Радио несвобода
Сколько я Митьку помнил, он всегда рассказывал истории, назвать которые правдоподобными можно было только с очень большой натяжкой. То он отстреливается от басмачей где-то в Средней Азии, то сторожит конвои, переходящие афганскую границу, то перехватывает чумазых азиатских курьеров.
Мы учились вместе с девятого класса, точнее - совсем недолго в девятом классе, полгода, не больше, потом Митьку отчислили, учиться дальше он не пошел, в мае умер его отец, он остался один с матерью.
Мать пристроила Митьку в какое-то ПТУ, но так, формально, ради аттестата об обязательном среднем образовании. Хотя он и из этого умудрился сложить целую эпическую сагу для нас, пороха не нюхавших учеников физико-математической школы, рассказывая о том, как правильно открывать пиво ковшом экскаватора, каким ключом останавливать нападающих гопников и тому подобные премудрости ПТУшной жизни.
Потом и мать Митькина умерла, оставив ему совершенно пустую двухкомнатную квартиру на первом этаже петергофской хрущобы.
Мы, к тому времени уже студенты первого курса, быстро сообразили, что устраивать студенческие сабантуи лучше и безопаснее в квартире, а не в комнате в общаге, и целенаправленно переместились к нему. Митька совершенно не возражал против этого, пиво, вино и водка лились рекой.
Он к тому моменту работал, в отличие от нас. Помощником всех нерасторопных лаборантов на химфаке. Времена были тяжкие, конец восьмидесятых - начало девяностых. Спиртное по талонам. А у химиков - прорыв за прорывом: зеленовка, календуловка и, непревзойденная вершина химического гения всех времен и народов, чистейшей воды сизовка.
Теперь уже мы редко приносили что-то с собой, но Митька все с той же радостью нас принимал в гостях и наливал уже из своих трехлитровых банок невообразимой чистоты этиловые спирты, продукт высочайших химических технологий и абсолютных аптечных инноваций.
Вскоре мы все тоже обзавелись какими-то мутными из начала девяностых работами. Моя называлась бла-бла-бла-экспорт-импорт и занимала две комнаты на Ленинском проспекте. В какой-то момент на пороге одной из этих комнат нарисовались те самые бандиты из девяностых. Начальство всерьез задумалось о том, чтобы нанять безопасника. Скорее даже хохмы ради, но и помня бесконечные байки о холодной ночевке на суровых перевалах Памира с калашниковым в руках, я порекомендовал Митьку. И Митьку взяли.
Уже через месяц начальство решило, что взяло какого-то откровенно не того человека, болтуна и недотепу, и уволило бы в один момент. Вот только бандиты исчезли.
В конце концов начальство все-таки решилось и рассталось с Митькой спустя где-то еще полгода. И еще через пару месяцев вздохнуло свободно. Бандиты так и не появились.
Как раз во время Митькиной работы нашей безопасностью, в его доме поселилась женщина, первая, которую он называл женой. Огромная, под два метра ростом, в вечном тельнике и с дымящейся беломориной пятикурсница с философского факультета, белогвардейка Ольга.
Какое-то время у них все было гладко, но потом белогвардейка Ольга забеременела, Митька загрустил. Белогвардейка Ольга не выдержала и разжаловала Митьку из мужей в не пойми кого, а потом и вовсе уехала в неизвестном направлении.
А там и Митька исчез.
Два года его не было ни слышно ни видно. Потом, совершенно неожиданно, мы с ним встретились на семинаре БС. Митька, как и я, пришел туда в статусе начинающего писателя. Писал он боевики, шустрые, изобилующие техническими деталями и высокомерными подмигиваниями читателю: вот видишь, что я еще знаю, круто, да, а ты-то сам знал?
Это был мой и Митькин первый и последний семинар. Не дождавшись завершения, мы ушли оттуда с художницей Янкой и великим издателем Колей. Засели в кабаке дома писателей, пили водку, любовались Невой. О том, где он был и чем занимался все эти два года, Митька так и не обмолвился.
С Янкой мы подружились крепко, часто ездили вместе с Митькой к ней в гости.
Я к тому времени уже давно уехал из общаг, снимал квартиру в городе. Как-то раз мы совершенно неожиданно нос к носу столкнулись с Янкой и с Митькой на Московской, посмотрели друг на друга, купили бутылку виски и поехали ко мне. Потом сходили еще за одной и еще. На третьей Митьку прорвало, он долго рассказывал, как дезертировал из армии, про Абхазию, Среднюю Азию, какие-то невнятные войны не пойми кого с неясно кем. Мы слушали, поддакивали и ничего не понимали.
А на следующее утро Митька уехал в Ригу. Без визы, без паспорта, без денег и багажа. Отзвонился уже оттуда.
Он там даже обжился. Устроился кочегаром, собрал группу, давал концерты.
Зачем-то время от времени переходил через границу. Там его и взяли.
О нарушении границы никто не говорил, да и Митька благоразумно помалкивал, судили его военным судом за дезертирство.
Отправили на три года в штрафбат под Лугу.
Мы время от времени ездили к нему в гости, выяснили, что устроился он там неплохо, трудится писарем, все его любят и ценят за усердие и добродушие.
И мы снова потерялись, уже лет на пять.
Надо сказать, что я время от времени вспоминал Митьку, у меня тогда как раз появилась своя машина, я иногда бывал в Петергофе и каждый раз, проезжая мимо его квартиры, думал: "дай-ка остановлюсь, зайду, узнаю хоть, как живет старый друг."
Но так ни разу этого и не сделал.
Мобильные тогда были далеко не у всех, вместо социальных сетей у нас были Тенета и Буриме, где мы активно с кем-то спорили, ругались насмерть и снова мирились, да так никогда и не узнали, с кем.
Так что шансов встретиться современным способом у нас не было никаких, поэтому все опять произошло случайно и опять в компании Коли и Янки. Оказалось, что сестра-близнец Митькиной жены работает в издательстве у Коли юным клерком. И она притащила на одно из мероприятий свою сестру и упавшего им на хвост Митьку.
Мы встретились как старые друзья и решили больше не терять друг друга из виду. Хорошо совместно выпили и, как это обычно и бывает, забыли обменяться контактами.
И через четыре года Митька уже позвонил мне сам. Митьке нужен был адвокат.
Митька женился снова, жену его звали Юля, жила она в общаге, Митька переехал к ней, а квартиру сдал, в кои веки Митька был счастлив и богат. Но счастье было недолгим. Как-то во время ссоры Митька в ярости выбросил старый ламповый телевизор из окна двенадцатого этажа, разбил стекло и проломил крышу припаркованной под общагой машины.
Приехала милиция, Митьке светила совсем не условная статья.
Адвокат справился с этой напастью, Митька отделался условным хулиганством, а с Юлей они вскоре поженились официально, выселили жильца и переехали в Митькину квартиру.
Переехать-то они переехали, но доход от аренды выпал из семейного бюджета, и Митьке пришлось снова устраиваться на работу. К тому времени Петергоф, стараниями не особо желающих куда-то из него уезжать выпускников, расцвел множеством различных небольших бизнесов. Поэтому работу Митька нашел вполне серьезную: начальник аптечного склада.
У меня в то же время наметился совсем другой виток, я переехал в Краснодар, там на фоне никуда не спешащих местных ребят продемонстрировал чудеса продаж и бизнес-администрирования.
Поэтому акционеры, недолго думая, вручили мне чрезвычайно перспективный, но совершенно отсталый Волгоград.
Нужен был очень доверенный человек, который хотя бы знает, как работает склад. Так директором Волгоградского филиала стал Митька.
Он остепенился, обзавелся костюмом.
И когда через полтора года у компании появились другие акционеры, он неожиданно смог продержаться почти на полгода дольше меня.
Новость о том, что Митька все-таки вернулся в Петергоф, меня даже в какой-то степени порадовала. За те полтора года, что мы работали в режиме начальник-подчиненный, я привык с ним общаться, обсуждая злободневные темы и завиральные гипотезы. Мне его очень не хватало.
К тому времени я обзавелся работой в двухстах километрах от города и стремительным личным водителем Сашей. Саша время от времени ездил за Митькой, тот никогда не отказывался от предложения доехать до меня. Мы сидели ночами напролет, что-то обсуждали, о чем-то разговаривали. Потом Саша отвозил меня на работу, а Митьку обратно.
В какой-то момент в Митьке проснулась ностальгия по нашей совместной деятельности, и он попросился на один из моих складов и вскоре вышел мастером.
Работа эта оказалась гораздо сложнее, чем Митька думал. Надо отдать ему должное, боролся он почти год. В конце концов, сославшись на пошатнувшееся здоровье, сбежал. С этого момента Митька больше не работал ни дня.
Почти год он восстанавливал силы, лежа дома и решительно ничего не делая.
За это время от Митьки ушла жена Юлия.
Митька отчаянно бедствовал. Я ему как мог помогал. Помогал даже тогда, когда, уйдя отовсюду, запускал свое дело. Ну, то есть, понятно как помогал в тот момент, совсем копейки, взрослому человеку на это не прожить.
И тогда в измученной дошираками и дешевыми сигаретами на голодный желудок Митькиной голове созрел гениальный план.
Он выставил на продажу свою квартиру, намереваясь купить домик в деревне и авто, а на оставшиеся деньги жить скромно, но долго и счастливо.
Я свел Митьку с самым хитрым и целеустремленным риэлтером, которого рожала наша планета, Зиной.
Убитая, пропитая и прокуренная квартира продавалась долго, но в конце концов, благодаря невероятному мастерству Зины, продалась, нашелся домик в Лебяжьем, был уже внесен за него залог.
Но тут в жизни Митьки появилась женщина. Женщину звали Оля, ни с кем из нас Митька ее знакомить не стал.
Оля из Москвы, она попыталась какое-то время пожить у Митьки в Лебяжьем, потом они поездили, поискали что-то другое, но, в результате, переехали к Оле в Москву.
Следующий год пролетел у Митьки как в раю. Он был счастлив с любимой женщиной, путешествовал, занимался стрельбой, ходил в бассейн, не работал, тратил оставшиеся деньги.
Омрачало Митькино счастье только ворчание Зины о том, что Ольга его выпотрошит и выбросит. Впрочем, Митька все равно ей не верил. У него в жизни наконец-то было все хорошо.
А потом, когда он истратил почти все деньги, Ольга его выгнала.
Митька, не унывая и никому не веря, на последние снял неподалеку квартиру и принялся ждать, когда Ольга позовет его обратно.
И, удивительно, но его план сработал.
Недели через три он позвонил мне и радостно сообщил, что Оля ради него сбежала из больницы, где несколько дней до этого лечилась, они уже дома, все хорошо, не так, как раньше, душевности, конечно, не хватает, но все равно хорошо.
А через пару дней пришла смска "умерла".
Митька рассказал, как он сам лично не пускал ее к врачам, как приехала скорая, но было поздно, и что это он сам ее и убил.
И о том, что выяснилось, что она была беременна.
А у Митьки рак печени.
Так закончился май. А в середине июля Митька вспомнил о своем дне рождения. И внезапно решил, что справлять "последний день рождения" будет и позовет всех старых друзей.
Я именно в эти дни должен был перевозить свою семью из Тивата в Ригу. У нас давно был взят отличный и недорогой билет с прорвой багажа и прочим счастьем. Всем он был хорош. Но с этого рейса я на Митькин день рождения не успевал.
Попытка найти в высокий сезон билет в одну сторону с багажом на другую дату успехом не увенчалась.
В результате был найден перелет Тиват - Женева. Далее Женева - Мадрид - Краков. Из Кракова была взята напрокат машина до Белостока. И там мы подсели на автобус до Риги. Проделали мы этот путь с огромным удовольствием, везде подолгу останавливаясь. В Риге я сел на автобус до Питера. И успел.
После этого я еще несколько раз встречался с Митькой. Он переехал жить в хостел в Петергофе, смысла в этом особого не было, думаю, в силу привычки. Он здесь родился и прожил большую часть своей жизни.
Время от времени он объявлял в фейсбуке сбор денег на, как он это называл, "поддержание штанов". Что-то приходило, так что из хостела его не выселяли.
Митька совершил несколько попыток самоубийства, но неудачно.
Мы с ним встречались еще несколько раз после этого, Митька жаловался, что зима в этом году теплая. Холодных ночей толком и не было.
В последний раз мы встретились в начале февраля, кончилось смешно, мы немного перебрали, но водитель приехавшего по вызову такси почему-то не хотел брать именно меня. Так что Митьке пришлось съездить в качестве гаранта со мной, а потом уже отправиться обратно в свой хостел.
А потом пришли настоящие арктические морозы. В одну из самых морозных ночей Митька ушел из хостела. Вчера его нашли. В кармане аккуратно сложены деньги на похороны, там же инструкция по их проведению. На эти деньги он вполне мог дожить если не до июня, то до мая точно.
Я пишу и понимаю, что вся эта история как-то совершенно неправдоподобна, пережата, переиграна, насквозь фальшива и абсолютно достоверна. И вспоминаю Митькины истории об Абхазии, Афганистане, Киргизии. О каких-то далеких и совершенно фантастических войнах, стычках и засадах. Мне кажется, ему никто не верил.
И еще. Митька был на четверть узбек, это бросалось в глаза, кроме того, он свободно говорил на всех среднеазиатских языках.
Мне кажется, он мог себе выбрать любую другую судьбу. И в том, что он выбрал именно эту, я почему-то абсолютно твердо уверен, есть смысл отличный от "а что, можно было как-то еще?".
Но смысл этот от меня пока ускользает.
Мы учились вместе с девятого класса, точнее - совсем недолго в девятом классе, полгода, не больше, потом Митьку отчислили, учиться дальше он не пошел, в мае умер его отец, он остался один с матерью.
Мать пристроила Митьку в какое-то ПТУ, но так, формально, ради аттестата об обязательном среднем образовании. Хотя он и из этого умудрился сложить целую эпическую сагу для нас, пороха не нюхавших учеников физико-математической школы, рассказывая о том, как правильно открывать пиво ковшом экскаватора, каким ключом останавливать нападающих гопников и тому подобные премудрости ПТУшной жизни.
Потом и мать Митькина умерла, оставив ему совершенно пустую двухкомнатную квартиру на первом этаже петергофской хрущобы.
Мы, к тому времени уже студенты первого курса, быстро сообразили, что устраивать студенческие сабантуи лучше и безопаснее в квартире, а не в комнате в общаге, и целенаправленно переместились к нему. Митька совершенно не возражал против этого, пиво, вино и водка лились рекой.
Он к тому моменту работал, в отличие от нас. Помощником всех нерасторопных лаборантов на химфаке. Времена были тяжкие, конец восьмидесятых - начало девяностых. Спиртное по талонам. А у химиков - прорыв за прорывом: зеленовка, календуловка и, непревзойденная вершина химического гения всех времен и народов, чистейшей воды сизовка.
Теперь уже мы редко приносили что-то с собой, но Митька все с той же радостью нас принимал в гостях и наливал уже из своих трехлитровых банок невообразимой чистоты этиловые спирты, продукт высочайших химических технологий и абсолютных аптечных инноваций.
Вскоре мы все тоже обзавелись какими-то мутными из начала девяностых работами. Моя называлась бла-бла-бла-экспорт-импорт и занимала две комнаты на Ленинском проспекте. В какой-то момент на пороге одной из этих комнат нарисовались те самые бандиты из девяностых. Начальство всерьез задумалось о том, чтобы нанять безопасника. Скорее даже хохмы ради, но и помня бесконечные байки о холодной ночевке на суровых перевалах Памира с калашниковым в руках, я порекомендовал Митьку. И Митьку взяли.
Уже через месяц начальство решило, что взяло какого-то откровенно не того человека, болтуна и недотепу, и уволило бы в один момент. Вот только бандиты исчезли.
В конце концов начальство все-таки решилось и рассталось с Митькой спустя где-то еще полгода. И еще через пару месяцев вздохнуло свободно. Бандиты так и не появились.
Как раз во время Митькиной работы нашей безопасностью, в его доме поселилась женщина, первая, которую он называл женой. Огромная, под два метра ростом, в вечном тельнике и с дымящейся беломориной пятикурсница с философского факультета, белогвардейка Ольга.
Какое-то время у них все было гладко, но потом белогвардейка Ольга забеременела, Митька загрустил. Белогвардейка Ольга не выдержала и разжаловала Митьку из мужей в не пойми кого, а потом и вовсе уехала в неизвестном направлении.
А там и Митька исчез.
Два года его не было ни слышно ни видно. Потом, совершенно неожиданно, мы с ним встретились на семинаре БС. Митька, как и я, пришел туда в статусе начинающего писателя. Писал он боевики, шустрые, изобилующие техническими деталями и высокомерными подмигиваниями читателю: вот видишь, что я еще знаю, круто, да, а ты-то сам знал?
Это был мой и Митькин первый и последний семинар. Не дождавшись завершения, мы ушли оттуда с художницей Янкой и великим издателем Колей. Засели в кабаке дома писателей, пили водку, любовались Невой. О том, где он был и чем занимался все эти два года, Митька так и не обмолвился.
С Янкой мы подружились крепко, часто ездили вместе с Митькой к ней в гости.
Я к тому времени уже давно уехал из общаг, снимал квартиру в городе. Как-то раз мы совершенно неожиданно нос к носу столкнулись с Янкой и с Митькой на Московской, посмотрели друг на друга, купили бутылку виски и поехали ко мне. Потом сходили еще за одной и еще. На третьей Митьку прорвало, он долго рассказывал, как дезертировал из армии, про Абхазию, Среднюю Азию, какие-то невнятные войны не пойми кого с неясно кем. Мы слушали, поддакивали и ничего не понимали.
А на следующее утро Митька уехал в Ригу. Без визы, без паспорта, без денег и багажа. Отзвонился уже оттуда.
Он там даже обжился. Устроился кочегаром, собрал группу, давал концерты.
Зачем-то время от времени переходил через границу. Там его и взяли.
О нарушении границы никто не говорил, да и Митька благоразумно помалкивал, судили его военным судом за дезертирство.
Отправили на три года в штрафбат под Лугу.
Мы время от времени ездили к нему в гости, выяснили, что устроился он там неплохо, трудится писарем, все его любят и ценят за усердие и добродушие.
И мы снова потерялись, уже лет на пять.
Надо сказать, что я время от времени вспоминал Митьку, у меня тогда как раз появилась своя машина, я иногда бывал в Петергофе и каждый раз, проезжая мимо его квартиры, думал: "дай-ка остановлюсь, зайду, узнаю хоть, как живет старый друг."
Но так ни разу этого и не сделал.
Мобильные тогда были далеко не у всех, вместо социальных сетей у нас были Тенета и Буриме, где мы активно с кем-то спорили, ругались насмерть и снова мирились, да так никогда и не узнали, с кем.
Так что шансов встретиться современным способом у нас не было никаких, поэтому все опять произошло случайно и опять в компании Коли и Янки. Оказалось, что сестра-близнец Митькиной жены работает в издательстве у Коли юным клерком. И она притащила на одно из мероприятий свою сестру и упавшего им на хвост Митьку.
Мы встретились как старые друзья и решили больше не терять друг друга из виду. Хорошо совместно выпили и, как это обычно и бывает, забыли обменяться контактами.
И через четыре года Митька уже позвонил мне сам. Митьке нужен был адвокат.
Митька женился снова, жену его звали Юля, жила она в общаге, Митька переехал к ней, а квартиру сдал, в кои веки Митька был счастлив и богат. Но счастье было недолгим. Как-то во время ссоры Митька в ярости выбросил старый ламповый телевизор из окна двенадцатого этажа, разбил стекло и проломил крышу припаркованной под общагой машины.
Приехала милиция, Митьке светила совсем не условная статья.
Адвокат справился с этой напастью, Митька отделался условным хулиганством, а с Юлей они вскоре поженились официально, выселили жильца и переехали в Митькину квартиру.
Переехать-то они переехали, но доход от аренды выпал из семейного бюджета, и Митьке пришлось снова устраиваться на работу. К тому времени Петергоф, стараниями не особо желающих куда-то из него уезжать выпускников, расцвел множеством различных небольших бизнесов. Поэтому работу Митька нашел вполне серьезную: начальник аптечного склада.
У меня в то же время наметился совсем другой виток, я переехал в Краснодар, там на фоне никуда не спешащих местных ребят продемонстрировал чудеса продаж и бизнес-администрирования.
Поэтому акционеры, недолго думая, вручили мне чрезвычайно перспективный, но совершенно отсталый Волгоград.
Нужен был очень доверенный человек, который хотя бы знает, как работает склад. Так директором Волгоградского филиала стал Митька.
Он остепенился, обзавелся костюмом.
И когда через полтора года у компании появились другие акционеры, он неожиданно смог продержаться почти на полгода дольше меня.
Новость о том, что Митька все-таки вернулся в Петергоф, меня даже в какой-то степени порадовала. За те полтора года, что мы работали в режиме начальник-подчиненный, я привык с ним общаться, обсуждая злободневные темы и завиральные гипотезы. Мне его очень не хватало.
К тому времени я обзавелся работой в двухстах километрах от города и стремительным личным водителем Сашей. Саша время от времени ездил за Митькой, тот никогда не отказывался от предложения доехать до меня. Мы сидели ночами напролет, что-то обсуждали, о чем-то разговаривали. Потом Саша отвозил меня на работу, а Митьку обратно.
В какой-то момент в Митьке проснулась ностальгия по нашей совместной деятельности, и он попросился на один из моих складов и вскоре вышел мастером.
Работа эта оказалась гораздо сложнее, чем Митька думал. Надо отдать ему должное, боролся он почти год. В конце концов, сославшись на пошатнувшееся здоровье, сбежал. С этого момента Митька больше не работал ни дня.
Почти год он восстанавливал силы, лежа дома и решительно ничего не делая.
За это время от Митьки ушла жена Юлия.
Митька отчаянно бедствовал. Я ему как мог помогал. Помогал даже тогда, когда, уйдя отовсюду, запускал свое дело. Ну, то есть, понятно как помогал в тот момент, совсем копейки, взрослому человеку на это не прожить.
И тогда в измученной дошираками и дешевыми сигаретами на голодный желудок Митькиной голове созрел гениальный план.
Он выставил на продажу свою квартиру, намереваясь купить домик в деревне и авто, а на оставшиеся деньги жить скромно, но долго и счастливо.
Я свел Митьку с самым хитрым и целеустремленным риэлтером, которого рожала наша планета, Зиной.
Убитая, пропитая и прокуренная квартира продавалась долго, но в конце концов, благодаря невероятному мастерству Зины, продалась, нашелся домик в Лебяжьем, был уже внесен за него залог.
Но тут в жизни Митьки появилась женщина. Женщину звали Оля, ни с кем из нас Митька ее знакомить не стал.
Оля из Москвы, она попыталась какое-то время пожить у Митьки в Лебяжьем, потом они поездили, поискали что-то другое, но, в результате, переехали к Оле в Москву.
Следующий год пролетел у Митьки как в раю. Он был счастлив с любимой женщиной, путешествовал, занимался стрельбой, ходил в бассейн, не работал, тратил оставшиеся деньги.
Омрачало Митькино счастье только ворчание Зины о том, что Ольга его выпотрошит и выбросит. Впрочем, Митька все равно ей не верил. У него в жизни наконец-то было все хорошо.
А потом, когда он истратил почти все деньги, Ольга его выгнала.
Митька, не унывая и никому не веря, на последние снял неподалеку квартиру и принялся ждать, когда Ольга позовет его обратно.
И, удивительно, но его план сработал.
Недели через три он позвонил мне и радостно сообщил, что Оля ради него сбежала из больницы, где несколько дней до этого лечилась, они уже дома, все хорошо, не так, как раньше, душевности, конечно, не хватает, но все равно хорошо.
А через пару дней пришла смска "умерла".
Митька рассказал, как он сам лично не пускал ее к врачам, как приехала скорая, но было поздно, и что это он сам ее и убил.
И о том, что выяснилось, что она была беременна.
А у Митьки рак печени.
Так закончился май. А в середине июля Митька вспомнил о своем дне рождения. И внезапно решил, что справлять "последний день рождения" будет и позовет всех старых друзей.
Я именно в эти дни должен был перевозить свою семью из Тивата в Ригу. У нас давно был взят отличный и недорогой билет с прорвой багажа и прочим счастьем. Всем он был хорош. Но с этого рейса я на Митькин день рождения не успевал.
Попытка найти в высокий сезон билет в одну сторону с багажом на другую дату успехом не увенчалась.
В результате был найден перелет Тиват - Женева. Далее Женева - Мадрид - Краков. Из Кракова была взята напрокат машина до Белостока. И там мы подсели на автобус до Риги. Проделали мы этот путь с огромным удовольствием, везде подолгу останавливаясь. В Риге я сел на автобус до Питера. И успел.
После этого я еще несколько раз встречался с Митькой. Он переехал жить в хостел в Петергофе, смысла в этом особого не было, думаю, в силу привычки. Он здесь родился и прожил большую часть своей жизни.
Время от времени он объявлял в фейсбуке сбор денег на, как он это называл, "поддержание штанов". Что-то приходило, так что из хостела его не выселяли.
Митька совершил несколько попыток самоубийства, но неудачно.
Мы с ним встречались еще несколько раз после этого, Митька жаловался, что зима в этом году теплая. Холодных ночей толком и не было.
В последний раз мы встретились в начале февраля, кончилось смешно, мы немного перебрали, но водитель приехавшего по вызову такси почему-то не хотел брать именно меня. Так что Митьке пришлось съездить в качестве гаранта со мной, а потом уже отправиться обратно в свой хостел.
А потом пришли настоящие арктические морозы. В одну из самых морозных ночей Митька ушел из хостела. Вчера его нашли. В кармане аккуратно сложены деньги на похороны, там же инструкция по их проведению. На эти деньги он вполне мог дожить если не до июня, то до мая точно.
Я пишу и понимаю, что вся эта история как-то совершенно неправдоподобна, пережата, переиграна, насквозь фальшива и абсолютно достоверна. И вспоминаю Митькины истории об Абхазии, Афганистане, Киргизии. О каких-то далеких и совершенно фантастических войнах, стычках и засадах. Мне кажется, ему никто не верил.
И еще. Митька был на четверть узбек, это бросалось в глаза, кроме того, он свободно говорил на всех среднеазиатских языках.
Мне кажется, он мог себе выбрать любую другую судьбу. И в том, что он выбрал именно эту, я почему-то абсолютно твердо уверен, есть смысл отличный от "а что, можно было как-то еще?".
Но смысл этот от меня пока ускользает.