Яркая Лиза и Блеклая Мона
Около получаса Яркая Лиза и Блеклая Мона шли молча от станции. Боялись пропустить поворот на лесную тропинку, которая выведет их к дому. Оказалось все не так страшно - достаточно было молчать и довериться ногам, у ног память длиннее, чем у головы, она как-нибудь сама размотает нитку и выведет. Яркая Лиза и Блеклая Мона не были в этих краях лет двадцать. С тех пор ноги у обеих успели вытянуться вверх, несколько раз поправиться и похудеть, исходить половину Европы, но эту дорогу к дому забыть не смогли.
Теперь все время по тропе до самого конца, до хутора, можно уже и выдохнуть и поговорить.
Они были сестрами-близнецами, Яркая Лиза и Блеклая Мона. У одной были ярко-голубые глаза и черные волосы, теперь уже с седыми прядями. Она была похожа на маму. У второй были волосы цвета песка,когда он уже подсыхает на солнце после дождя, а глаза все время меняли цвет, успешно избегая ярких оттенков. Это совсем не мешало Моне быть красивой, но школьное прозвище Блеклая Мона так от нее и не отстало.
- А помнишь, - начала Яркая Лиза минуты через две после поворота, - а помнишь... Она замолчала , испугавшись своего неожиданно громкого голоса, но Блеклая Мона пришла ей на помощь, повторила, как бы выпуская слова наружу медленно и тихо, наблюдая, как каждое из них находит свое место в лесных сумерках:
- А помнишь... Ты помнишь, Лиза, как папа нес нас сюда на плечах... Меня на одном, тебя на другом...
Мона выдохнула немного, чтобы опять не нарушить тишину - Да, я помню. Мы думали, он самый сильный, а он просто шел целый час и терпел, он был такой худой и ниже мамы...
- А помнишь, как мама сидела под нашим деревом в саду и пила кофе?
- Да, папы тогда уже не было, мама сказала, что он ушел...
- Он тогда женился второй раз, а помнишь, как лето кончилось, а мы все не уезжали в город. Потом снег выпал, а мы все не уезжали. Приехал грузовик с дровами, потом еще один, мы играли в Пиноккио, затащив в дом сучковатое полено, мы делали из бабушкиных клубков кукол и чертиков с рогами, мы выбегали утром скатываться с обледеневшего крыльца, помнишь?
- Да, а потом, как-то очень нескоро, опять пришло лето и нам не надо было собираться на дачу, мы были уже там. Ну, почти тут...
- Вот как раз тем вторым летом мама вышла под наше дерево с джезвой и села там пить кофе и пила его почти до августа. Вставала, варила, возвращалась и пила опять. Она как-то успевала делать нам еду и даже свои переводы с испанского.
- Тогда и появился этит дядька в красном, он приезжал забирать то, что напереводила мама, и привозил ей новые книги.
- Когда он приезжал, мама отрывалась от своей джезвы и сигареты и слушала его так, как бабушка наша в церкви прислушивалась к Богу, вот именно так, да...
- А он опять что-то скучное говорил и уезжал, а мама оказывалась на своем обычном месте.
- А бабушка вскоре умерла.
- Мама сказала, что она ушла, и мы подумали, что она тоже женилась второй раз и у нее теперь другие внучки,
- но мама сказала, что ее закопали в землю, и мы решили, что ее закопали прямо под нашим деревом. Похоронный автобус отъехал рано утром, нас не будили, но мы вскочили смотреть. Мы же до сих пор не знаем, где лежала бабушка, пока до нашего хутора доехал похоронный автобус.
- Тогда мы думали, что она вернулась на нем что-то забрать, но передумала, и теперь уже совсем уезжает к новым внукам.
- Да, и поэтому не очень расстроились, когда мама сказала, что ее закопали. Так ей и надо. Наверное, и папу закопали туда же, раз так.
- А ведь девочки в шесть лет должны знать, что такое смерть и похороны.
- Мы, наверное, знали, но забыли за год жизни на хуторе. Здесь умирали только птицы и однажды мы нашли мертвую лису, но их никто не хоронил, за ними не приезжал автобус.
- А помнишь, почему мы решили, что всех закопали под нашим деревом?
- Да, конечно. Мы тогда заметили, что мама выливает кофейную гущу прямо на корни, старательно сгребает туда остатки, если они пролились мимо. Тогда ты сказала, что это бабушка пьет внизу из корней, что она сидит там за таким же столиком, только вниз головой, и пьет кофе, чтобы не очень скучать. Как мама.
- Разве это я сказала? Разве не ты?
- Не помню, может и я... И тогда мы перестали думать, что так им и надо, они же с нами, никуда не ушли, просто сидят под землей, там все как у нас, но вернуться нельзя. Да, наверное, это я.
- А потом опять приехал дядька в красном. Вечно в красном... подожди, что же это было? Майка? Рубашка? Пальто? Тогда мужчины почти не носили красное и это было странно.
- Да, он приехал и, наконец, посмотрел на маму, а не только в ее листочки.
- А мама у нас была такая же яркая, как ты, не знаю, как он раньше не замечал. Вдруг поднял глаза и увидел.
- И тогда мы засобирались в город. Мы паковали чемоданы, мама уже не пила столько кофе и не печатала на своей машинке, она паковала вещи и бегала в соседнюю деревню на почту звонить.
- А потом дядька в красном приехал за нами на грузовике, похожем на тот, который привозил нам дрова.
- А мама сидела у забора и ждала, а потом бежала навстречу красному, будто это Грэй пришел на алых парусах.
- Мы ведь даже имени его не помним. А может, мы и не слышали никогда его имени. Мама обращалась к нему просто «Ты» и было слышно, что это «Ты» с большой буквы, как бабушка говорила Богу.
- Но мы-то как-то его называли? Не папой же, правда?
- Нет, конечно. Но имени Бога никто не знает, вот и мы его так и не услышали. Тем более что он исчез из нашей жизни довольно быстро.
- Но тогда мы уже подросли и пожили снова в городе и стали различать, кто ушел, как наш папа, а кто умер и уехал на похоронном автобусе, как бабушка. Если на автобусе, то сначала у двери стояла крышка гроба.
- Но бабушка все равно была для нас не на кладбище, а под деревом. И никто не собирал на корни кофейную гущу, никто не выливал остатки кофе, бабушка сидела и ждала, и тосковала.
- Ну, это уже точно ты сказала, мне бы такое в голову не пришло, - сказала Яркая Лиза громко и еще раз, с удовольствием слушая свой голос, повторила, - мне бы и в голову такое не пришло.
Тропинка кончилась, лес отпустил, впереди дом, можно говорить громко, можно слышать и не вспоминать больше.
- Дом, конечно, уже не дом, но участок можно продать, говорила Лиза утром, осматривая хозяйство, - ремонтировать дороже обойдется, а участок прекрасный.
Сестры выспались на полу, разложив привезенные с собой спальные мешки на пенках, трогать матрасы в темноте не решились, а вдруг они сгнили, а вдруг клопы или кто похуже. Свет не зажигался. Утром оказалось, что лампочек нет, вырваны с мясом, матрасы и правда сгнили, окна разбиты, из кухонного шкафа исчезла почти вся посуда.
Осталась только джезва. Тот, кто вытаскивал кастрюли и тарелки, вряд ли знал, что делать с маленькой джезвой, или просто ее не заметил.
Колонка во дворе еще качала воду, как ни странно. Лиза и Мона умылись, напились, зачерпывая воду руками.
Мона зашла в дом, принесла хлеб, колбасу и кофе. И мамину джезву. Отмыли.
Прямо у колонки разожли небольшой костер, поставили джезву на камни.
Чашек не было, пили по очереди из джезвы, по глотку.
- Такого вкусного кофе никогда не пила, - сказала Мона. Свой последний глоток допивать не стала, вылила на корни. Аккуратно собрала то, что растеклось, вернула корням дерева.
- Это бабушке... и маме.
---
темы:sap"мы сами в это верим"
ну и дядька в красном сбежал из тем Чингизида и Аше, он там такой.
Теперь все время по тропе до самого конца, до хутора, можно уже и выдохнуть и поговорить.
Они были сестрами-близнецами, Яркая Лиза и Блеклая Мона. У одной были ярко-голубые глаза и черные волосы, теперь уже с седыми прядями. Она была похожа на маму. У второй были волосы цвета песка,когда он уже подсыхает на солнце после дождя, а глаза все время меняли цвет, успешно избегая ярких оттенков. Это совсем не мешало Моне быть красивой, но школьное прозвище Блеклая Мона так от нее и не отстало.
- А помнишь, - начала Яркая Лиза минуты через две после поворота, - а помнишь... Она замолчала , испугавшись своего неожиданно громкого голоса, но Блеклая Мона пришла ей на помощь, повторила, как бы выпуская слова наружу медленно и тихо, наблюдая, как каждое из них находит свое место в лесных сумерках:
- А помнишь... Ты помнишь, Лиза, как папа нес нас сюда на плечах... Меня на одном, тебя на другом...
Мона выдохнула немного, чтобы опять не нарушить тишину - Да, я помню. Мы думали, он самый сильный, а он просто шел целый час и терпел, он был такой худой и ниже мамы...
- А помнишь, как мама сидела под нашим деревом в саду и пила кофе?
- Да, папы тогда уже не было, мама сказала, что он ушел...
- Он тогда женился второй раз, а помнишь, как лето кончилось, а мы все не уезжали в город. Потом снег выпал, а мы все не уезжали. Приехал грузовик с дровами, потом еще один, мы играли в Пиноккио, затащив в дом сучковатое полено, мы делали из бабушкиных клубков кукол и чертиков с рогами, мы выбегали утром скатываться с обледеневшего крыльца, помнишь?
- Да, а потом, как-то очень нескоро, опять пришло лето и нам не надо было собираться на дачу, мы были уже там. Ну, почти тут...
- Вот как раз тем вторым летом мама вышла под наше дерево с джезвой и села там пить кофе и пила его почти до августа. Вставала, варила, возвращалась и пила опять. Она как-то успевала делать нам еду и даже свои переводы с испанского.
- Тогда и появился этит дядька в красном, он приезжал забирать то, что напереводила мама, и привозил ей новые книги.
- Когда он приезжал, мама отрывалась от своей джезвы и сигареты и слушала его так, как бабушка наша в церкви прислушивалась к Богу, вот именно так, да...
- А он опять что-то скучное говорил и уезжал, а мама оказывалась на своем обычном месте.
- А бабушка вскоре умерла.
- Мама сказала, что она ушла, и мы подумали, что она тоже женилась второй раз и у нее теперь другие внучки,
- но мама сказала, что ее закопали в землю, и мы решили, что ее закопали прямо под нашим деревом. Похоронный автобус отъехал рано утром, нас не будили, но мы вскочили смотреть. Мы же до сих пор не знаем, где лежала бабушка, пока до нашего хутора доехал похоронный автобус.
- Тогда мы думали, что она вернулась на нем что-то забрать, но передумала, и теперь уже совсем уезжает к новым внукам.
- Да, и поэтому не очень расстроились, когда мама сказала, что ее закопали. Так ей и надо. Наверное, и папу закопали туда же, раз так.
- А ведь девочки в шесть лет должны знать, что такое смерть и похороны.
- Мы, наверное, знали, но забыли за год жизни на хуторе. Здесь умирали только птицы и однажды мы нашли мертвую лису, но их никто не хоронил, за ними не приезжал автобус.
- А помнишь, почему мы решили, что всех закопали под нашим деревом?
- Да, конечно. Мы тогда заметили, что мама выливает кофейную гущу прямо на корни, старательно сгребает туда остатки, если они пролились мимо. Тогда ты сказала, что это бабушка пьет внизу из корней, что она сидит там за таким же столиком, только вниз головой, и пьет кофе, чтобы не очень скучать. Как мама.
- Разве это я сказала? Разве не ты?
- Не помню, может и я... И тогда мы перестали думать, что так им и надо, они же с нами, никуда не ушли, просто сидят под землей, там все как у нас, но вернуться нельзя. Да, наверное, это я.
- А потом опять приехал дядька в красном. Вечно в красном... подожди, что же это было? Майка? Рубашка? Пальто? Тогда мужчины почти не носили красное и это было странно.
- Да, он приехал и, наконец, посмотрел на маму, а не только в ее листочки.
- А мама у нас была такая же яркая, как ты, не знаю, как он раньше не замечал. Вдруг поднял глаза и увидел.
- И тогда мы засобирались в город. Мы паковали чемоданы, мама уже не пила столько кофе и не печатала на своей машинке, она паковала вещи и бегала в соседнюю деревню на почту звонить.
- А потом дядька в красном приехал за нами на грузовике, похожем на тот, который привозил нам дрова.
- А мама сидела у забора и ждала, а потом бежала навстречу красному, будто это Грэй пришел на алых парусах.
- Мы ведь даже имени его не помним. А может, мы и не слышали никогда его имени. Мама обращалась к нему просто «Ты» и было слышно, что это «Ты» с большой буквы, как бабушка говорила Богу.
- Но мы-то как-то его называли? Не папой же, правда?
- Нет, конечно. Но имени Бога никто не знает, вот и мы его так и не услышали. Тем более что он исчез из нашей жизни довольно быстро.
- Но тогда мы уже подросли и пожили снова в городе и стали различать, кто ушел, как наш папа, а кто умер и уехал на похоронном автобусе, как бабушка. Если на автобусе, то сначала у двери стояла крышка гроба.
- Но бабушка все равно была для нас не на кладбище, а под деревом. И никто не собирал на корни кофейную гущу, никто не выливал остатки кофе, бабушка сидела и ждала, и тосковала.
- Ну, это уже точно ты сказала, мне бы такое в голову не пришло, - сказала Яркая Лиза громко и еще раз, с удовольствием слушая свой голос, повторила, - мне бы и в голову такое не пришло.
Тропинка кончилась, лес отпустил, впереди дом, можно говорить громко, можно слышать и не вспоминать больше.
- Дом, конечно, уже не дом, но участок можно продать, говорила Лиза утром, осматривая хозяйство, - ремонтировать дороже обойдется, а участок прекрасный.
Сестры выспались на полу, разложив привезенные с собой спальные мешки на пенках, трогать матрасы в темноте не решились, а вдруг они сгнили, а вдруг клопы или кто похуже. Свет не зажигался. Утром оказалось, что лампочек нет, вырваны с мясом, матрасы и правда сгнили, окна разбиты, из кухонного шкафа исчезла почти вся посуда.
Осталась только джезва. Тот, кто вытаскивал кастрюли и тарелки, вряд ли знал, что делать с маленькой джезвой, или просто ее не заметил.
Колонка во дворе еще качала воду, как ни странно. Лиза и Мона умылись, напились, зачерпывая воду руками.
Мона зашла в дом, принесла хлеб, колбасу и кофе. И мамину джезву. Отмыли.
Прямо у колонки разожли небольшой костер, поставили джезву на камни.
Чашек не было, пили по очереди из джезвы, по глотку.
- Такого вкусного кофе никогда не пила, - сказала Мона. Свой последний глоток допивать не стала, вылила на корни. Аккуратно собрала то, что растеклось, вернула корням дерева.
- Это бабушке... и маме.
---
темы:sap"мы сами в это верим"
ну и дядька в красном сбежал из тем Чингизида и Аше, он там такой.