Сколько всего мы нашли
Пока Маркус стажировался, шеф водил его в основном ночами.
- По ночам тихо, ничего не мешает. Почти не шумят машины, трамваи, народу на улицах почти нет. Пьяные разве что орут иногда, но с этим ты, я думаю, справишься - их нетрудно отфильтровать. Только что неприятно, но, слушай, должны же у работы быть хоть какие-то минусы. А то тебе, я смотрю, слишком легко живётся.
Измотанный ночными бдениями Маркус бросал на шефа выразительные взгляды, но молчал: работа ему нравилась, а со сменой режима, тем более временной, он уж как-нибудь уживётся. Потом, после стажировки, работать он будет в основном днём. «А вернее, по обстоятельствам», - лучезарно улыбался шеф, рассказывая, как у них всё устроено. «То есть круглосуточно, - мысленно закончил за него Маркус. - Ай, ладно, там разберёмся».
- Выбирай тихие дворы. Такие, знаешь, уютные, зелёные, с детскими площадками и скамейками. Поближе к центру, в таких встречаются не только местные, но и всякие бродяги-романтики - эти вообще самый лучший улов, даже делать почти ничего не надо, знай себе записывай поточнее.
Шеф садится на низкий заборчик, достаёт из наплечной сумки переносной приёмник и ставит его себе на колени. Втыкает в специальное гнездо провод наушников, вытягивает антенну, выставляет частоту и начинает медленно вертеть колесо настройки. Вспоминает про Маркуса, протягивает ему один из наушников-капелек:
- На, - и продолжает самозабвенно шерстить эфир.
- Первое время он тебе вообще ничего делать не даст, - предупреждала Марина, главный дизайнер конторы, а по совместительству секретарь, психолог и младшая сестра шефа. - Так давно не был на полевой работе, что, пока не наиграется, будет поучать тебя и всё делать сам.
- Если ему так нравится, чего ж он в конторе сидит?
Марина изогнула бровь, картинно закатила глаза, оглянулась по сторонам и прошептала:
- Он же большой и серьёзный, понимаешь. У него дел полно, ему не положено, - а потом, перестав строить из себя недовольную отроком мамашу, сменила тон на нормальный. - На самом деле, работы у него правда много, и за него её сделать некому. Думаешь, это я выбиваю гранты и пишу тонны документации для участия в тендерах? Звонки, встречи, командировки - всё на нём, контора-то крохотная: бухгалтер приходящий, художники внештатные, а чаще всего и вовсе со стороны заказчика. Кроме нас с шефом ещё один дизайнер, старой закалки, классный очень, я тебя потом познакомлю, два полевика - раньше было три, Кит недавно переехал, тебя как раз на его место взяли, - и дядя Амос, мастер на все руки: и технику починить, и отвезти-привезти что-нибудь, и хозяйство в порядке держать, пока мы тут бегаем как белки в колесе. В общем, механик, завхоз и ангел-хранитель. Вот Рэй и вцепился в идею учить новеньких самому, благо Том с Дином у нас редкостные угрюмцы, тяжко им со стажёром возиться. Зато какие штуки приносят, знал бы ты!.. - восторженно восклицает, явно тянется куда-то в ящик стола, потом вспоминает что-то и отдёргивает руку. - Я тебе пока ничего показывать не буду, шеф запретил, сказал, сам тебе всё расскажет с самого начала, а потом уже отдаст тебя мне. Чтобы ты, значит, как следует понимал весь рабочий процесс. Так что терпи, салага, всему своё время!
Смех у Марины звонкий и искренний, думает Маркус, такой редко услышишь в захудалой конторке, выживающей непонятно чем. «Они ещё и офис снимают в самом центре, интересно, на какие шиши так шикуют?»
- Мари, ты, я слышу, уже разобралась с последним эскизом? - вопрошает шеф, высунувшись из дверей кабинета за спиной Марины. - Нет? Ну так и не забивай мальчишке голову, я с этим прекрасно справлюсь сам.
И, злорадно хохотнув, всовывается обратно.
- Терпи, - не менее злорадно улыбается его сестра. - Он обожает свежие уши.
- Можно, конечно, просто нажать на кнопку записи, - начинает Рэй таким тоном, что Маркусу сразу становится ясно: так делать не стоит. - Был у меня один стажёр, который этим нехитрым способом запорол целую смену, хотя я предупреждал его несколько раз. Так же, говорит, намного быстрее и легче. Нет, я его не выгнал, не думай, пожурил и отправил работать дальше. Но руками записывать он почему-то очень быстро отказался. Не знаю даже, что ему не понравилось…
Рэй закатывает глаза точь-в-точь как Марина - ехидная, должно быть, у них семейка. К таким надо напрашиваться гонять чаи и слушать, как они бесконечно подкалывают друг друга, а потом вместе смеются. Как-то примерно так Маркус и представляет себе домашний уют.
На коленях у шефа рядом с приёмником появляется блокнот в потёртом кожаном переплёте, не то синем, не то тёмно-зелёном, в сумраке не разглядеть, да ещё фонари дают рыжеватый оттенок. Рей открывает блокнот на первом пустом развороте, не переставая левой рукой вертеть колесо, и кладёт сверху ручку.
- Я бы советовал перьевую, ей когда пишешь, почерк разборчивей, а это, увидишь, важно, особенно если будешь работать с Мариной. Она ненавидит ломать глаза о чужие каракули… О! Нашёл! Слушай!
В наушнике после шума и шороха, который, как казалось Маркусу, никогда не закончится, вдруг раздался девчачий голос. Совсем не похоже на радиопередачу, там голоса обычно уверенные, ведущие серьёзно вещают новости или без конца шутят. А тут - просто девочка. И у неё паузы, звук шагов, скрип качелей, снова паузы и те очень характерные выдохи, по которым понимаешь, что человек, которого ты слушаешь, хмыкнул и улыбнулся.
- У меня когда-то была привычка: когда становилось совсем плохо, я забиралась на верхотуру, самую высокую, какую только могла найти, распускала волосы, благо, тогда они ещё были длинные, и ждала, пока в них запутается побольше ветра. Хочешь верь, хочешь, нет, но я тогда умела поймать его: дожидалась, пока ветер заиграется прядями, забудется, и заплетала косу, чтобы унести его с собой. Так я какое-то время была способна дышать, там, внизу. Глупости это, конечно, чего только не выдумает одинокий ребёнок, но меня спасало.
Когда девочка замолкает, Рэй тихонько пихает Маркуса локтём в бок и кивает на дальний конец двора, с детской площадкой и качелями на площадке. Ровно в этот момент качели останавливаются, и еле слышный скрип в наушниках снова меняется на шаги, услышать которые с их конца огромного двора невозможно.
- Как так? - одними губами шепчет Маркус.
- А вот, - отвечает страшно довольный Рэй. «Он любит порисоваться», - прокомментирует Марина, которой Маркус наутро (то есть не раньше двух, в этом смысле Рэй милосерден, ибо сам не дурак поспать), конечно, всё перескажет. Потому что, во-первых, пройти мимо неё так и так невозможно, а во-вторых, она слишком сердце конторы, чтобы кто-нибудь хотел делать это всерьёз. - Пошли ещё покажу.
Стажировка Маркуса закончилась очень быстро, всего за неделю.
- Это я его нашла, ты помнишь? Я молодец? - сияла Марина, глядя, как брат подписывает бумаги.
- Ты молодец, - улыбается Рэй, - по этому поводу можешь сама сообщить ему новости.
- Пф, а ты думал, что я доверю это тебе? Не смеши.
Просторный кабинет Рэя выходил окнами во двор, уличного шума было почти не слышно, зато на подоконник то и дело запрыгивал толстый рыжий кот Ангел, для которого под столом шефа стояла обязательная мисочка с угощением. Марина ревновала и просила кормить кота в приёмной, чтобы и ей "было видно", но Рэй ворчал, что это его кот, он его прикормил, а сестра пусть найдёт себе своего.
Услышав голоса (в кабинете разговаривали нечасто, обычно Рэй носился по всему городу и забегал в контору только раздать указания, перекусить и покормить своего протеже), Ангел тут же запрыгнул на подоконник и принялся требовательно мяукать.
- Мари, а принеси молока, там такие маленькие пакетики по ноль двадцать пять в приёмной в шкафу.
- Ещё чего, это же твой кот, вот сам и неси, - фыркает Марина. - А мне ещё надо спасти Маркуса из цепких лап Тома и Дина, которые воспылали к нему внезапной любовью и вот уже два часа травят байки про работу. Вернее, в основном про три десятка стажёров, которых ты завернул с тех пор, как мы начали искать замену Киту.
- Вот паршивцы! - хватается за голову Рэй. - Так спасай его скорее, ребёнок поди уже заикается. Чего ты раньше-то сидела?
- Да ладно, иногда полезно чуть-чуть испугаться.
- Иди давай, пока там ещё есть, что спасать. А то он от ужаса того гляди забудет, как аппаратуру включать. И в поле его сегодня отправь, одного, без меня. Пусть пробует, - Рэй хмурится, разглядывая эскизы у себя на столе. - Вот этот нужно ещё чем-то дополнить, как раз для Маркуса задача.
- Какой?
- Из морской серии, про черепах.
- О, то есть ему сегодня к Митру, а мне можно уйти пораньше? - хлопает в ладоши кадровик, секретарь, дизайнер, психолог и злостный некормитель котов, по-детски подпрыгивая на месте.
- Знаешь, наверное, Митр тоже может спокойно идти домой, а мальчишке скажи, чтобы со всем собранным приходил уже завтра. Нельзя так детей эксплуатировать, ну, по крайней мере, не сразу. Я очень удивлюсь, если он сегодня что-нибудь принесёт, а проект пока не горит.
Прихваченными с Марининого стола маникюрными ножницами, которые таскала вместо канцелярских вся контора во главе с дядей Амосом ("Ими очень удобно зачищать провода!"), Рэй отрезает уголок у пакетика с молоком и умилённо смотрит на кота, трущегося о ноги. А потом выжидающе - на сестру, застывшую в дверях в надежде понаблюдать идиллическую картину.
- Жадина, - резюмирует Марина и с чувством хлопает дверью.
Со стола слетает эскиз - на черепашьем панцире явно виден человеческий профиль.
Рэй поднимает листок и возвращает его на место.
"В сны пока нарочно не лезь, даже если вдруг попадутся. Сразу отличишь по быстрой смене планов и тем, и если поймаешь - переключайся, рано тебе ещё", - вспоминает Маркус, медленно поворачивая колесо настройки. Инструкции Рэй давал очень подробные и понятные, запоминались с первого раза, как будто всегда это знал. Хотя когда писал резюме, не думал, конечно, что "полевой корреспондент" может выглядеть ещё и так... Впрочем, журналистика - многогранная штука.
Эфир ровно шумит, Маркус бредёт по городу, медленно, как заправской кладоискатель по пляжу, с этой странной конструкцией, похожей на ручную газонокосилку. Благо, у Маркуса хотя бы аппаратура покомпактней - по крайней мере, так кажется до тех пор, пока не понадобится срочно достать блокнот.
"Потому что письменные принадлежности надо готовить сразу!" - раздаётся в голове ехидным голосом Рэя, когда, наткнувшись на чей-то эфир, Маркус начинает лихорадочно рыться в сумке. Шуршит, волнуется, не понимает ни слова. Ручку не может найти так долго, что, когда наконец находит, голос в эфире уже смолкает, и Маркус успевает услышать только:
- ...наверное, зря.
"Воистину", - сокрушается парень и, сев на бордюр, образцово-показательно кладёт блокнот и ручку себе на колени.
Эфир насмешливо шелестит пустотой в ответ.
"Иногда ходишь час, другой, третий - и тишина, - говорил Рэй. - Да что там иногда - часто. На мой вкус, даже слишком. Хотя, конечно, очень зависит от того, что творится в городе. Замечал когда-нибудь, что возвращаешься вечером домой, привычной дорогой, и ничего у тебя не случилось, а тревожно и хочется поскорее зайти в подъезд? А иногда наоборот: гуляешь себе, засматриваешься на прохожих, окна, фонтаны и перекрёстки, и в помещение тебя калачом не заманишь. В мёртвые дни и рассказчиков нет, все прячутся по домам и не кажут наружу нос. А в хорошие ночи рассказывать свои сказки - самое то".
Дело идёт к рассвету, у Маркуса раскалывается голова, а в блокноте как не было ли одной записи, так и нет. Страшно тянет придумать какую-нибудь отсебятину, сказать, что вот именно это и вещал некий блаженный мечтатель или отчаявшийся самоубийца, рассказывая душу то ли и правда городу, то ли кому-то важному, такому, кто на самом деле никогда не услышит, или кому не расскажешь, или и то, и другое. Маркуса никто не проверит, мало ли какой бред несут люди, когда говорят о себе самое главное...
- Так, а ну-ка бросил пороть чушь и пошёл работать, - вслух прикрикивает на себя Маркус и в -дцатый раз за ночь меняет дислокацию.
Первый улов мальчик принёс только на пятую ночь. Рэй нарочно отправлял его раз за разом, зная, что результата не будет - не самые лучшие были ночи. Пусть не думает, что всё просто. Постепенно научится заранее определять, когда голосов будет много, когда - мало и когда не будет совсем. Когда можно подправить что-нибудь волей и собственным голосом, а когда лучше и самому спрятаться в тёмный угол и не высовывать оттуда нос. Впрочем, это потом, через время, пока хотя бы "да" или "нет" - вполне достаточно. И если нет - его задача поставить начальника перед фактом: сегодня в городе жутко, эфира не будет. В "жутко" тоже можно выходить и даже услышать, но настолько тяжёлых проектов у них, к счастью, давно уже не было. Последний сдали пару лет назад, была реклама детских хосписов, и упасите Рэя святые угодники в ближайшее время браться за что-то подобное - ещё с прошлого раза мурашки бегают. Хотя этому чёртову везунчику попалась-таки самой первой очень непростая барышня.
Читая расшифровку, Рэй одновременно потирает руки от удовольствия и рычит: талантливый попался мальчишка - страсть, но какой же у него отвратительный почерк!
"Когда идёшь ночью мимо детской больницы, можно услышать сны. По большому счёту, сны слышно повсюду, люди же всегда громкие, не думай, что по ночам они тише. Просто если от дневных голосов можно спрятаться в тихое место, то ночные, если поймал, выключить невозможно. А в таких вот местах, как это, там же разные дети лежат. Те, которые больше живут наяву, которым лучше, снят поспокойней, а вот те, которым хуже, которые всё время лежат, должны же где-нибудь жить. Вот они горят ярко-ярко, разноцветные такие огоньки в темноте. Каждый маленький огонёчек должен куда-то гореть, особенно если тут он скоро погаснет. И поют они - красиво так, но долго не выдержишь, расплачешься и сбежишь..."
- Эту бы барышню тоже к нам, Маркусу в помощь, - бормочет Рэй, зная, что, кроме разве что Ангела, его никто не услышит. Потом нажимает кнопку связи с приёмной. - Мари, зайди-ка ко мне.
- Маркуса пригласить?
- Нет, не надо.
- Ух, ну ничего себе наловил наш салага! - восторгается Мари, прочитав. - Но ты же понимаешь, что под это у нас проекта нет. А что там ещё?
- Ещё там несколько эфиров, в основном о том, что город нынче похож на море, перевёрнутое волнами вверх, и что мачты с коммуникациями, которых как раз понаставили на каждом углу, совсем как причалы для кораблей.
- Так и есть, я сама ровно вчера об этом гуляла! Вчера вообще славный вечер был, море, которое мы с тобой тут почти доделали, вовсю шумело и чувствовало себя отлично.
- Я в курсе. Я, между прочим, ещё позже тебя пришёл, - Рэй ревниво смотрит на сестру и хмурится: научил на свою голову, слишком умная стала.
- А я, между прочим, не проверяю, ночуешь ты дома или нет. Большой мальчик, сам разберёшься. Нечего ко мне в комнату по ночам заглядывать!
- Я по обуви понял, балда. Хотя у тебя её столько, что не всегда можно сказать наверняка.
- Ах так?!
Запрыгнувший с улицы Ангел даже мяукать не стал: некогда. Надо успеть поймать хотя бы один бумажный мячик, раз уж люди так увлечённо кидаются ими друг в друга.
Хороший почерк у Маркуса наработался быстро, правда, довольно специфическим способом: каждый раз, когда он приносил Мари на обсуждение утверждённый Рэем в работу эфир Марина-дизайнер напоказ щурилась и заявляла, что не понимает ни слова. Читай, мол. Да, читай мне вслух, я не вижу, что там у тебя за каляки-маляки. Или читай, или перепиши нормально, да покрупнее. Я, знаешь ли, всё зрение за этим вашим компьютером да за бумагой посадила, а всё потому, что шеф занял единственное помещение с хорошим естественным светом, а мне над столом поставил тусклую лапму. Ну ладно, ладно, лампа нормальная, мощная даже, но это же всё равно не то! Короче, читай давай, или иди переписывай. И ручку возьми перьевую, я тебе на стол положила специально. Заправлять потом научу, когда кончится.
- Что ты его гоняешь, как школьника? - спрашивает Рэй, когда "салага" в очередной раз уходит переписывать сводку, потому что "уже лучше, но всё равно неразборчиво".
- Пусть учится, пригодится - он мне уже пару раз жаловался, что записал криво и косо, а потом сам разобрать не смог. Да, всего-то одно-два предложения, но вдруг там было что-нибудь важное?
"А что-нибудь важное - это буквально всё, что угодно. Я из-за этого его "не смог разобрать" один шикарный эскиз не могу закончить. Ещё бы ровно одну фразу, и всё бы встало на место, а так..." Но об этом Мари брату рассказывать не спешит: все ошибаются, а тому рисунку, может быть, просто ещё не пора. Будет пора - Маркус принесёт недостающие слова сам, так обычно и бывает, если именно этот рисунок нужен. "Городу, - улыбается Мари, вспоминая, как уютно плавают ночами по небу летучие корабли и рыбы. - И мне тоже". Они очень долго делали в городе море, и оно наконец-то стало. Проекты подбирались один к одному, и даже Рэй не может толком сказать, почему всё работает так чётко: старому ли могущественному существу захотелось свежего ветра и чаячьих криков, или людям, живущим здесь, настолько всем сразу, что город не стал возражать. "Скорее, всё вместе", - продолжает Рэй мысль сестры, рассматривая её многочисленные морские эскизы. Тот, Митров, с черепахами, уже утвердили в качестве граффити на торец одного из домов в спальном районе на юге города, и нужны ещё два. Этот социальный проект по благоустройству подвернулся им очень кстати, Рэй задействовал все связи и прорву личного обаяния, чтобы тендер достался им, хотя это было почти невозможно: крошечное дизайнерское бюро, ни марки, ни именитых дизайнеров, только угрюмый сосредоточенный Митр, вечно норовящий меленько дорисовать в углу какую-нибудь чертовщину (впрочем, именно её и приносит ему чаще всего такой же угрюмый сосредоточенный Том, обожающий работать в "сложные" смены), и Мари, самоучка, рисует без году неделя, всего пару лет, начала просто на ровном месте, как будто огонь тлел-тлел всю жизнь, а потом взял и вспыхнул. Радио слушала, говорит, рассказы о музыке. Под рассказы, говорит, так хорошо рисуется, что-то совершенно невероятное... "А я это невероятное всегда в тебе видел, дорогая сестрёнка, глупое ты существо, только кто меня слушался и исправно ходил в художку? Правильно, никто..."
Но - связи, но - личное обаяние, и самые лучшие художники, знакомые и на стороне заказчика. Превратить эскизы Мари в шикарные полотна - их задача, а вот придумать должна она. Рэй ужасно расстроился, когда Кит сказал, что уходит от них, они с мелкой отлично сработались. Найти для Мари нового напарника оказалось невероятно трудно, даром что слышащих и так днём с огнём, но тут...
- О, так уже лучше, растёшь! - раздаётся из приёмной радостный возглас, который тут же сменяется сосредоточенным гулом: наступила стадия бурного обсуждения. Мари задаёт вопросы - что был за голос, мужской или женский, низкий или высокий, детский или взрослый, где Маркус был в это время и что вокруг себя видел... Поначалу у него явно голова шла кругом от того, что нужно столько всего отмечать, но мальчишка сообразительный, быстро научился смотреть в оба и помечать в блокноте, зная, что Мари вытрясет из него всю душу.
Сама она не слышит. Легко видит то, что происходит в городе, чувствует все мало-мальские перемены, но рассказчиков не слышит, пробовали не раз. Она - другая часто круговорота, способная переработать радиосигнал и отразить его, иначе, на понятном другой стороне языке, так, чтобы получился ответ. А его, Рэя, задача - донести этот ответ до адресата. Тендеры, граффити, реклама - далеко не всё, и далеко не самое главное. Когда у Мари получаются совсем простенькие рисунки, буквально несколько линий, или "это скорее несколько слов, чем рисунок, Рэй", брат молча забирает неудавшиеся по мнению сестры эскизы и в хорошие ночи уходит с ними гулять. Бродит по городу с маркером и мятыми листами в кармане, присматривает нужны стены, заборы и водосточные трубы, и осторожно, высунув кончик языка от усердия, переносит послания на одним им предназначенные места.
"Я не радист, я, видимо, почтальон", - иногда отшучивается Рэй на вопросы сестры о том, почему он забросил полевую работу. И не вдаётся в подробности, заводя привычную шарманку о том, что встречи, и тендеры, и переговоры, и вообще у тебя теперь Маркус есть, вот у него над душой и стой, а я пас.
"Знаешь, я, наверное, не разлюблю тебя никогда. Нет, серьёзно. Ты слишком быстро меняешься, чтобы тебя разлюбить. Ты слишком ярко живёшь, чтобы разлюбить тебя. Ты слишком постоянная величина в этом чёртовом уравнении, без тебя всё сломается и сделается ненастоящим, так что я никогда не смогу не любить тебя, чудовищное создание, как никогда не смогу перестать любить воздух. Шуми, моё море, а я буду слушать тебя и смеяться".
- Ну и всё, - заявляет Марина с порога шефского кабинета. - Принимай работу, босс.
- Что - всё?
- Два последних морских.
- Сразу два?
Мари загадочно улыбается и машет мятым листком, над которым они с Маркусом почти не спорили: увидели ровно одно и то же, а помяли уже, пока, счастливые по уши, танцевали по приёмной кругами.
- Ага. Только они должны быть на соседних торцах, в идеале - по две стороны улицы. И чтобы видно было издалека.
- Ну у тебя и запросы.
Сияющая сестра закрывает за собой дверь, а Рэй раскладывает листы на столе, изнанкой вверх, как принесла. Поднимает вверх руки со скрещенными "на удачу" пальцами и переворачивает оба эскиза одновременно.
На торцах домов по две стороны улицы, где-нибудь в центре, так, чтобы издалека было видно, морскими воротами будут светить два маяка. Рэй не представляет, как именно ему удастся уговорить заказчика пойти на эту авантюру, но получится просто прекрасно, и это факт.
__________________________
Сыграли темы: "Сколько всего мы нашли на том берегу" от chingizid и "Всё собрано, можно начинать раскладывать" от a_str.