31 августа 1941 года
..." о М.И. и говорить тяжело, и не говорить тяжело. Мы попробовали высказаться. Получилось очень субъективно, очень по-своему, но мне почему-то кажется, что так и должно быть. Неравнодушные, пожалуйста, дайте знать. Нам очень нужны ваши мысли и чувства.".
Я очень даже неравнодушная, но писать о Марине Ивановне мне,действительно, очень тяжело, хотя давным-давно вынашиваю желание рассказать о музее Цветаевых в Феодосии. Сегодня такой день - поэтому я вам просто покажу то, что мне удалось увидеть. А рассказ, возможно, будет позже.
Адрес музея: Крым, Феодосия, ул.Коробкова 13. Местные жители, как правило, не знают, где находится этот музей. Поэтому ориентир - книжный магазин возле фонтана Айвазовского. Добрые книжницы подсказали - иначе бы не нашла.
Очень умненькая девочка-экскурсовод.
Один из самых ценных экспонатов. Эта дверная ручка несомненно хранит память о руках Цветаевых и Волошина.
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Все началось далекою порой,
в младенчестве, в его начальном классе,
с игры в многозначительную роль: -
быть Мусею, любимой меньше Аси.
Бегом, в Тарусе, босиком, в росе,
без промаха - непоправимо мимо,
чтоб стать любимой менее, чем все,
чем все, что в этом мире не любимо.
Да и за что любить ее, кому?
Полюбит ли мышиный сброд умишек
то чудище, несущее во тьму
всеведенья уродливый излишек?
И тот изящный звездочет искусств
и счетовод безумств витиеватых
не зря не любит излученье уст,
пока еще ни в чем не виноватых.
Мила ль ему незваная звезда,
чей голосок, нечаянно, могучий,
его освобождает от труда
старательно содеянных созвучий?
В приют ее - меж грязью и меж льдом!
Но в граде чернокаменном, голодном,
что делать с этим неуместным лбом?
Где быть ему, как не на месте лобном?
Добывшая двугорбием ума
тоску и непомерность превосходства,
она насквозь минует терема
всемирного бездомья и сиротства.
Любая милосердная сестра
жестокосердно примирится с горем,
с избытком рокового мастерства -
во что бы то ни стало быть изгоем.
Ты перед ней не виноват, Берлин!
Ты гнал ее, как принято, как надо,
но мрак твоих обоев и белил
еще не ад, а лишь предместье ада.
Не обессудь, божественный Париж,
с надменностью ты целовал ей руки,
он все же был лишь захолустьем крыш,
провинцией ее державной муки.
Тягаться ль вам, селения беды,
с непревзойденным бедствием столицы,
где рыщет Марс над плесенью воды,
тревожа тень кавалерист - девицы?
Затмивший золотые города,
чернеет двор последнего страданья,
где так она нища и голодна,
как в высшем средоточье мирозданья.
Хвала и предпочтение молвы
Елабуге, пред прочею землею.
Кунсткамерное чудо головы
изловлено и схвачено петлею.
Всего-то было горло и рука,
в пути меж ними станет звук строкою,
все тот же труд меж горлом и рукою,
и смертный час - не больше, чем строка.
Но ждать так долго! Отгибая прядь,
поглядывать зрачком - красна ль рябина,
и целый август вытерпеть? О, впрямь
ты - сильное чудовище, Марина.
БЕЛЛА АХМАДУЛИНА