Осенняя пичалька
Осень не наступает, а напрыгивает. Сначала во встречном ветерке появляется ледяная нотка, отзывающаяся напоминающем о простуде зудом в носоглотке. А через несколько дней тайга, состоящая в основном из лиственниц, внезапно вспыхивает желтым пламенем. Среди этого пожара, бросающего в прохожих колючие сухие иглы, стоически зеленеют островки сосен и редких елей. Через пару недель пламя начинает тускнеть, и еще дней через десять краски выгорают окончательно. А когда опаленные осенью стволы начинает засыпать снег, немногие еще оставшиеся цвета окончательно сливаются в оттенки серо-голубого, который ближе к горизонту расплывается в синеве, как акварель.
В такое время, когда даже ветер за окном исполняет что-то минорное, хочется налить себе свежезаваренный чай, положить рядом печенье и устроиться перед монитором прочесть что-нибудь разумное, доброе, и меланхолическое, под стать сезону. Особенно сильно в такое время тянет читать что-нибудь гуманитарное - юристов, психологов, историков. И лучше что-нибудь связанное с практикой, укорененное в жизни, в той почве, что как раз промерзает за окном. Каждый раз хочется надеяться, что специалист с высоты своих познаний - в той же психологии, например - укажет нам на принципы и закономерности в том, что мы считаем стихией, и покажет скрытые пружинки и шестеренки в том, что мы привыкли считать ясным и само собой разумеющимся.
И такое чтение не разочаровывает - оно каждый раз напоминает, в каком состоянии в нашей стране пребывает гуманитарная наука. Она вовсе не является тем идейным скелетом, опираясь на который, специалист конструирует картину мира. Она представляет собой набор костылей, которые для устойчивости подкладываются под конформистские предрассудки и махровое, рафинированное ханжество.
На днях постом, посвященным небезызвестной выставке Стерджесса, разродилась широко известная в узких кругах Петрановская. В нем очень заметно нарочитое стремление никак не упоминать само событие - оно названо просто "выставка", и то упомянуто всего однажды. Но больше бросается в глаза интересное авторское отношение к методологии. Сначала она пишет: "Этот вопрос требует тщательных масштабных иследований. Может оказаться, что картинки провоцируют, а может - что снижают риски. Голословно нельзя сказать. Будем точно знать, будет предмет для обсуждения". Стремление автора не рубить с плеча и воздержаться от суждения при отсутствии данных похвально. Но увы. Всего через два абзаца, оказывается, "последствия могут быть весьма тяжелыми, от токсичного стыда и нарциссических расстройств до анорексии и суицидальных попыток". Что значит "могут быть"? А как же масштабные исследования? Почему голословно?
Не стоит упрекать Петрановскую в непоследовательности. Она как раз - более чем. Просто у нее цель - баюкать болото общественной нравственности. Чтобы никто не тревожил тину устоявшейся морали, а обитатели болота квакали тихо, умиротворенно, и в унисон. "Масштабные исследования" - всего лишь, как было сказано выше, костыль, подпирающий чревовещатель с колыбельной. С другой стороны чревовещателя длины такого костыля не хватает, поэтому заменим его "голословным утверждением". Лишь бы чревовещатель стоял ровно.
Пойду, налью себе еще чаю.
В такое время, когда даже ветер за окном исполняет что-то минорное, хочется налить себе свежезаваренный чай, положить рядом печенье и устроиться перед монитором прочесть что-нибудь разумное, доброе, и меланхолическое, под стать сезону. Особенно сильно в такое время тянет читать что-нибудь гуманитарное - юристов, психологов, историков. И лучше что-нибудь связанное с практикой, укорененное в жизни, в той почве, что как раз промерзает за окном. Каждый раз хочется надеяться, что специалист с высоты своих познаний - в той же психологии, например - укажет нам на принципы и закономерности в том, что мы считаем стихией, и покажет скрытые пружинки и шестеренки в том, что мы привыкли считать ясным и само собой разумеющимся.
И такое чтение не разочаровывает - оно каждый раз напоминает, в каком состоянии в нашей стране пребывает гуманитарная наука. Она вовсе не является тем идейным скелетом, опираясь на который, специалист конструирует картину мира. Она представляет собой набор костылей, которые для устойчивости подкладываются под конформистские предрассудки и махровое, рафинированное ханжество.
На днях постом, посвященным небезызвестной выставке Стерджесса, разродилась широко известная в узких кругах Петрановская. В нем очень заметно нарочитое стремление никак не упоминать само событие - оно названо просто "выставка", и то упомянуто всего однажды. Но больше бросается в глаза интересное авторское отношение к методологии. Сначала она пишет: "Этот вопрос требует тщательных масштабных иследований. Может оказаться, что картинки провоцируют, а может - что снижают риски. Голословно нельзя сказать. Будем точно знать, будет предмет для обсуждения". Стремление автора не рубить с плеча и воздержаться от суждения при отсутствии данных похвально. Но увы. Всего через два абзаца, оказывается, "последствия могут быть весьма тяжелыми, от токсичного стыда и нарциссических расстройств до анорексии и суицидальных попыток". Что значит "могут быть"? А как же масштабные исследования? Почему голословно?
Не стоит упрекать Петрановскую в непоследовательности. Она как раз - более чем. Просто у нее цель - баюкать болото общественной нравственности. Чтобы никто не тревожил тину устоявшейся морали, а обитатели болота квакали тихо, умиротворенно, и в унисон. "Масштабные исследования" - всего лишь, как было сказано выше, костыль, подпирающий чревовещатель с колыбельной. С другой стороны чревовещателя длины такого костыля не хватает, поэтому заменим его "голословным утверждением". Лишь бы чревовещатель стоял ровно.
Пойду, налью себе еще чаю.