Смерть поэта
«Весной 1921 года резко ухудшилось здоровье Александра Блока. Искренне принявший советскую власть, воспевший ее, хотя и на свой лад, в поэме «Двенадцать», Блок безропотно поставил себя ей на службу в прямом смысле этого слова. Нуждаясь в авторитете его имени, Блока ввели во все мыслимые комитеты и комиссии, которых тогда расплодилось великое множество, и определили ему огромное количество ничего реально не значивших, но отнимавших время и силы должностей: по приблизительным подсчетам, их бьшо около пятнадцати. В частности, он стал председателем режиссерской коллегии Большого драматического театра, работая там с Андреевой, и заведующим отделом в издательстве «Всемирная литература», где повседневно сотрудничал с Горьким.
Измученный этой непосильной нагрузкой, удушенный творческой несвободой, Блок тяжело заболел. Врачи установили у него астму, инфекционный эндокардит, нарушение мозгового кровообращения, тяжкую форму стенокардии и острое нервное расстройство, грозившее перейти в психическое. На почве постоянного недоедания развилась еще и цинга. Внутреннее состояние Блока отчетливо передает его запись в личном дневнике от 17 апреля: «Жизнь изменилась, вошь победила весь свет, и все теперь будет меняться в другую сторону, которой жили мы, которую любили мы».
3 мая Горький пpocил наркома просвещения Луначарского похлопотать о разрешении Блоку выехать в Финляндию. Луначарский, судя по всему, не торопился, а заявление Блока застряло где-то в секретных канцеляриях: разрешениями на выезд ведал только иностранный отдел ВЧК. 29 мая Горький повторил свою просьбу в пространном письме к Луначарскому: «Сделайте возможное, очень прошу Вас!» Правление Всероссийского союза писателей в Петрограде, «В твердой уверенности, что оно говорит от имени всей русской литературы», обратилось лично к Ленину, умоляя «безотлагательно выдать А. А Блоку и его жене разрешение на выезд в Финляндию».
Ленин на письмо не ответил, Луначарский передал письмо Горького в ЦК лишь 10 июня и, видимо, не очень спеша, вел какие-то переговоры в «инстанциях». Дело двигалось с обычным канцелярским скрипом. 11 июня ЦК уклонился от решения вопроса по существу, согласившись лишь «улучшить продовольственное положение А. А Блока». 28 июня иностранный отдел ВЧК, не упоминая о каких-либо ходатайствах, проинформировал секретаря ЦК Молотова, что «ВЧК с<о> своей стороны не видят оснований к тому, чтобы в ближайшем будущем разрешить им <Блоку и двум другим литераторам> выезд».
Весть о резко ухудшавшемся положении Блока распространилась с молниеносной быстротой по Петрограду и Москве. Лишь 8 июля Луначарский обратился в Совнарком, а 11-го - прямо к Ленину: «Особенно трагично повернулось дело с Александром Блоком, несомненно самым талантливым и наиболее нам симпатизирующим из известных русских поэтов <...> Мы в буквальном смысле слова, не отпуская поэта и не давая ему вместе с тем необходимых удовлетворительных условий, замучили его <...>Я еще раз в самой энергичной форме протестую против невнимательного отношения ведомств к нуждам крупнейших русских писателей и с той же энергией ходатайствую о немедленном разрешении Блоку выехать в Финляндию для лечения».
Немедленно отреагировал лишь член коллегии ВЧК Вячеслав Менжинский, который считался «самым интеллигентным» из чекистской верхушки. 11 июля он докладывал лично Ленину: «Уважаемый товарищ! <...> Блок натура поэтическая; произведет на него дурное впечатление какая-нибудь история, и он совершенно естественно будет писать стихи против нас. По-моему, выпускать не стоит, а устроить Блоку хорошие условия где-нибудь в санатории».
С такой аттестацией, а главное - «аргументацией», вопрос был поставлен на заседание политбюро уже на следующий день. (Протокол этого поистине исторического заседания бьш рассекречен лишь в 1995 году, все письма, процитированные выше и ниже, или в том же году или чуть раньше.) Присутствовали пять членов политбюро и рассматривали «ходатайство т.т. Луначарского и Горького об отпуске в Финляндию А.Блока». Сталин на заседании не присутствовал. Троцкий и Каменев проголосовали «за», Ленин, Зиновьев и Молотов - «против».
Оrчаявшийся Горький умолял Луначарского требовать пересмотра решения. 16 июля Луначарский направил очередное послание в ЦК: «Могу<...> заранее сказать результат, который получится вследствие <такого> решения. Высоко даровитый Блок умрет недели через две...» Он предупредил, что копию этого письма посьлает «тов<арищу> Горькому, чтобы лучшие писатели России знали, что я в этом (пусть Цi<. простит мне это выражение) легкомысленном решении нисколько не повинен».
Ленин, наконец, сдался. 22 или 23 июля он присоединился к меньшинству, а Молотов решил воздержаться. Непреклонным остался только Зиновьев. Блоку разрешили выезд, но одному - без жены: ее оставляли заложницей.
Прикованный к постели Блок без сопровождения и постоянного присмотра никуда двигаться не мог - это прекрасно понимали в Кремле. Горький телеграфировал Луначарскому 29 июля: «У Блока острый эндокардит. Положение крайне опасно <...> Прошу вас хлопотать о разрешении выезда жены Блока<...> Спешите, иначе погибнет». 1 августа Луначарский снова обратился в ЦК: «Прилагая срочную телеграмму Горького <...> прошу признать возможным выезд жены».
5 августа такую возможность признали.
7 августа Блок умер».
Аркадий Ваксберг «Гибель Буревестника»