"После Ахматовой"
Обычно я не пишу рецензии сразу же после спектакля, но какой смысл лить слезы в зале, а потом день-другой вынашивать рецензию? :)
Театр "Таррагон" представил новую пьесу Кейт Кейли "After Akhmatova". Буквальный перевод названия я дал в заголовке, но есть еще один подтекст: after Rubens означает "в мастерской Рубенса", т.е. нарисовано кем-то из его учеников.
Местные критики оценили спектакль от посредственно до средненько. А то и вовсе затруднились оценить. Ниже я объясню, в чем причина такого расхождения в оценках.
Начну с того, что программка и сама пьеса полны неимоверного количества исторических ошибок, что лично мне дико мешало. Как могло прийти в голову драматургу обращаться на кафедру славистики к специалисту по чешскому языку, когда там есть хорошие русисты? Как можно не проверить факты жизни Льва Гумилева хотя бы в Википедии?
Однако, оставив неточности в стороне, не могу не сказать, что пьесу на такую тему должны были поставить в России!
Итак, 1968 г, два года после смерти Анны Андреевны, в Питер приезжает американский славист, который берет интервью у Льва Николаевича Гумилева. Американец совершенно очарован "Реквиемом" Ахматовой и ее личностью, а Гумилев ненавидит поэму, заменившую его матери сына. Исследователь вместе со Львом Николаевичем проходит некоторые, крайне значимые моменты: чтение Мандельштамом своего анти-сталинского стиха, арест Гумилева, допросы, отношения между Ахматовой, Мандельштамом, Надеждой Яковлевной и Лидией Чуковской...
Периодически-читаемые отрывки из "Реквиема" заставляли меня украдкой проводить пальцами то по одному, то по другому нижнему веку. Но сцена из трех стоящих в тюремной очереди женщин, описанная в предисловии к "Реквиему" была так сжата всё ускоряющимся и всё более и более эмоциональным действием, что я плакал, как никогда в театре.
В конце я был единственным, кто апплодировал стоя...
Очень хорошо поработал художник Jung-Hye Kim: действие скачет из 1930-ых в 1960-ые, а серьезных проколов с одеждой и вещами было только два: слишком активно пользовались в 30-ых зажигалкой, а у исследователя в 1968 был галстук не по моде - слишком средний (должен был быть или заметно шире, или заметно уже). Цепляться к воротничкам рубашек не буду :)
Актеры играли очень хорошо, у меня только претензии к режиссеру: актеров, исполнявших роли Гумилева и Мандельштама нужно было поменять местами, т.к. второй был невысок, худоват и узкоплеч, а у высокого Льва Николаевича были заметные монгольские скулы.
Алан Тайлор, Мандельштам и Л.Н.Гумилев
Если Вы обратили внимание, на первом фото Ахматова очень напоминает портрет Альтмана:
Единственное, что мне здорово мешало - рост актрисы: Сара Оренштейн не тянула на высокую Анну Андреевну.
Клеэр Кальнан в роли Чуковской и Кэролайн Гиллис в роли Надежды Яковлевны были просто великолепны!
Теперь о том, почему канадцы не впечатлились.
Вслушайтесь в музыку:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
А теперь попробуйте это:
We live without feeling the country beneath our feet,
our words are inaudible from ten steps away.
Any conversation, however brief,
gravitates, gratingly, toward the Kremlin’s mountain man.
Смысл передан, но красоты стиха как не бывало!
В отличие от канадцев я в уме синхронно заменял убогие переводы - божественными оригиналами:
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
вместо:
I'd like to name you all by name, but the list
Has been removed and there is nowhere else to look
Пьеса хорошо закрученна, в ней есть катарсис, в ней есть надрыв... И собственно к тексту можно высказать только одну претензию - не использовались в 1968 западные визитеры слово диссидент.
Странно, что канадский драматург написала пьесу, полностью понятную только русским. Но как бы то ни было, спасибо ей!
"Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл,-
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был."
Театр "Таррагон" представил новую пьесу Кейт Кейли "After Akhmatova". Буквальный перевод названия я дал в заголовке, но есть еще один подтекст: after Rubens означает "в мастерской Рубенса", т.е. нарисовано кем-то из его учеников.
Местные критики оценили спектакль от посредственно до средненько. А то и вовсе затруднились оценить. Ниже я объясню, в чем причина такого расхождения в оценках.
Начну с того, что программка и сама пьеса полны неимоверного количества исторических ошибок, что лично мне дико мешало. Как могло прийти в голову драматургу обращаться на кафедру славистики к специалисту по чешскому языку, когда там есть хорошие русисты? Как можно не проверить факты жизни Льва Гумилева хотя бы в Википедии?
Однако, оставив неточности в стороне, не могу не сказать, что пьесу на такую тему должны были поставить в России!
Итак, 1968 г, два года после смерти Анны Андреевны, в Питер приезжает американский славист, который берет интервью у Льва Николаевича Гумилева. Американец совершенно очарован "Реквиемом" Ахматовой и ее личностью, а Гумилев ненавидит поэму, заменившую его матери сына. Исследователь вместе со Львом Николаевичем проходит некоторые, крайне значимые моменты: чтение Мандельштамом своего анти-сталинского стиха, арест Гумилева, допросы, отношения между Ахматовой, Мандельштамом, Надеждой Яковлевной и Лидией Чуковской...
Периодически-читаемые отрывки из "Реквиема" заставляли меня украдкой проводить пальцами то по одному, то по другому нижнему веку. Но сцена из трех стоящих в тюремной очереди женщин, описанная в предисловии к "Реквиему" была так сжата всё ускоряющимся и всё более и более эмоциональным действием, что я плакал, как никогда в театре.
В конце я был единственным, кто апплодировал стоя...
Очень хорошо поработал художник Jung-Hye Kim: действие скачет из 1930-ых в 1960-ые, а серьезных проколов с одеждой и вещами было только два: слишком активно пользовались в 30-ых зажигалкой, а у исследователя в 1968 был галстук не по моде - слишком средний (должен был быть или заметно шире, или заметно уже). Цепляться к воротничкам рубашек не буду :)
Актеры играли очень хорошо, у меня только претензии к режиссеру: актеров, исполнявших роли Гумилева и Мандельштама нужно было поменять местами, т.к. второй был невысок, худоват и узкоплеч, а у высокого Льва Николаевича были заметные монгольские скулы.
Алан Тайлор, Мандельштам и Л.Н.Гумилев
Если Вы обратили внимание, на первом фото Ахматова очень напоминает портрет Альтмана:
Единственное, что мне здорово мешало - рост актрисы: Сара Оренштейн не тянула на высокую Анну Андреевну.
Клеэр Кальнан в роли Чуковской и Кэролайн Гиллис в роли Надежды Яковлевны были просто великолепны!
Теперь о том, почему канадцы не впечатлились.
Вслушайтесь в музыку:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
А теперь попробуйте это:
We live without feeling the country beneath our feet,
our words are inaudible from ten steps away.
Any conversation, however brief,
gravitates, gratingly, toward the Kremlin’s mountain man.
Смысл передан, но красоты стиха как не бывало!
В отличие от канадцев я в уме синхронно заменял убогие переводы - божественными оригиналами:
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
вместо:
I'd like to name you all by name, but the list
Has been removed and there is nowhere else to look
Пьеса хорошо закрученна, в ней есть катарсис, в ней есть надрыв... И собственно к тексту можно высказать только одну претензию - не использовались в 1968 западные визитеры слово диссидент.
Странно, что канадский драматург написала пьесу, полностью понятную только русским. Но как бы то ни было, спасибо ей!
"Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл,-
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был."