Тяжелое детство, простудный сезон...

Oct 01, 2015 13:38

Октябрь уж наступил, уж все вокруг чихают…   Пришел сезон простуд. Вагоны метро сотрясаются от коллективного кашля. Группы в детских садах обезлюдели, школьные классы сократились наполовину, насморочные профессора читают лекции сопливым в буквальном смысле студентам. Фармацевты встают с зарей, плотно завтракают тюрей и хлебом, засучивают рукава белых халатов, идут вкалывать. Вечером приползают затемно, усталые, долго моются, отфыркиваясь, потом хлебают огненный борщ. У них страда. Посевная, прополочная и уборочная в одном лице. «Не ленись, Манька - говорит внучке старая аптекарша - Октябрь с ноябрем год кормят!»  Мечтательно смотрит на хмурое небо, прикидывает: «Если коммунальщики еще две недели отопление не включат, так и шубу тебе справим, Маня!» В аптеках очереди, все стоят со списками. Две страницы мелким почерком - минимум. Капли для носа черпают уполовником, разливают в литровые банки, «терафлю» и аскорбинку завешивают килограммами. Ингаляторы выбираются придирчиво, как мобильные телефоны. «Девушка, а вон тот - ультразвуковой? Нет? Я в подарок дочке, она ультразвуковой хотела».
Хорошо болеть в двадцать первом веке. К твоим услугам
все чудеса  медицицы: от суперсильных антибиотиков до вытяжки из позвоночного хряща новозеландской акулы, каковая вытяжка отлично улучшает цвет волос и шелковистость лица. Деткам-несмышленышам, боящимся уколов и горькой микстуры, предлагают лекарства в виде игрушек и конфет. Скушал мармеладку - от кашля. Выпил сладкой водички - от горлышка. Сунул пальчик в игрушечную машинку - получил инъекцию.  Малыш вылечился, родители счастливы. Лет тридцать-тридцать пять назад, когда на дворе бушевал Советский Союз и деревья были большие, все было намного сложнее. Я бы даже сказала, изощреннее. В аптеках тогда из доступных средств была только аскорбинка и пертуссин. Но  родители, а особенно бабушки в те времена еще владели древним знанием. Детей лечили самостоятельно, народными средствами, больше напоминающими пытки.

Для начала заболевшего ребенка укладывали в постель под толстое ватное одеяло. На ребенка предварительно надевали фланелевую пижаму. У меня было две - зеленая с солнышками и красная в клеточку. Ребенок оказывался как бы в текстильной сауне. Потом начиналось лечение. Чай с малиновым вареньем еще можно было пережить, хотя я малиновое варенье не очень любила, предпочитала вишневое. Но вот горячее молоко с медом и с пенкой! И ладно бы, просто с медом, моя бабушка еще клала в него ложку соды, отчего молоко приобретало невыразимо отвратительный вкус. Но его приходилось пить, потому что «пей сейчас же, а то хуже будет!» Что такое «хуже», я узнала, когда к нам приехала погостить моя двоюродная бабушка из Чебоксар. Она рассказала моей глупой маме, которая чуть было не загубила ребенка, что «от горла» лучше всего пить йодный кисель. Варится простой кисель, можно даже из брикета, и туда добавляется несколько капель йода. Жидкость приобретает приятный синевато-бурый цвет и целительные свойства живой воды. Умерших от ангины оно поднимает из могил, клялась баба Маша. Первый стакан йодного киселя мне вливали в рот четыре человека. Двое держали, один разжимал мне зубы ложкой, еще двое по очереди вливали кисель.

После питья, не успевал несчастный ребенок отплеваться, наступало время следующей пытки - парить ноги! В таз с горячей водой сыпалась сухая горчица и детские ножки помещались туда на час как минимум. Мама все это время стояла рядом, подливая кипятку из чайника, если ей казалось, что обжигающая вода остыла и ребенок уже может терпеть. После чего красные и опухшие детские ножки запихивались в самые колючие шерстяные носки и ребенок снова запихивался под ватное одеяло.

Пытка горячей водой применялась в двух вариантах - распарив ноги, нужно было распарить еще и «верх», так сказать. Это называлось «ингаляция». В кастрюле кипятилась вода, в кипяток бросали сушеные эвкалиптовые листья и чайную ложку соды, после чего кастрюля водружалась на табуретку у кровати. Нужно было сесть, опустить голову над кастрюлей с кипятком,  сверху тебя накрывали одеялом и командовали: «Дыши!» Я плохо понимала, как можно дышать, если рот и нос обжигает горячим паром, но спорить с мучителями было невозможно, ведь у них в запасе было еще много чудодейственных средств.

Например, компресс. Сложная многоэтапная технология - на чистую тряпицу щедро наливали водки(остатки законно употреблял дедушка за ужином), прикладывали к детской шейке, сверху все это обматывалось жесткой шуршащей пергаментной бумагой, потом еще разрезанным полиэтиленовым пакетом, потом - старым шерстяным шарфом и поверх всего приматывалось бинтами, «чтобы не сползал». Поверх конструкции на голову повязывался шерстяной колючий платок и ребенок с шарообразной головой укладывался обратно в постель. Шевелить головой, находясь в компрессе, было невозможно, вставать - категорически запрещено, громко разговаривать - тоже. Оставалось только терпеливо лежать, глядя в потолок и считать минуты, пока пытка закончится.

Еще была чудесная оздоровительная пытка - банки!  Сейчас их почему-то никто не ставит, а ведь так были популярны. Это было даже весело - меня переворачивали на живот, задирали пижаму на спине, мама смазывала спину вазелином, а потом наматывала на длинную палочку ватку, смоченную в спирте и поджигала. Горящим факелом она тыкала в каждую стеклянную банку, после чего сразу же шлепала ее мне на спину. Главное было - проделать все быстро. Кожа внутри банок выпукливалась, как пузырь. После того, как банки снимались, каждая - с приятным звуком «чпок», на спине оставались ровные темные кружки. По числу банок. В начальных классах школы мы даже мерялись после болезни этими кружками на спине - у кого больше.
У каждого из палачей - мамы, бабушки одной, второй бабушки, тети - были любимые пытки, все зависело от того, кто принимался за лечение. Иногда удавалось за одну неделю попробовать все. Растирание гусиным жиром груди и спины с последующим обматыванием шерстяным платком;  привязывание на шею марлевого мешочка с толченым чесноком - с мешочком я должна была ходить несколько дней, потерявшая ядреность чесночная начинка периодически заменялась; намазывание за ушами и под носом вьетнамским бальзамом «звездочка», невыносимо щиплющим;  сон в шерстяных носках с засыпанной в них сухой горчицей;  засовывание в нос ватных тампонов, пропитанных луковым соком;  поедание кашицы из лимонов и чеснока, провернутых на мясорубке(гадость!)  или меда, растопленного в черной редьке(еще большая гадость!)и многое, многое другое. И все это - под угрозой «Пей(Ешь! Глотай! Сиди! Терпи! Дыши!), а то хуже будет!» Под «хуже», видимо, подразумевалось инфекционное отделение городской больницы с решетками на окнах и злыми медсестрами, у которых в руках - метровые шприцы с лекарством. В больницу не хотелось, поэтому приходилось терпеть, глотать, сидеть, не шевелиться, дышать…  Как я выжила после всех этих издевательств - сама удивляюсь.

музыка навеяла, мэмуар

Previous post Next post
Up