Иван-чай
Чтобы добраться до Петровны, пришлось брать провожатого. Сначала долго ехали ухабистой грунтовой дорогой, потом - через сосновый подлесок, сколько позволяла проходимость машины, пока парнишка, отряженный деревенскими ему в проводники, не сказал: «Все, отсюда - только пешком». Машину Стан оставил на сухой, высокой поляне, тщательно отметил место на навигаторе, и пошел за парнишкой вниз по узкой тропе, к белому мху высохшего болота. Стоял июль, но в лесу темнело быстро, и к дому они добрались уже к закату.
Изба, небольшая и черная от возраста, высилась на толстых сваях, оно и понятно посреди болот, подумал Стан. Двор окружал тын из белесых осиновых кольев, на одном у самых ворот красовался череп - не то коровий, не то лошадиный. Стан как раз размышлял, что коровий, наверное, был бы с рогами, когда его провожатый перехватил удобнее тяжелую корзину с гостинцами и сказал сурово: «Здесь обождите», - и пошел в дом, ловко забравшись по лестнице к крыльцу.
В Чистые Колодцы Стана занесло не столько случаем, сколько любопытством, необходимым в его профессии: он скупал то, что за неимением лучшего слова, называлось теперь антиквариатом. Раза два ему невероятно, сказочно везло - один раз с иконой, а другой - с парсуной семнадцатого века. Но по большей части то, что он скупал за гроши, гроши и стоило, хотя имело вид. И продавцы об этом знали ничуть не хуже, чем он, искатель сокровищ. Но далеко не всегда знали заказчики, а в последние годы в таких вот деревеньках в глухомани навострились гнать «вещи под старину». Навар все равно составлял больше двухсот процентов, и Стан не был в обиде.
Однако, в деревне поживы не оказалось. Зато все, к кому он обращался с одним и тем же вопросом, давали один и тот же ответ: к бабке Петровне тебе надо. Он переночевал, где пустили, а утром спросил, как же до этой бабки добраться.
И вот теперь стоял у осинового тына, логически вычисляя, какой несчастной твари мог принадлежать череп у ворот.
- Ну заходи, что встал, заходи да рассказывай, чем ты так деревенским не угодил, что тебя ко мне вытолкали, - раздался рядом голос, несомненно, старушечий, но чистый и внятный. Станислав обернулся.
Бабка Петровна оказалась из тех невероятных старух, из которых время, выжав все соки, делает настоящую древесную корягу - жилистую, коренастую, с частой сеткой морщин по всей поверхности кожи, смуглой от многолетнего загара. Передвигалась она с видимой легкостью и, судя по всему, совершенно бесшумно, иначе как он умудрился не слышать, как она вышла из дома.
- Простите, как вас величать по имени-отчеству? - быстро спросил он, стараясь быть как можно вежливее. - То есть по отчеству как, я понял уже, а...
- Зови Петровной, как все зовут, - оборвала его бабка. При этом смотрела она не на Стана, а на парнишку, который его привел, будто говорила с ним. - Имя у меня больно длинное, каждый раз его выговаривать. Петька этот мне седьмая вода на киселе, так еще родня, ну так я, стало быть, петрова бабушка, и хватит с тебя. Беги, Юрик, маме передай, как я сказала, слово в слово, смотри!
Парнишка кивнул и умчался, Стан удостоился кивка коричневого пальца с черным ногтем и послушно проследовал за бабкой в избу. Внутри изба выглядела гораздо больше, чем снаружи, полноценный пятистенок с печью таких размеров, что в ней можно было зажарить быка. Бабка выставила на скобленый стол лампу, хлеб и молоко, выдала кружку и нож и велела:
- Рассказывай.
Стан начал сбивчиво и многословно рассказывать о своих якобы краеведческих поисках и как раз дошел до того, как вся деревня хором отправила его к бабке Петровне, как старуха перебила:
- Ясно все с тобой. Сослужишь мне службу, дам тебе подарок.
Она отвернулась, полезла в огромный ларь в торце стола, щелкнул замок. А потом в пятно желтого света на столе легло «повезло номер три»: небольшая икона, темно-желтая от старого лака, и хоть святого Стан опознать сходу не смог, тотчас понял, что вещь старая и действительно очень ценная.
- Посмотрел? Вот унесешь, если прилично вести себя будешь, - заявила бабка. - Давно ей пора в мир прогуляться, залежалась она у меня.
Стан сидел, ни жив, ни мертв от изумления и вожделения, а драгоценность снова спряталась в ларе, и на звуке замка Стан очнулся.
- А что за служба? - спросил он.
- Для начала сходи на пригорок, с которого сюда сошел, нарви иван-чая. - Бабка достала из-под лавки пузатое лукошко и сунула ему на колени. - Да как следует рви, не один ты у меня сегодня гость, а чай вышел весь.
Стан, не говоря ни слова, взял лукошко, вышел из дома и принялся карабкаться по тропе обратно. В низине было уже темно, но наверху в сосняке еще догорал закат, и заросли иван-чая на старой просеке он нашел быстро. Принялся, торопясь, обдирать листья, довольно быстро набил лукошко доверху и повернул вниз к избе, жалея, что не взял фонарик. Но череп у ворот было отлично видно даже в сумерках.
В избе бабка оказалась не одна. За столом, крутя в руках кружку с молоком, сидел какой-то парень, плечистый и русоволосый, в камуфляже и ботинках, которым сноса нет, Стан отлично знал эту марку и оценил примерную стоимость экипировки. Парень понуро тянул молоко, а бабка ему выговаривала:
- Совета ему. Ниток ему. Как чужие вещи жечь - так вот он, Ванечка, а потом - совета ему...
Парень только вздыхал над своей кружкой, но заинтересованно поднял глаза на Стана. Бабка тем временем выставила на стол эмалированный таз.
- Жмите листья, вдвоем быстрее будет.
- Как? - не понял Стан.
- Я тебе покажу, - сказал Ванечка, взял горсть иван-чая и принялся мять и комкать в сильных руках. - Надо, чтобы они сок отдали. Разминай и вот сюда клади.
От листьев шел пряный, острый запах, Стан брал горсть за горстью и разминал в пальцах до зеленой мочалки, и вспоминал, как то же самое он делал в походах в пионерском лагере, и как пах иван-чай, как тянуло запахом пресной воды от залива, а еще - подгнившими водорослями и шиповником. И как хохотала Ларка, когда он сделал ей колечко из еще незрелой ягоды шиповника, тугое, розово-зеленое. Колечко порвалось на следующий же день, и до конца смены Стан делал ей новые и новые, а на следующий год они снова оказались в одном отряде и дружили потом до конца школы, а потом Ларка уехала в Ригу, а он - в Москву, но еще долго обдирал и натирал об асфальт тугие незрелые ягоды.
Дверь стукнула, и весь дверной проем заняла чья-то фигура.
- Здравствуй, Параскевья, - поздоровался новый гость, огромный, медведеобразный мужик с руками пианиста. На руках у него была девочка, завернутая в шерстяное одеяло.
- Проходи, Володя. Девочку клади вон туда. Что, опять?
- Да. Только теперь лисы. Второй день температурит.
- Ну и молодец, что пришел. Клади и выходи вон, нечего тебе здесь делать. А вы управились? Ну вот втроем сейчас мне воды натаскаете. Живо-живо, Ваня знает, где все ведра, колодец на дворе. Ночь скоро, а тебе, - она обернулась к вновьпришедшему, - еще домой ехать.
- Я завтра заберу ее, - то ли пообещал, то ли пригрозил Володя. - Ты же знаешь, Татьяна меня с говном съест.
- Сама я тебя с говном съем, - с внезапной резкостью отозвалась Петровна. - Пошел за водой. И вы не сидите, марш!
Когда все ведра и кадки были наполнены, в избе стояла невероятная жара: старуха растопила печь. Девочка сидела за столом, сонно щурилась на огонь и грызла яблоко. Вид у нее был самый довольный.
- Давайте вы первые, - заявила бабка. - Я пока чай заварю. Ну, что встали? Лезьте в печь, другой бани у меня для вас нету!
Ваня принялся стаскивать ботинки, а Стан вытаращился на бабку.
- Это как?
- А вот так! - заявил Ваня, подхватил веник и в одних трусах ловко полез прямо в огромный печной зев.
Стан приложился плечом и измазался в саже, но тоже сумел пролезть в кирпичное чрево. Внутри оказалось удивительно уютно и почти не жарко. Под ним гудел огонь, Ваня охаживал его веником и плескал из бадьи, передвигаться приходилось на четвереньках, но Стан быстро приспособился. Из печки они выкатились розовые и разомлевшие, как новорожденные младенцы.
Бабка выдала им кружки, чайник и сдобу, а потом потянула за край синей занавески, перегородив половину избы с печью. Стан сонными глазами смотрел на парок над кружкой, глотал кисловатый, почти черный чифирь и вполуха слушал, как что-то рассказывает о своих похождениях Ваня - по его словам, он собирался чуть ли не за Урал пешком, - и тихо воркует бабка, и как ей так же тихо отвечает тонкий детский голос.
А как донес голову до подушки и заснул - уже и не помнил.
Проснулся он от звука мотора на дворе. Подскочил, сбросил огромную овчину, под которой спал, прошлепал к окну - и увидел, как уезжает черный заляпанный джип с медведем-Володей и его дочкой. Бабка сплюнула вслед машине и вернулась в избу.
- Ну что, проснулся? Вчерашнего чайку еще хочешь?
- А где Ваня? - спросил он, чтобы что-нибудь спросить.
- Еще до света ушел. Забрал свой клубок и ушел. Ему до-олго еще бродить. А ты молодец, Стан, виды видавший. Хорошо держался, не все так могут. Заслужил подарку моему гонцом быть.
- Бабушка Петровна, - сказал вдруг Станислав и почему-то отвесил земной поклон. - Можно я у тебя еще поживу? Дрова там, воды...
- У меня - нельзя, - отрезала бабка, явно ничуть не удивившись. - А вот за пригорком изба есть летняя, вот там пожить можешь. Больно гостей у меня много, без тебя тесно.
- А розетка там найдется? - робко спросил Стан. - А то у меня телефон садится.
- Найдется, там хороший ветряк на столбе, лет тридцать назад обновляли. Давай-ка я тебе гостинца соберу, с утра пекла. А чай сам найдешь, уже знаешь, как. Вот как просеку с кипреем пройдешь, сверни налево. Вечером, слышь, приходи ужинать, да засветло!
- Приду, - покладисто ответил Стан, оделся и вышел во двор, и дальше пошел вверх и прямо на алые свечи, горящие на солнце между сосновых стволов.
----
сыграли темы:
Тётя Петя Эдуардович от Чингизида
Приходи ночью на кладбище, посмеёмся от Тосаину
и Истории Глиняной деревни от Костика
Фух, еле выжил. Совершенно не мой текст. Вообще.
Изба, небольшая и черная от возраста, высилась на толстых сваях, оно и понятно посреди болот, подумал Стан. Двор окружал тын из белесых осиновых кольев, на одном у самых ворот красовался череп - не то коровий, не то лошадиный. Стан как раз размышлял, что коровий, наверное, был бы с рогами, когда его провожатый перехватил удобнее тяжелую корзину с гостинцами и сказал сурово: «Здесь обождите», - и пошел в дом, ловко забравшись по лестнице к крыльцу.
В Чистые Колодцы Стана занесло не столько случаем, сколько любопытством, необходимым в его профессии: он скупал то, что за неимением лучшего слова, называлось теперь антиквариатом. Раза два ему невероятно, сказочно везло - один раз с иконой, а другой - с парсуной семнадцатого века. Но по большей части то, что он скупал за гроши, гроши и стоило, хотя имело вид. И продавцы об этом знали ничуть не хуже, чем он, искатель сокровищ. Но далеко не всегда знали заказчики, а в последние годы в таких вот деревеньках в глухомани навострились гнать «вещи под старину». Навар все равно составлял больше двухсот процентов, и Стан не был в обиде.
Однако, в деревне поживы не оказалось. Зато все, к кому он обращался с одним и тем же вопросом, давали один и тот же ответ: к бабке Петровне тебе надо. Он переночевал, где пустили, а утром спросил, как же до этой бабки добраться.
И вот теперь стоял у осинового тына, логически вычисляя, какой несчастной твари мог принадлежать череп у ворот.
- Ну заходи, что встал, заходи да рассказывай, чем ты так деревенским не угодил, что тебя ко мне вытолкали, - раздался рядом голос, несомненно, старушечий, но чистый и внятный. Станислав обернулся.
Бабка Петровна оказалась из тех невероятных старух, из которых время, выжав все соки, делает настоящую древесную корягу - жилистую, коренастую, с частой сеткой морщин по всей поверхности кожи, смуглой от многолетнего загара. Передвигалась она с видимой легкостью и, судя по всему, совершенно бесшумно, иначе как он умудрился не слышать, как она вышла из дома.
- Простите, как вас величать по имени-отчеству? - быстро спросил он, стараясь быть как можно вежливее. - То есть по отчеству как, я понял уже, а...
- Зови Петровной, как все зовут, - оборвала его бабка. При этом смотрела она не на Стана, а на парнишку, который его привел, будто говорила с ним. - Имя у меня больно длинное, каждый раз его выговаривать. Петька этот мне седьмая вода на киселе, так еще родня, ну так я, стало быть, петрова бабушка, и хватит с тебя. Беги, Юрик, маме передай, как я сказала, слово в слово, смотри!
Парнишка кивнул и умчался, Стан удостоился кивка коричневого пальца с черным ногтем и послушно проследовал за бабкой в избу. Внутри изба выглядела гораздо больше, чем снаружи, полноценный пятистенок с печью таких размеров, что в ней можно было зажарить быка. Бабка выставила на скобленый стол лампу, хлеб и молоко, выдала кружку и нож и велела:
- Рассказывай.
Стан начал сбивчиво и многословно рассказывать о своих якобы краеведческих поисках и как раз дошел до того, как вся деревня хором отправила его к бабке Петровне, как старуха перебила:
- Ясно все с тобой. Сослужишь мне службу, дам тебе подарок.
Она отвернулась, полезла в огромный ларь в торце стола, щелкнул замок. А потом в пятно желтого света на столе легло «повезло номер три»: небольшая икона, темно-желтая от старого лака, и хоть святого Стан опознать сходу не смог, тотчас понял, что вещь старая и действительно очень ценная.
- Посмотрел? Вот унесешь, если прилично вести себя будешь, - заявила бабка. - Давно ей пора в мир прогуляться, залежалась она у меня.
Стан сидел, ни жив, ни мертв от изумления и вожделения, а драгоценность снова спряталась в ларе, и на звуке замка Стан очнулся.
- А что за служба? - спросил он.
- Для начала сходи на пригорок, с которого сюда сошел, нарви иван-чая. - Бабка достала из-под лавки пузатое лукошко и сунула ему на колени. - Да как следует рви, не один ты у меня сегодня гость, а чай вышел весь.
Стан, не говоря ни слова, взял лукошко, вышел из дома и принялся карабкаться по тропе обратно. В низине было уже темно, но наверху в сосняке еще догорал закат, и заросли иван-чая на старой просеке он нашел быстро. Принялся, торопясь, обдирать листья, довольно быстро набил лукошко доверху и повернул вниз к избе, жалея, что не взял фонарик. Но череп у ворот было отлично видно даже в сумерках.
В избе бабка оказалась не одна. За столом, крутя в руках кружку с молоком, сидел какой-то парень, плечистый и русоволосый, в камуфляже и ботинках, которым сноса нет, Стан отлично знал эту марку и оценил примерную стоимость экипировки. Парень понуро тянул молоко, а бабка ему выговаривала:
- Совета ему. Ниток ему. Как чужие вещи жечь - так вот он, Ванечка, а потом - совета ему...
Парень только вздыхал над своей кружкой, но заинтересованно поднял глаза на Стана. Бабка тем временем выставила на стол эмалированный таз.
- Жмите листья, вдвоем быстрее будет.
- Как? - не понял Стан.
- Я тебе покажу, - сказал Ванечка, взял горсть иван-чая и принялся мять и комкать в сильных руках. - Надо, чтобы они сок отдали. Разминай и вот сюда клади.
От листьев шел пряный, острый запах, Стан брал горсть за горстью и разминал в пальцах до зеленой мочалки, и вспоминал, как то же самое он делал в походах в пионерском лагере, и как пах иван-чай, как тянуло запахом пресной воды от залива, а еще - подгнившими водорослями и шиповником. И как хохотала Ларка, когда он сделал ей колечко из еще незрелой ягоды шиповника, тугое, розово-зеленое. Колечко порвалось на следующий же день, и до конца смены Стан делал ей новые и новые, а на следующий год они снова оказались в одном отряде и дружили потом до конца школы, а потом Ларка уехала в Ригу, а он - в Москву, но еще долго обдирал и натирал об асфальт тугие незрелые ягоды.
Дверь стукнула, и весь дверной проем заняла чья-то фигура.
- Здравствуй, Параскевья, - поздоровался новый гость, огромный, медведеобразный мужик с руками пианиста. На руках у него была девочка, завернутая в шерстяное одеяло.
- Проходи, Володя. Девочку клади вон туда. Что, опять?
- Да. Только теперь лисы. Второй день температурит.
- Ну и молодец, что пришел. Клади и выходи вон, нечего тебе здесь делать. А вы управились? Ну вот втроем сейчас мне воды натаскаете. Живо-живо, Ваня знает, где все ведра, колодец на дворе. Ночь скоро, а тебе, - она обернулась к вновьпришедшему, - еще домой ехать.
- Я завтра заберу ее, - то ли пообещал, то ли пригрозил Володя. - Ты же знаешь, Татьяна меня с говном съест.
- Сама я тебя с говном съем, - с внезапной резкостью отозвалась Петровна. - Пошел за водой. И вы не сидите, марш!
Когда все ведра и кадки были наполнены, в избе стояла невероятная жара: старуха растопила печь. Девочка сидела за столом, сонно щурилась на огонь и грызла яблоко. Вид у нее был самый довольный.
- Давайте вы первые, - заявила бабка. - Я пока чай заварю. Ну, что встали? Лезьте в печь, другой бани у меня для вас нету!
Ваня принялся стаскивать ботинки, а Стан вытаращился на бабку.
- Это как?
- А вот так! - заявил Ваня, подхватил веник и в одних трусах ловко полез прямо в огромный печной зев.
Стан приложился плечом и измазался в саже, но тоже сумел пролезть в кирпичное чрево. Внутри оказалось удивительно уютно и почти не жарко. Под ним гудел огонь, Ваня охаживал его веником и плескал из бадьи, передвигаться приходилось на четвереньках, но Стан быстро приспособился. Из печки они выкатились розовые и разомлевшие, как новорожденные младенцы.
Бабка выдала им кружки, чайник и сдобу, а потом потянула за край синей занавески, перегородив половину избы с печью. Стан сонными глазами смотрел на парок над кружкой, глотал кисловатый, почти черный чифирь и вполуха слушал, как что-то рассказывает о своих похождениях Ваня - по его словам, он собирался чуть ли не за Урал пешком, - и тихо воркует бабка, и как ей так же тихо отвечает тонкий детский голос.
А как донес голову до подушки и заснул - уже и не помнил.
Проснулся он от звука мотора на дворе. Подскочил, сбросил огромную овчину, под которой спал, прошлепал к окну - и увидел, как уезжает черный заляпанный джип с медведем-Володей и его дочкой. Бабка сплюнула вслед машине и вернулась в избу.
- Ну что, проснулся? Вчерашнего чайку еще хочешь?
- А где Ваня? - спросил он, чтобы что-нибудь спросить.
- Еще до света ушел. Забрал свой клубок и ушел. Ему до-олго еще бродить. А ты молодец, Стан, виды видавший. Хорошо держался, не все так могут. Заслужил подарку моему гонцом быть.
- Бабушка Петровна, - сказал вдруг Станислав и почему-то отвесил земной поклон. - Можно я у тебя еще поживу? Дрова там, воды...
- У меня - нельзя, - отрезала бабка, явно ничуть не удивившись. - А вот за пригорком изба есть летняя, вот там пожить можешь. Больно гостей у меня много, без тебя тесно.
- А розетка там найдется? - робко спросил Стан. - А то у меня телефон садится.
- Найдется, там хороший ветряк на столбе, лет тридцать назад обновляли. Давай-ка я тебе гостинца соберу, с утра пекла. А чай сам найдешь, уже знаешь, как. Вот как просеку с кипреем пройдешь, сверни налево. Вечером, слышь, приходи ужинать, да засветло!
- Приду, - покладисто ответил Стан, оделся и вышел во двор, и дальше пошел вверх и прямо на алые свечи, горящие на солнце между сосновых стволов.
----
сыграли темы:
Тётя Петя Эдуардович от Чингизида
Приходи ночью на кладбище, посмеёмся от Тосаину
и Истории Глиняной деревни от Костика
Фух, еле выжил. Совершенно не мой текст. Вообще.