О смерти Т. я узнал в начале июля. Нет, лучше сказать - я и о жизни-то Т. узнал тогда же, в начале июля, как раз после его смерти. Я вернулся из очередной командировки, и тут - на тебе! На доске объявлений - фотография в траурной рамке, а рядом на нашей супермегаинсталляции из девяти прозрачных кирпичей, символизирующих нерушимое единство наших девяти отделов и накрытой по такому случаю черным крепом возвышается ваза с чахлыми гвоздиками. Я помню, как вглядывался в фотку - вроде бы смутно знакомое лицо. Мужичонка неопределенного возраста в полевой одежде на фоне каких-то невнятных гор, за толстенными линзами очков едва угадываются глазки, рыжая клокастая бороденка, нечесаная редеющая шевелюра. Да у нас каждый второй так выглядит. Имя тоже вроде бы показалось знакомым, но вот ничего конкретного вспомнить о нем не мог.
- Кто он такой-то? - спросил я пробегающую мимо Юляшку из бухгалтерии.
- Ну… Т., - ответила она, взглянув на доску. - Он в 382-й сидел.
- Там же девочки, в 382-й, - удивился я.
- Ну, не только девочки - он там в глубине, за шкафами и сидел. Умер на рабочем месте. Сгорел, так сказать, на работе. Сердце.
- Ого! А что так? Не старый же вроде бы.
- Все вы, мужики, молодые, пока не помрете, - огрызнулась Юляшка. - Моего вон тоже к врачу не вытащишь, разве что вперед ногами. И курите, как паровозы, и кофе этот ваш… А потом хорони вас во цвете лет! Идиоты!
- Да ладно, Юляш, ну, не переживай, - удивился я такой реакции. - Он тебе друг, что ли, был?
- Да никакой не друг, я его и не знала, в общем-то. Сейчас еще родных искать… Его увезти-то увезли, а что дальше делать - без понятия.
В отделе девчонки щебетали о Т. Еще бы, не каждый день у нас вот так вот умирают сотрудники - прямо на рабочем месте. А точнее сказать - случай этот был, пожалуй, единственным за все обозримое время.
Родных у Т. не оказалось. Отдел кадров поднял личное дело - никого. Решили хоронить сообща. Кое-что обещал подкинуть профком, и на вахте установили скорбную коробочку - слесарь Юрич изъял из конструкции один куб, пропилил а нем дыру и покрасил его в черный цвет эмалью из баллончика. Коробочка стала наполняться шуршащими купюрами. Я тоже всунул в нее несколько.
Хоронили скромно. Похороны, не смотря на бюджетность, съели подчистую собранные деньги, так что провожать из всего отдела поехали человек пятнадцать - все, кто вместился в нанятый крошечный автобус. Могилка была в самом конце длиннющей череды таких же унылых могилок, которую почему-то называли аллеей, между двумя обвисшими тополями, с которых обильно валился пух. Вместо памятника, по совету мутных кладбищенских мужиков, воткнули сваренную из арматуры пирамидку с прикрученной табличкой - мол, земля должна опуститься, тогда уже и памятник поставите. «Ага-ага», - соглашались мы, твердо понимая, что «тогда» - это никогда. Потоптались у свежей могилки, разлили в пластиковые стаканчики теплой «Столичной», заели разломанной черной булкой да и побрели обратно к автобусу, чихая и утираясь от облепившего лицо надоедливого пуха.
Мы еще специально написали некролог в газету, думали, может кто придет на похороны - никто не пришел. Ошивался рядом какой-то кругленький типок в кепочке с куцей седенькой бородкой - но, видать, был он из местных, потому что так и не подошел.
Поминки накрыли прямо в холле. Из бухгалтерии вытащили столы, застелили купленными по дороге бумажными скатертями, наставили пластиковой посуды. Столовские тетки изготовили полагающиеся вроде по обычаю блины и липкую рисовую размазню с изюмом. Грузная повариха Валентина обучала нас, неразумных, называть размазню «кутья». Мы жевали безрадостную пресную еду, запивали теплым яблочным компотом и пытались что-нибудь вспомнить о Т. Дерганая рыжая кадровичка отказалась что-либо сообщать, ссылаясь на конфиденциальность. Сошлись на том, что пришел он лет пятнадцать назад, еще при старом завотделом. Бухгалтерия вспомнила, что Т. зачем-то выбивал самые дурацкие командировки, а потом вечно тянул с отчетами, за что его вообще перестали отправлять. А куда командировки и для чего - никто не помнил. В какую-то глушь…
Девчонки из 382-й тоже ничего не смогли сказать. Приходил Т. раньше всех, сидел за своим шкафом тихо, изредка выходил к кулеру с громадной железной кружкой, заливал в сотый раз кипятком лопухи зеленого чая, уходил позже всех. На его столе нашли лишь дешевый письменный прибор и пачку писчей бумаги; в ящиках стола было пусто, и только в последнем нашелся старый ржавый ключ. Наши любители кроссвордов и головоломок заголосили было в предчувствии тайны, однако все разрешилось быстро - ключ подошел к этому же ящику; старый замок натужно захрипел и закрылся. В механизме что-то заклинило, и открыть ящик не удалось. Но и делать этого особого резона не было, поэтому ключ просто вынули и кинули в верхний ящик.
Той же ночью мне приснился Т. Сон был яркий и какой-то… плотный, что ли. Я видел собственную кухню в бытовых подробностях, как будто бы сам только что составил подробнейшую опись находящегося там - хотя в жизни не помню толком, что у меня там лежит, во всех этих ящичках и шкафах, и пользуюсь только парой чашек, кофеваркой да мойкой. Т. же был, наоборот, каким-то жидким и смазанным, как изображение в допотопном телевизоре. Он сидел на моей кухне, шумно прихлебывал остывший чай, швыркал носом, суетливым движением все время поправлял очки и называл меня братишкой.
- Стало быть, братишка, - говорил он, - ты можешь смело претендовать на место! Место-то, место освободилось, стало быть, вакансия открыта.
- Что за вакансия? Я даже не представляю, что вы делали-то!
- Да это просто, братишка. Надо, стало быть, искать несообразности. Вот смотри, - он покрутил головой, что-то выискивая, потом соскочил с табурета, кинулся к кухонной двери и отвел ее от стены. Притаившиеся за дверью клубки пыли вперемешку с вездесущим тополиным пухом заколыхались и закружились.
- Вот, видишь, видишь? - обрадовался Т., указывая пальцем. - Все клубочки, стало быть, колышутся, а вот этот вот - видишь? - нет!
И правда, один ничем не примечательный колобок лежал между вальсирующими собратьями совсем неподвижно. Я наклонился к нему, чтобы рассмотреть поближе.
- Нет-нет-нет! - остановил меня Т. - Не подходи к нему, не трогай! Просто зафиксируй. Нужно сосредоточиться на нем и сказать - возможная несообразность: неподвижный тополиный пух. Давай, попробуй!
Я попробовал. Сосредоточился на неподвижном колобке и проговорил: «Возможная несообразность: неподвижный тополиный пух». Я ожидал, что нарушитель вспыхнет пламенем, или исчезнет, или закружится вместе с остальными. Но он просто продолжал также неподвижно лежать.
- И что теперь? - спросил я.
- И все, - улыбнулся Т. и швыркнул носом. - Дальше уже работа другого отдела.
- А зачем?
- Как зачем? Это, стало быть, гармония мира. Тут, понимаешь, одна контора есть, наши, стало быть, конкуренты, что ли. Они, как бы это сказать, все портят. А мы, стало быть, мы - чиним. Мировые починники, стало быть…
Я рассмеялся и проснулся. Так вот чем занимался загадочный чувак! Я прошел на кухню, оттянул дверь от стены. Клубки тополиного пуха были тут как тут - они весело взметнулись и закружились. Никаких несуразностей - или как он сказал? А, несообразностей! - не наблюдалось.
Эта дурацкая история странным образом зацепила меня. Я начал пристально вглядываться в окружающее меня - и оказалось, что я все это время практически ничего не видел! Я скользил сквозь мир, как сквозь воду, и все сливалось вокруг меня в какое-то невнятное «окружение». Теперь же я начал вычленять из него всякие подробности, и это оказалось очень увлекательным занятием. Я жил в паре кварталов от работы, и ходил пешком через небольшой и довольно скучный парк - ровные стволы с высокими кронами, постриженные зеленые газоны, десяток одинаковых скамеек, замощенные плиткой дорожки. Теперь же я каждый вечер садился на какую-нибудь скамейку и вглядывался. Газон вокруг был теперь не просто зеленым пятном - он состоял из тысяч травинок, каждая из которых немного отличалась от других. Между травинками копошились муравьи, иногда попадались жучки - металлически блестящие и стремительные, как торпеды, или неторопливые матово-черные, похожие на бочонки. Серые плитки дорожки были не только разной формы - кирпичики побольше и поменьше, квадратные и прямоугольные - но и имели разные оттенки, - от насыщенного, почти черного, до песочно-бежевого. Их поверхность усеивали мелкие дырочки, которые складывались в прихотливые узоры - в них можно было углядеть то улыбающуюся мордашку, то кота, то цветок. На одной из плиток дырочки образовывали почти правильный треугольник. Я перевел глаза - такой же точно треугольник был на соседней плитке. Я поискал еще - и нашел третий, в паре рядов от этих. «Наверное, отпечаток с формы», - подумал было я, но плитки были разных размеров и явно делались в разных формах.
Тогда я зафиксировал взглядом найденный треугольник и подумал про себя: «возможная несообразность: необоснованная регулярность».
Ночью зарядил дождь и шел весь следующий день, но к вечеру распогодилось, и я снова пошел в парк. Я уселся на той же скамейке. По дорожке бегала серая суетливая пичужка, что-то склевывала с плиток. Я присмотрелся и вспомнил про узоры. Отмытые дождем, они были отлично видны на подсыхаюших плитках. Я нашел мордашку, нашел цветок, с трудом, но отыскал кота - а вот треугольники как будто пропали. Я подумал, что перепутал скамейку, но нет - она была та же. Я отчетливо помнил плитки, на которых были треугольники - но самих треугольников не было. «Стало быть, верно указал», - проговорил у меня в голове голос Т. из давешнего сна. Я вздрогнул.
- Да ну, фигня какая! - я потряс головой, как будто бы хотел вытрясти оттуда голос. Скорее всего, это были и не дырочки вовсе, а какой-то след. - Ну конечно, просто отпечаток подошвы, а я-то, дурак, нагородил себе всякого!
Я рассмеялся и пошел домой.
Это стало для меня игрой. Еще много раз я отмечал эти самые «несообразности». Я уже с легкостью отыскивал их и слету лепил формулировки. «В конце концов, это была ни к чему не обязывающая игра», - убеждал себя я. Но эта игра затягивала. А вот желания проверять их второй раз у меня теперь уже не было.
А еще у меня странным образом увеличилась зарплата. Первый раз, когда я получил почти в два раза больше денег, чем ожидал, я не особо удивился. Это было как раз в конце квартала, и у нас случались такие вот нежданные квартальные премии. Но следующая зарплата была ровно такой же, и тут уже я отправился за разъяснениями.
Юляшка долго копалась в своих бухгалтерских программах, хмурилась, открывала и закрывала ведомости, а потом сказала:
- Знаешь что, тут у тебя назначена надбавка почти в целый оклад. И назначена она из головного офиса, самим Генеральным, а вот за какие твои такие заслуги - я без понятия.
- А можно это выяснить? А то вдруг это какая-то ошибка, и мне придется потом эти деньги возвращать, а откуда я их возьму?
- Да нет, так-то все документы в порядке - вот приказ о надбавке, зарегистрирован, как положено. А вот чтобы выяснить, что и как - нужно посылать запрос в головной офис, а это такой геморрой! Ну, если сильно хочешь, пошлю.
- Да ладно, - сказал я. Мне показалось правильным ничего не уточнять.
Лето заканчивалось. Как-то утром я вошел в холл и застал почти всю нашу группу около доски объявлений. Тут же стояли Макс, наш завотделом, и бухгалтерия в полном составе.
- Что стряслось, - спросил я. - Опять кто-то умер?
- Хуже, - ответила Юляшка. - Ваш отдел поставлен в план профосмотров на конец августа.
- Ну-у-у, опя-а-ать! За что!? - заныл Макс.
Эти профосмотры были той еще тягомотиной - нужно было ни свет ни заря тащиться в поликлинику, сдавать натощак кровь и прочие физиологические жидкости, торчать в душных темных коридорах и отвечать на дурацкие вопросы про стул и аппетит заморенным не хуже нашего врачам.
- Да ладно тебе жаловаться! - сказал я. - Профилактика и все такое. А то помрем во цвете лет, как Т.
- Кто? - недоуменно спросил Макс.
- Т., - ответил я.
- А кто такой Т?
- Да ты что! - удивился я. - Т.! Мы же его вот только что хоронили!
- Не знаю, - пожал плечами Макс. - Я сам-то только что вернулся из отпуска…
- Да брось ты! - перебил я. - Это еще до отпуска твоего было! Мы же всем отделом деньги собирали, и еще профком! Скажи, Юль!
- Ты о чем вообще? - сделала невинные глазки Юляшка. - Если ты про деда Наумыча, так он еще весной умер.
- Да какой дед - дед у себя дома тихо умер от старости, а Т. - вот прямо на рабочем месте, от инфаркта или от чего там… от сердца, короче!
- От всего сердца мне жаль тебя, мой сострадательный друг, - продекламировал Макс. - Ибо вся боль, все несовершенство этого мира трещиной проходит через твою больную душу.
- Иди в пень, - посоветовал я Максу. - Юляш, ты же еще сама меня отчитывала - дескать, мы, мужики, к врачам не ходим, пока не помрем. Идиотами ругалась!
- Да это ваше дело, хотите - ходите, хотите - нет, - пожала плечами Юляшка. - Мой, вон, с каждым прыщом к врачу бегает, чуть что, орет - караул, новообразование! Достал уже всех, и врача, и меня.
- Он в 382-й сидел, за шкафами!
- Сбрендил!? - хохотнула Юляшка. - В 382-й девки сидят! Хоть кого спроси, не было там больше никого и нет - да хоть вон Юрича.
- Юрич, - бросился я к проходящему мимо слесарю, - ну хоть ты-то помнишь, как Т. умер? Как ты скорбную коробочку из кирпича пилил и из баллончика красил?
- Какую коробочку, из какого кирпича!? - оторопел Юрич.
- Из прозрачного, из какого, - показал я на инсталляцию и умолк. Все девять кубов были на месте.
- Голова болеет, парень? Эти кирпичи Сам в Чехии заказывал, они стоят больше, чем ты весь на черном рынке, если тебя по запчастям разобрать! - обрадовал Юрич и прошел мимо.
Все стояли и таращились на меня. Я чувствовал себя идиотом, коим, видимо, и являлся.
Позже я под благовидным предлогом сходил к инженеру по ТБ и между делом спросил про смерти на рабочем месте. Он долго рассказывал, как когда-то, в головном, электрика долбануло током, и как его еле-еле откачали врачи, и сколько потом компенсации выплатили этому несчастному электрику. А потом переменился в лице:
- Эй, а ты часом, не из таких? Может, ты псих? Ты у меня тут пальцы в розетку совать не удумал?
Я заверил его, что ничего такого не удумал, что психически здоров и как раз прохожу профосмотр.
- Вот и проходи давай, а я потом еще специально проверю!
На счет психического здоровья, к слову сказать, не было у меня особой уверенности. Поэтому психиатра на этом самом профосмотре я оставил напоследок и заходил к нему я с отчетливым душевным трепетом.
Психиатр, маленький кругленький человечек, похожий на обтянутый белым халатом воздушный шарик, показался мне откуда-то знакомым. Может быть, потому что физиономией он напоминал Доктора Айболита из детской книжки?
- Ну-с, молодой человек, как ваши дела? Есть ли какие-то жалобы по моей части? - спросил он.
- Нет, - начал я.
- Бывают ли приступы эпилепсии? Есть ли фобии? Ну, смелее, смелее, молодой человек! Вас что-нибудь мучает? Может быть, вас посещают мысли о самоубийстве?
Он стал медленно приподниматься, оперевшись ладонями о крышку стола и пристально глядя мне в глаза. Мне стало не по себе. Я залепетал что-то о своем здоровье - дескать, у меня все в порядке, что вы-что вы.
- Страхи есть? Да вы не переживайте, это же все лечится, все купируется! Сейчас мы вас оформим, сейчас мы вас полечим, любезнейший, сейчас, сейчас… Навязчивые состояния? А, вот оно, конечно! Навязчивые состояния! Или же навязчивые мысли? Что же вы, дружочек, молчите? Преимущественно навязчивые мысли или размышления, или навязчивые ритуалы, или смешанные навязчивые мысли и действия, а? Трещинки на асфальте перешагиваем? Треугольнички на плитках видим? Покойничков несуществующих хороним?
Я страшно перепугался было, но когда он спросил про покойников, я вспомнил, где видел его. Это был тот самый типок в кепочке, что крутился около нас на похоронах Т. Странно, но страх мой тут же прошел.
- Спасибо, доктор, я полностью здоров, - неожиданно твердо сказал я. - А, кстати, где же ваша кепочка? Она так вам подходит!
Он посмотрел на меня в упор, хмыкнул и вернулся за стол.
- И все-таки я бы порекомендовал вам пролечиться! - процедил он сквозь зубы, расписываясь в моей карте, с грохотом влепил поверх подписи свой штамп и швырнул карту мне. - Следующий!
В карте через весь лист стояла размашистая подпись - ЗДОРОВ!
Несмотря на мое внешнее спокойствие, вышел из кабинета я на ватных ногах, сердце колотилось так, что казалось, его удары отдаются в голове. Я выскочил на улицу и пошел, почти побежал. Ноги сами принесли меня в мой парк. Я сел на любимую скамейку. Здесь был мой островок спокойствия. Было тихо-тихо. Солнце, по-осеннему нежаркое, светило ласково, прохладный ветерок шуршал в кронах, в которых то тут, то там проглядывали первые желтые листья. Мне вспомнился Т. - каким он приснился мне тогда. Что же это все-таки такое? Может быть, все это было сном? Эта дурацкая смерть, и фотография, и похороны? Ну не может же быть такого, что все вдруг забыли! Ну ладно, Макс - может, тут я с отпуском его что-то путаю, но девчонки!? А инженер по ТБ? Как можно забыть про смерть! Ну, правда же, хрень какая-то! Или, как сказал бы Т - возможная несообразность.
- Возможная несообразность, - сказал я вслух, - необоснованная смерть.
- Ну наконец-то, братишка! - услышал я из-за спины. Я обернулся.
Тревор стоял прямо за моей скамейкой - в расстегнутой выгоревшей под солнцем штормовке, в несуразных очках с толстенными линзами, с всклокоченной рыжей бородой, он как будто бы сошел с той своей фотографии. Он улыбнулся и, обойдя скамейку, плюхнулся рядом.
- Ты где пропадал так долго? - спросил он.
- Тревор? Это ты, что ли?
- Ну конечно, я! Майки, ты что, еще не вернулся?
- Черт, а ведь… это что все было такое?
- Ну вот, было и сплыло! - улыбнулся Тревор. - Ты молодец, отлично сработал. "Необоснованная смерть!" Конечно, кто ж умирает в 30 лет от инфаркта… Ну спасибо, братишка, ты, стало быть, сам себя реально вытащил! Я уже и так, и этак... Мама с младшей уже волноваться начали. Ну давай, пойдем, к праздничному ужину опоздаешь! Они там с утра готовят…
-----------------
тема от
chingizid Это мой брат, ради разнообразия, живой. Спасибо!
ПС:
a_str - с ДР!