Вспоминая Евгения Бачурина
К началу 1980 года пензенский КСП "Ярило" (куда мне предстояло еще вступить менее, чем через год) пользовался у местных властей довольно приличными "вольностями" - неслыханными, учитывая общее похолодание социально-идеологической атмосферы. В основном это было связано с тем, что руководителем клуба - "президентом", как тогда модно было именовать эту должность - был В. Шагуров, замдиректора ДК "Заря" (где и базировались) по художественной части, ученик Товстоногова по режиссерскому факультету, человек, непостижимым образом сочетающий хитропопость истинно советского администратора с беззаветной и жертвенной любовью к Культуре с большой буквы. В том числе - и к авторской песне, коя принадлежность к Культуре с большой буквы в те буколические времена не оспаривалась никем, имевшим отношение к этому роду деятельности с большого К.[Spoiler (click to open)]
Одним из проявлений этих "вольностей" была неиллюзорная возможность устраивать гастроли весомых авторов, выплачивая им не копеечные гонорары из кассы ДК и, что важнее, согласовывая оные гастроли с минимумом инстанций.
Разумеется, "компетентные органы" осуществляли положенный надзор, и на каждом таком концерте в радиобудке рядом с фанатами-фонотекарями из КСП сидел товарищ-в-штатском, бдя за идеологией и старательно "не замечая" воткнутых в общий пульт как минимум четырех "левых" магнитофонов.
Вот так же весной 80-го в ДК "Заря" проходил и концерт автора-исполнителя из Москвы Евгения Бачурина. Про которого я знал тогда только, что он автор популярной среди дев песни "дерева вы мои, дерева" и еще, что это очень-очень круто - по отзывам старших товарищей.
Крутой московский автор мне сперва активно не понравился. Вышел дяденька с клочной шевелюрой, с лицом типичного алкоголика на шестой день планового запоя и запел каким-то невыносимым козлетоном, со странными - местами - ударениями и растягиванием гласных. Счастлив мой бог, что я уже был приучен слушать не только "как", но и "что"... Вернее, и "как" тоже - но "как" не с кочки зрения правильной вокальной техники и канонической фразировки.
Активное неприятие закончилось и сменилось на активное приятие примерно к середине второго куплета 1-й песни.
Сизый лети голубок,
В небо лети голубое.
Ах, если б крылья мне тоже пожаловал Бог,
Я б улетел за тобою.
Что нам земля зелена,
Что нам любимых объятья,
Здесь, обретая свободу без края и дна,
Мы с облаками как братья.
...
Мы живем в ожидании вишен,
В ожидании лета живем,
А за то, что одной лишь надеждою дышим,
Пускай нас осудят потом.
За то нас осудят потом.
...
Я куплю себе последние ботинки,
Заработаю на свой последний хлеб,
Я в последний раз женюсь на блондинке,
А потом, чтоб я оглох,
А потом, чтоб я ослеп, -
Буду жить от вечеринки к вечеринке!
Как-то так вышло - это первый был в моей жизни случай, когда сила поэтического слова, спетого с искренней страстью, пересиливает, переламывает первое неприятное впечатление и влюбляет в человека на 100%. Первый случай - и первый урок: первичное впечатление не всегда бывает на 100% верным. Дождись второго.
А со сцены звучало все новое и новое - и порой такое, что холодела спина (не у меня, а, скорее, у товарища в штатском, сидящего в будке):
Ой, мама, ой, мама,
Разыгралась в море драма!
Как по морю-океану
Судно плывет:
Корпус старый, парус рваный,
Полный вперед!
Ни воды, ни провианта,
Ход холостой.
Вся надежда на команду,
А в ней - Боже мой!
Кто больной, кто шальной,
Кто ворюга отставной.
...
Ничто не угрожает мне:
Ни выигрыш, ни рента,
Ни подвиг ратный на войне,
Ни прозябание на дне,
Ни тяжесть монумента.
Когда же через сотню лет
Придут к моей могиле
И скажут: вот же был поэт!
А им ответит мой скелет:
- А где вы раньше были?
Год 80-й, если кто забыл.
Закончилась эта гастроль довольно забавно. Могло бы быть и ни разу не забавно, но... Счастлив Бог то ли Евгения Владимировича, то ли провинциальной Пензы.
После "официального" концерта в ДК "Заря" некие почитатели таланта подхватили барда под белы рученьки и повезли давать еще один концерт, уже неофициальный. В пензенском Доме Учителя. Безо всяких скучных оформлений-согласований, просто "в шляпу". Ну, для тех невезучих, кому не хватило билетов в отнюдь не резиновый концертный зал ДК. Бачурин поехал - и повторил весь свой "несогласованный" репертуар, включая "Пьяный корабль" и тому подобное. А во время концерта кто-то из руководства Дома Учителя, проходя случайно по коридору, сунул носик в зал и услышал - обожемой! Явную антисоветчину!!!
Спьяну тонем или сдуру,
Позже поймут.
Пусть, свои спасая шкуры,
Крысы бегут.
Мы на дно шагаем в ногу
Дружной семьей.
Боцман спит, он выпил много,
А мы - Боже мой!
Кто больной, кто шальной,
Пьем по последней стремянной!
И, ничтоже сумняшеся, стукнул-звякнул прямо в КГБ. Которым - воленс-неволенс - пришлось принимать меры. Меры выразились в том, что упомянутый товарищ-в-штатском, весь хмурый от необходимости исполнять служебный долг, явился в ДК и под протокол изъял запись упомянутого концерта. Деликатно не поинтересовавшись - а сколько копий с этой записи уже сделано частным образом?
Благодаря этой "деликатности органов" у меня на долгое время сохранилась запись этого концерта, а практически все песни оттуда были выучены и вошли в репертуар.
Евгений Бачурин никогда особо не участвовал в каэспешной тусовке, не засвечивался на слетах-фестивалях, не собирал пачки лауреатских дипломов. Он мог бы сказать о себе словами Бродского: "Я работал. Я писал стихи".
Поэт, художник, бард Евгений Бачурин ушел из жизни 1 января 2015 года.
Но этот вечный бой, увы, не вечен,
И неизвестно, за каким углом
Назначит смерть положенную встречу
И, снявши шляпу, скажет: - Добрый вечер,
Пора, мой друг, покинуть этот дом.
Да будет так! И все ж, куда ни гляну,
Ликует звук и дышит светотень.
Не умираем мы, а как ни странно,
Искать уходим синюю поляну,
Воздушный шар и затонувший день.
Click to view