Время на размышление
- Так о чем ты хотел спросить?
Я рассматриваю двух братков за соседним столиком. Блондин и брюнет, - они кажутся братьями, однояйцевыми близнецами. Одинаковые цепи, одинаковое выражение одинаковых лиц. Одно на двоих. Похожи на макаку резус со школьного плаката, виват, Дарвин!
Ты куришь. Куришь, как паровоз, оставляя за собой землю покрытую пеплом. Говоришь, это помогает думать. Чушь. Ты никогда не думаешь. Твое решение зреет, пока летит на землю брошенная сигарета. Кстати, здесь вот этого не надо. Пепельница - на столе, а мы в открытом, но все же кафе. Поросенок.
- Так о чем…
Действительно, о чем? Мы знакомы пять лет, полгода из них - довольно близко. Я знаю наизусть твои книжки - оба тома Митчелл, а ты перестала меня будить из-за храпа. И сейчас такое лето, что от тополя нечем дышать, а завтра распределение, и тебя ждет, не дождется твой Малый Хомутец - Малый Хомутец, боже, как там люди-то живут?.
Так о чем говорить-то? Ок, я спрошу.
Спрошу о том, о чем должен спросить, следуя логике развития сюжета. О том, о чем тебя уже спрашивали до меня. Представь себе, знаю. Тебе не приходила блажь, делать из личного тайное, да и гнездо твоих подружек менее всего способно хранить исповеди. Вот ведь, черт.
И, конечно же, я знаю ответ. Который щелкнет по мне прежде, чем упадет на землю твой окурок.
Когда потеют ладони, - очень неприятно. Я молчу. Как двоечник. Более идиотской ситуации еще не придумано.
- Так о чем ты…
Я делаю вдох. Милицейская машина катит по тротуару, впритык к стенке кафе. Внезапно врубается сирена.
- Чтоб ты обосрался, обезьяна, дудеть!
- Чтоб на тебя будка упала!
Цепные макаки-резусы выглядят не испуганными - обиженными. Я кладу бумажку на стол и мы уходим.
Так же молча, я провожаю тебя до общаги, по спирали вкруг вечносломанного лифта, на твой десятый. Давлю бычки в пролетах, - о чем ты здесь столько думала вечерами? Затем ты куришь, а мне по уму бы и уйти, но стою, привалившись к подоконнику.. Я говорил, что ситуации глупее не придумано? Врал.
Бросаешь сигарету - щелчком, и в этот момент я спрашиваю тебя. Видишь, как просто? Даже не пришлось делать вдох. Потом мы долго - вечность, смотрим, как окурок кувыркается вдоль стены, касается земли. Ну… почти земли.
- Чтоб ты обосралась, обезьяна, бычки пулять!
- Чтоб на тебя будка упала!
Синхронный вопль заглушает твой голос. Я закрываю глаза, потому что, кажется, прочитал по губам; и того, что прочитал, мне достаточно. А потом ты повторяешь ответ.
Однажды я спрошу тебя, почему. Но это уже - совсем потом, - потом, спустя шестнадцать лет, когда наш сын впервые пригласит в дом девушку. И будет прятать глаза, как нашкодивший Бобик, а ты, случайно промахнувшись карманом, обнаружишь в чужой куртке чужие сигареты. Вот тогда я спрошу тебя.
Ну, это же - десятый этаж, рассмеешься ты, - У меня было время подумать.
Я рассматриваю двух братков за соседним столиком. Блондин и брюнет, - они кажутся братьями, однояйцевыми близнецами. Одинаковые цепи, одинаковое выражение одинаковых лиц. Одно на двоих. Похожи на макаку резус со школьного плаката, виват, Дарвин!
Ты куришь. Куришь, как паровоз, оставляя за собой землю покрытую пеплом. Говоришь, это помогает думать. Чушь. Ты никогда не думаешь. Твое решение зреет, пока летит на землю брошенная сигарета. Кстати, здесь вот этого не надо. Пепельница - на столе, а мы в открытом, но все же кафе. Поросенок.
- Так о чем…
Действительно, о чем? Мы знакомы пять лет, полгода из них - довольно близко. Я знаю наизусть твои книжки - оба тома Митчелл, а ты перестала меня будить из-за храпа. И сейчас такое лето, что от тополя нечем дышать, а завтра распределение, и тебя ждет, не дождется твой Малый Хомутец - Малый Хомутец, боже, как там люди-то живут?.
Так о чем говорить-то? Ок, я спрошу.
Спрошу о том, о чем должен спросить, следуя логике развития сюжета. О том, о чем тебя уже спрашивали до меня. Представь себе, знаю. Тебе не приходила блажь, делать из личного тайное, да и гнездо твоих подружек менее всего способно хранить исповеди. Вот ведь, черт.
И, конечно же, я знаю ответ. Который щелкнет по мне прежде, чем упадет на землю твой окурок.
Когда потеют ладони, - очень неприятно. Я молчу. Как двоечник. Более идиотской ситуации еще не придумано.
- Так о чем ты…
Я делаю вдох. Милицейская машина катит по тротуару, впритык к стенке кафе. Внезапно врубается сирена.
- Чтоб ты обосрался, обезьяна, дудеть!
- Чтоб на тебя будка упала!
Цепные макаки-резусы выглядят не испуганными - обиженными. Я кладу бумажку на стол и мы уходим.
Так же молча, я провожаю тебя до общаги, по спирали вкруг вечносломанного лифта, на твой десятый. Давлю бычки в пролетах, - о чем ты здесь столько думала вечерами? Затем ты куришь, а мне по уму бы и уйти, но стою, привалившись к подоконнику.. Я говорил, что ситуации глупее не придумано? Врал.
Бросаешь сигарету - щелчком, и в этот момент я спрашиваю тебя. Видишь, как просто? Даже не пришлось делать вдох. Потом мы долго - вечность, смотрим, как окурок кувыркается вдоль стены, касается земли. Ну… почти земли.
- Чтоб ты обосралась, обезьяна, бычки пулять!
- Чтоб на тебя будка упала!
Синхронный вопль заглушает твой голос. Я закрываю глаза, потому что, кажется, прочитал по губам; и того, что прочитал, мне достаточно. А потом ты повторяешь ответ.
Однажды я спрошу тебя, почему. Но это уже - совсем потом, - потом, спустя шестнадцать лет, когда наш сын впервые пригласит в дом девушку. И будет прятать глаза, как нашкодивший Бобик, а ты, случайно промахнувшись карманом, обнаружишь в чужой куртке чужие сигареты. Вот тогда я спрошу тебя.
Ну, это же - десятый этаж, рассмеешься ты, - У меня было время подумать.