами, высокий, костистый и прямой - как палка. Суровый - с детями слова лишнего не скажет. Как итальянский дон - разве что допустит перстень поцеловать.
Однажды он подозвал меня к себе - наверное, чувствовал, что скоро умрет. Взял за плечи, посмотрел мне в глаза, я до сих пор помню этот взгляд. И сказал.
"Ты сейчас не поймешь меня. Но ты просто запомни. Главное, что у нас есть - это Украина. Наша Родина. Самое дорогое для нас. Мы - дворяне. Мы живем для того, чтоб защищать нашу Украину. И умереть за нее, если будет нужно. Запомнил? Это ничего, что ты не понимаешь. Потом поймешь".
Док неловко разворачивается: затекла нога. Он ходит с тростью и больше не может выполнять операции, подводит координация. Это последствия контузии в Грузии, в 2008 году.
"Как только в конце июля началось, мы с друзьями решили ехать в Грузию волонтерами.
Прибывших украинских волонтеров собрали в Тбилиси, перед нами должен был выступить Саакашвили.
Он не зашел на трибуну - он спустился к нам в зал. И сказал примерно следующее:
"Спасибо, что откликнулись. С оружием в руках, особенно в случае попадания в плен, вы нанесете репутации Грузии больший вред, чем польза от вас на фронте. Но нам нужны водители, инструкторы, медики. Каждый, кто умеет что-то делать, - шаг вперед".
Так Док стал врачом мобильного госпиталя.
"Поклажа на ишаках и на плечах, там где мы были, машина не пройдет. Я был врачом, а еще со мной был местный фельдшер, Вахтанг. Его застрелил российский снайпер. Непрофессионал, может, и приказа такого не получал, просто поохотиться захотелось…
Горы были полны российских снайперов, наводчиков, корректировщиков. Так забавно было лежать на краю ущелья, слышать по радио, что российских войск в Грузии нет, и одовременно видеть вдалеке колонну русской техники.
Мы переезжали с места на место. Находим площадку - разворачиваем палатки, ставим госпиталь.
Обстреливать? Обстреливали. На красный крест на палатках им было плевать. У меня уже чуйка развилась. Как-то нашли удобную площадку, начали разворачиваться - а мне тошно. Страшно, как будто в спину кто смотрит. Приказываю: парни, сворачиваемся и меняем площадку. У меня были простые ребята, местные рядовые, им дали приказ - надо выполнять. Только отошли оттуда - площадку накрывает минометным залпом.
А в тот раз я подвел ребят. Чуйка не сработала. Госпиталь накрыло "Градом" - это мне потом уже рассказали. Взрыва, которым меня контузило, я не слышал. Очнулся уже в российском лагере для пленных. Из всего госпиталя нас четверо живых осталось. Мне ребята сунули в карман документы нашего убитого грузина-медбрата. Это меня и спасло: увидели бы что украинец- шлепнули бы без разговоров.
Из лагеря мы убежали. Мне после контузии было плохо: блевал каждые 20 шагов, не мог говорить, почти не слышал. Руки-ноги не слушаются, теряю сознание. При взрыве с меня сорвало берцы, так и остался босой. Шел через горы босиком, ноги обмотал всеми тряпками, которые были, и все равно на подошвах кожи не осталось - голое мясо. Когда терял сознание, побратимы меня тащили.
Через три дня мы вышли к своим. К тому моменту и война кончилась.
После контузии у меня плохая координация движений, ты видела, хожу с тростью. Больше не могу оперировать, как раньше - руки уже не те. Для хирурга недостаточно хороши. На Майдане, правда, пришлось, но там только простые операции".
"Мы с теми тремя заказали себе одинаковые серьги на память", - он поворачивается ко мне ухом, чтобы показать сережку - крест на колечке.
"Один из тех троих погиб этим летом под Иловайском".
***
Друже, уставший слушать наши разговоры, выкапывает из бардачка кассету - в машине раритет, старая кассетная автомагнитола.
"Правосеки перешли к пыткам мирного населения", - фыркаю я. На кассете, к моему удивлению, какая-то подборка условного русского рока.
Блокпосты на дорогах все чаще, мы на трассе, ведущей в Дебальцево.
Дебальцевский мешок - место, где украинская армия глубоко вклинилась в территории, контролируемые ДНР. Но местами она контролирует только трассу да прилегающую зеленку, да и те простреливаются.
(Карта)
Принадлежащие сепаратистам села видны с дороги - до "чужой" территории рукой подать. Мне это сильно напоминает Израиль. Те же неровные холмы-низинки, в короткой выжженой траве, те же деревни, видные за несколько километров. Только больше деревьев.
Едешь по дороге, а за железной сеткой - палестинские территории. Место, где тебя ненавидят и где действуют другие законы. Чужие земли.
Даже трассу, честно говоря, украинская армия контролирует весьма условно: в зеленке периодически появляются диверсионно-разведывательные группы из ДНР, они охотятся за военными и волонтерами, а за ними охотятся украинские разведчики.
***
Мы отщипываем буханку белого хлеба, смотрим по сторонам - погода сегодня солнечная - и слушаем то, что нетребовательный Друже считает музыкой.
- Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь, - хрипит динамик.
..."а в хлебе Паниковский проделал мышиную дыру. После чего брезгливый Остап выкинул хлеб-соль на дорогу", - задумчиво цитирует Док, глядя на наши поковырянные полбатона. И мы начинаем ржать, заглушая магнитофон. Может, не зря имперцы путают бендеровцев с бандеровцами? Ребята те еще авантюристы, как и Остап со товарищи, а Счастливчик - чуть более удачливый потомок "Антилопы Гну".
"Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,
но не всегда по дороге мне с ним,
чем дорожу, чем рискую на свете я,
мигом одним, только мигом одним"
Док достает из-под ящиков в багажнике винтовку и кладет ее перед собой.
Мы въезжаем в Дебальцевский мешок.
Прослушать или скачать 4CUS Прекрасное Далеко бесплатно на Простоплеер
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
В части 3 - Истории про бухло и распиздяйство. Бойцовый кот не подведет. "Шальной Джонни следит за тобой, сепар!" "Мы твоя родина, чувак!"