«Наступило 12 сентября. Первым, в половине шестого утра, еще в предрассветных сумерках, оторвался от земли «Илья Муромец-VII» под командованием штабс-капитана Башко (на нем в качестве пулеметчика летел Брант), следом стартовал экипаж Макшеева. Но в организации налета сразу же начались накладки: на «Муромце-XVII» поручика Белякова загорелись двигатели и он не смог взлететь, а «Муромец-ХVI» штабс-капитана Городецкого так и не пересек линию фронта по причине отсутствия… «опытного помощника у командира». К тому же сопровождающие истребители начали стартовать с сильным запозданием. Но делать было нечего. Два бомбардировщика, набрав высоту два с половиной километра, на скорости примерно 60 километров в час приближались к расположению противника…
<...>
Борунов экипаж Макшеева достиг около семи утра. Над землей стлался густой дым - горели артиллерийские склады, пораженные сброшенными Башко пятнадцатью бомбами. Заметив еще один русский самолет, немецкие зенитки открыли ураганный огонь по нему. Но это не помогло - поднявшись на полкилометра, чтобы уйти из зоны досягаемости германских орудий, «Илья Муромец-XVI» спокойно, как на учениях, начал бомбить отмеченные на карте цели.
На перехват «муромца» с аэродрома Боруны поднялись четыре германских истребителя - два «фоккера» и два «альбатроса» 45-го истребительного авиаотряда. К несчастью, у сопровождавшего «муромца» русского «морана» вскоре заклинило пулемет и он был сбит (летчик, рядовой К. Янсон, погиб). Немцы позволили «муромцу» углубиться на три-четыре километра за линией фронта и, зайдя ему в хвост, сблизились на дистанцию атаки. Первым открыл огонь по «муромцу» с расстояния 300 метров лейтенант Вольф. Пулеметная очередь попала в крайний правый двигатель воздушного гиганта, бомбардировщик задымил и заметно снизил скорость.
Закладывая тяжелую машину на крыло, чтобы затруднить врагу прицеливание, Макшеев обернулся к боевым друзьям и коротко скомандовал:
- К пулеметам!..
Гаибов, Рахмин и Карпов бросились к «мадсенам»…
Подробности дальнейшего хода боя над Борунами содержатся в рапорте лейтенанта Вольфа: «Неожиданно в середине верхнего крыла открылся люк, в нем появился пулеметчик и открыл по нам огонь. Тем временем я приблизился на расстояние 100 метров и мой наблюдатель начал стрелять вперед. Я расположил самолет таким образом, чтобы наблюдатель мог вести огонь по главной кабине между крыльями. Мой самолет бросало из стороны в сторону сильной воздушной струей от его винта, и мне несколько раз приходилось стабилизировать машину и держаться той же скорости, чтобы не обогнать его, потому что он мог затем атаковать меня сзади.
К этому времени я находился в 50 метрах в стороне и мог ясно видеть каждое движение членов экипажа. Стрелок исчез с верхнего крыла, неожиданно открылся другой люк в задней части кабины, и в нас стали стрелять из двух или трех пулеметов. Пули с грохотом били о мой самолет, как будто кто-то сыпал горошины на крышку стола».
В рапорте Вольф описывал действия только своего истребителя и потому не упомянул самого главного - пулеметный огонь, который вели Фаррух Гаибов, Митрофан Рахмин и Олег Карпов, оказался убийственно точным. По свидетельству русских очевидцев беспримерного боя, стрелками «муромца» буквально за несколько минут были сбиты три из четырех атаковавших самолет-гигант немецких истребителей. Один за другим беспомощно уходили в сторону помеченные большими черными крестами дымящие бипланы. А ведь в то время далеко не каждый русский истребитель отваживался вступить в схватку с такими высококлассными машинами, как «фоккер» и «альбатрос»…
Снизу, с земли, с замиранием сердца следили за неравным боем сотни глаз. С русской стороны фронта - со смесью радости и отчаяния. Радости, когда очередной «германец» заваливался на крыло и кувыркался вниз, отчаяния - когда в цель ложились немецкие пули. А на другой стороне фронта солдаты и офицеры 89-й германской резервной дивизии с изумлением смотрели за тем, как гигантский аэроплан с трехцветными эмблемами на фюзеляже, оставляя за собой шлейф черного дыма, медленно, но упрямо продолжает лететь, яростно отстреливаясь от наседающих на него истребителей…
Между тем бой продолжался уже девять минут. Три вражеских самолета были сбиты, но последний уцелевший «немец» намертво вцепился в «муромца», то резко отходя в сторону и вверх, чтобы увернуться от пуль, то снова сбрасывая газ и приближаясь, чтобы самому обстрелять бомбардировщик. Огонь уже охватил два двигателя русского самолета из четырех и постепенно подбирался к изрешеченному фюзеляжу. Смолкли пулеметные очереди - вражеские пули настигли на боевом посту Гаибова, Рахмина и Карпова. «Муромец» был уже в десяти километрах за линией фронта и медленно снижался. Дмитрий Макшеев, несколько раз раненный, последним усилием положил бомбардировщик на обратный курс, но германский истребитель открыл шквальный огонь по кабине «Муромца»… Командир корабля выпустил из своих рук штурвал только мертвым.
Какую-то секунду «Илья Муромец» еще продолжал лететь вперед, словно выполняя волю своего погибшего экипажа. Потом огромный самолет начал раскачиваться из стороны в сторону и резко перешел в отвесный штопор…
<...>
…Между тем на аэродроме Станьково начали волноваться - время шло, а «шестнадцатый» все не возвращался. В полдень встревоженный Башко по телеграфу запросил Мясоту, а получив неутешительный ответ, загрузил своего «Илью Муромца-VII» десятью пудами бомб, взял четыре пулемета и отправился на поиски сослуживцев. «Илья Муромец-VII» вторично прошел до Борунов, успешно бомбил их в течение пятнадцати минут (за что Башко затем был награжден орденом Святой Анны 4-й степени «За храбрость»), но никаких следов машины Макшеева так и не обнаружил.
Только во второй половине дня германский аэроплан сбросил над русским аэродромом записку, в которой говорилось: «Сегодня в 7 часов утра в упорном бою был сбит немецкими аэропланами с большой высоты Боруны “Илья Муромец”, летчики убиты. Храбрые воины завтра будут похоронены с воинскими почестями». Германские авиаторы выполнили свое обещание - 13 сентября 1916 года останки павших русских офицеров были торжественно погребены на немецком воинском кладбище в Борунах. Над их могилой поставили большой деревянный крест, колеса шасси и радиаторы с обгоревших моторов «Муромца». Имен погибших немцы не знали, поэтому на кресте сделали надпись «Здесь похоронены четыре русских летчика, сбитых в воздушном бою 25. IX. 1916» (дата была дана по «европейскому» стилю)».
Вячеслав Бондаренко «Герои Первой мировой»