Парус, Сотканный Из Огня (часть 3)
Мы Были Здесь Всегда • (9)
Шесть дней после того вечера, когда Ринн и Зинан оказались в подвале, прошли очень нервно. Инари не находила себе места, потому что боялась за Зинана. Первые три дня она спускалась в подвал несколько раз, и разговаривала с сыном.
Зинан всякий раз рассказывал ей новые истории про своих человечков. Последний раз, когда она была у него, он рассказал, как Ари и Ури поссорились, а Иллис их помирил. А вот Азалар не хочет с ними играть. Он будет строить свой собственный город. Ул тоже спускался и приносил еду и забирал ведро с помоями. Несмотря на их усилия, в подвале стоял довольно тяжёлый запах. «Только для того, чтобы проклятие миновало Зинана, только для этого,» - думал старик.
Утто беспокоился, всякий раз, когда кто-то спускался в подвал и лично следил за тем, чтобы, когда открывали вторую дверь, первая дверь была бы плотно закрыта.
- Если упадёт хоть одна частичка света, - говорил он, - всё пойдёт прахом, всё будет напрасно!
Ринн и Зинан снова остались одни. Неожиданно Зинан сказал Ринну:
- Ринн, не оставляй меня. Мне страшно. Мне кажется, что Ари и Ури хотят мне что-то сказать.
Ринн обнял Зинана и сказал:
- Зинан, я тебя не предам. Я пробыл с тобой уже шесть дней, так что я не буду предавать тебя в последний день. Твоё испытание уже почти кончилось, зачем мне тебя предавать сейчас?
Он почувствовал кислый вкус во рту. Ему не нравилось врать ребёнку.
- Но почему тебе бояться? Твои солдатики всегда ссорятся и мирятся, воюют и побеждают.
Зинан взял руку Ринна и в свою и сказал:
- Да, но это я же им всё придумываю. Я же в них играю.
Ринн испугался. Дети обычно не говорят такими словами, они просто играют с мечниками.
- А тут я слышу, что они как будто хотят сказать, что-то сами. Возьми Ари в руку.
Ринн нехотя взял в руку деревянную фигурку. Абсолютная темнота обострила его осязание, и он чувствовал тепло древесины, нагретой детской рукой.
Вдруг - на мгновение - он увидел лицо этой фигурки. Даже не лицо, а средоточие пульсирующих чёрных нитей, которые никак не могут успокоиться, вечно двигаясь, вечно вертясь. Лицо, которое никогда не сложится в лицо. А потом это прошло, и Ринн почти забыл это видение и только холодный проступивший пот напомнил ему, что он правда только что увидел это не-лицо. Ринн почувствовал что начинает заболевать. «Но я здоров,» подумал он.
Фальшивым и неожиданно высоким голосом Ринн сказал:
- Я тебя не предам. Я всегда буду для тебя. Я ведь уже столько для тебя сделал. Как же я могу тебя оставить перед самым концом?
Зинан обнял Ринна резко, как это делают маленькие дети, когда бывают благодарны. «Я не хочу их видеть, - думал Ринн, - я не буду их видеть, я не хочу сходить с ума. Утто, пожалуйста, забери меня отсюда».
«Может быть, надо открыть двери, разрушить это колдовство? Но что будет тогда? Как тогда я получу власть? Да даже если я всё сделаю, кто мне поверит? Что будет значить моё слово против слова Утто? Я же как волчонок, самый маленький волк, а Утто во всём подобен большой букве? Меня выгонят отсюда, и я буду лишён того немногого, что я имею.»
Когда Ринн услышал глухие шаги Утто, спускающегося к первой двери, его сердце забилось. «Слава Ау, сокрытому, слава Тею-герою, я не увижу их». Он вспомнил угрозы Утто и ему стало ещё страшнее.
- Зинан, Ринн, как вы?
Зинан улыбнулся в темноте и звонко сказал:
- Папа, мы хорошо! Скоро же я увижу новых друзей?
Ринн всеми силами пытался не трястись и вести себя как обычно.
- Да. Ринн, ты можешь идти. Теперь я буду здесь. Зинан, не бойся, теперь я буду с тобой последние часы, а потом мы выйдем, и ты увидешь серп старой луны.
Ринн поднялся, поблагодарил и пошёл к двери. Он открыл первую дверь и закрыл её за собой.
«Я должен спасти этого ребёнка, он же увидит их. Так нельзя. Даже, когда нечистый дух крадёт лицо ребёнка, это лучше, чем если ребёнок будет их видеть, видеть теперь всегда. Я сейчас открою вторую и третью дверь, и свет рассеет это зло. Пусть Утто разрорвёт мою жилу, пусть растопчет меня совсем. Есть у меня хребет или нет?»
Ринн медленно открыл вторую дверь и плотно закрыл её за собой. Он открыл третью дверь и плотно закрыл её за собой, так чтобы даже самая малая частица света не попала в подвал. «Только не это копошение, только не оно,» - думал он.
Свет лампады в углу был ослепителен, как свет самой яркой звезды. По углам, на стенах, на столе, и в окнах, на полу, везде были лица. Много лиц, лица-в-лицах, лица, которые становились другими лицами, лица, которые уже не были лицами. Лица, у которых не было лица. И они все были черными нитями, которые копошились, вечно копошились в темноте. Ещё до того, как Тимиту-Тьма узнала себя и решила сочетаться со Стариком-Ипсу. И которые будут копошиться после того, как Ни сожжёт себя, а злой Ульмари растает. Сейчас они разберут и его, Ринна лицо на чёрные копошащиеся нити, и он сам станет ими.
«Ринн, Ринн, ты не думай, Ринн, - сказал хихикающий голос, - что когда паук ест муху, её лицо пропадает. Её лицо становится его лицом, а потом она сама становится серебряными нитями его паутинки. Ты станешь нашей паутинкой. Ты так и хочешь оставаться Ринном-жидкая-бородёнка или хочешь стать как жирный, лоснящийся паук, как буква Квах?»
Ринн понял, что держит в руке деревянного мечника, и что именно он и говорит с ним. Инари сказала ему и её голос рассеял злое наваждение:
- Ринн! Что с тобой? Почему ты так дышишь? Всё в порядке с моим сыном?
Как только Инари заговорила, все лица пропали, и остались только три человеческих, самых обычных: Ула, его жены и Инари. Так быстро Ринн ещё никогда не думал.
- Прости Инари, свет лампады почти ослепил меня. Всё хорошо, всё хорошо.
Инари смотрела на него с недоверием.
- Правда? Ты выглядишь неважно.
Ринн поспешил заверить Инари, что с её сыном всё в порядке. Голос продолжал хихикать и шептать: «Либо Зинан, либо Ринн сегодня нас увидит! Нас увидят, а мы ведь были здесь всегда!»
- Прости, Инари, меня просто действительно ослепил свет лампады. Как только взойдёт луна, Зинан и Утто выйдут. Утто сказал, что будет опасно, если я буду здесь.
Инари была удивлена и встревожена ещё больше.
- Почему? Он мне ничего не говорил.
С облегчением, Ринн придумал простое объяснение:
- Если проклятие увидит меня и Зинана рядом, оно узнает твоего сына. Поэтому ещё месяц мне нельзя будет быть рядом с Зинаном.
- Но я думала, что оно уже рассеется. Когда же это всё закончится? - Инари вздохнула и села на стул. Она ощутила неожиданную горечь. «Почему так горько? Сегодня ведь мой сын исцелится».
Ринн выбежал на улицу и быстро пошёл прочь. Только сейчас он заметил, что всё ещё сжимает в руках деревянного мечника.
- Меня зовут Азалар, а тебя зовут Ринн, сын Илимо. Мы были здесь всегда, а теперь ты нас будешь видеть всегда.
Лицо деревянного человечка расползалось и сходилось, и было липким как чужой пот или больной сон.
- Нет, нет, нет! - Ринн закричал в ужасе, - это тебя зовут Ринн-жидкая-бородёнка! Вот я меняюсь с тобой всем, а это меня зовут Узлар, а тебя больше не зовут так!
Фигурка была озадачена:
- Обычно это я краду имя и лицо, а тут мне его предлагают? Как же не взять.
Человек, которого ещё минуту назад звали Ринном, бежал быстрее и быстрее; деревянная фигурка продолжала хихикать в его руках.
- Возьмите моё имя, я не хочу вас видеть, теперь я больше не Ринн! Я Азал… я Узлар, сын Зинана!
Человек, который теперь стали звать Узларом, выбежал за черту города, побежал за поля, в лес. Он со всей силы кинул фигурку оземь, и понял, что кинул оземь себя. Фигурка разбилась на две части, которые начали ползти друг к другу.
- Хорошо, Узлар. Теперь это я Ринн, сын Илимо. Беги, и не оборачивайся!
Узлар побежал. Он больше не был собой. Он знал, что теперь всегда будет большим как буква Квах. На утро он уже не видел чёрные нити; он помнил, что старательно их забыл, но теперь он знал, что будет делать в этой жизни. Он начнёт с того, что устроит свою жизнь так, чтобы всегда можно было сытно поесть.
Ари, Ури и Иллис • (10)
Утто давно тренировался писать с закрытыми глазами, потому что знал, что ему надо будет написать правильные слова в полной темноте. Поэтому, когда он сел за стол и развернул чёрную кожу овцы, он знал, что делать. Рядом с ним копошился Зинан, и играл со своими деревянными мечниками.
- Папа, - сказал Зинан, - кажется Ринн унёс с собой Азалара.
- Не мешай мне, - сказал Утто, - попросишь завтра Ула, и он сделает тебе нового. Или Ринн тебе отдаст твоего Алара обратно.
- Но его зовут Азалар, - сказал Зинан.
- Да-да, - ответил Утто. - Не мешай мне, пожалуйста.
Утто обмакнул перо в чернила и написал:
«Я хочу, чтобы мой сын Зинан увидел нечистых духов. Ау, Сокрытый, я сделал всё, как ты сказал. Охрани меня от этого видения, но дай его моему сыну; пусть он видит их, а они ответят мне и раскроют тайны.»
Он закончил писать, аккуратно закрыл чернила и вытер перо о тряпочку. Дальше он поднялся и взял в обе руки пергамент, на котором писал. Он медленно прочитал эти слова, и надкусил пергамент.
- Теперь ты нас будешь видеть, - сказал Иллис Зинану. - Только не бойся нас, мы не хотим тебя напугать.
- А почему я вас должен бояться? Вы же мои новые друзья, - ответил Зинан.
- С кем это ты говоришь? - спросил Утто. - Ты не должен отвлекаться сейчас на своих деревянных человечков.
Утто был раздражён, что Зинан не понимает всей значимости того, что сейчас происходит.
- Не говори ему пока что, - сказал Иллис. Зинан видел, как его деревянное лицо смешно ужимается, когда тот говорит. Маленький деревянный человечек подмигивал, как люди, рядом с которыми режут свежую луковицу. Зинану было страшно и немного смешно. - Мы научим тебя всему. Вот ты говоришь: друг. Чтобы твой друг умер до времени, нужно сделать так: возьми что-то мелкое, что ему принадлежит, но так, чтобы он не видел. А потом, на следующий день, спроси его, о чём он мечтает. Когда он расскажет тебе о своих мечтах, то возьми старое яблоко, шерстяную нить, и оставь его у болота, с подветренной стороны, обмотай вокруг этой вещички…
Утто взял Зинана на руки, и стал медленно двигаться к выходу.
- Идём, Зинан, сейчас ты выйдешь на улицу, и увидишь странное. Я буду задавать вопросы, а ты будешь их повторять. - Утто коснулся ногтем большого пальца шеи Зинана. - Если ты не сделаешь, как я скажу, твоя мать, Инари, умрёт до срока.
Зинан испугался.
- Не верь ему, - быстро сказал Ари, - у него нет такой власти.
- Чтобы обесцветить женщину, с которой спишь, - сказал Ури, - сделай следующее…
Утто поннялся с Зинаном и вышли из подвала. Когда Инари увидела сына, она бросилась к Утто и Зинану, взяла Зинана к себе на руки и зарыдала. Всё это время Зинан не выпускал из рук трёх деревянных человечков.
- Веди себя как нормальный ребёнок, - сказал Иллис, - скажи ей: «мама, с нами всё в порядке…»
- Мама, с нами всё в порядке, - сказал Зинан.
Перестала плакать, и начала говорить:
- Мой любимый, мой сладкий, как хорошо, что больше на тебе нет проклятия.
Он вдруг увидел, что в груди у мамы горит огонёк. И что в груди у его отца горит огонёк. Они вышли на улицу. «Как это странно, видеть, - подумал Зинан, - я так привык видеть, потом отвык видеть, а теперь снова вижу»
- Здорово этот Утто придумал про проклятие, - сказал Ари, - обвёл всех вокруг пальца. Твой отец - большой человек.
У человечков не горел огонь в груди, а копошилось что-то чёрное. Они вышли на улицу, а дальше пошли в поле.
Утто возвысил свой голос и сказал:
- Нечистые духи! Покажите себя моему сыну, и ответьте мне на мои вопросы.
Зинан схватил отца со всей силой за руку. Было страшно. На поле копошилось что-то, что было всегда, но у чего не должно было быть имени.
- Папа, почему по полю бегают курицы с отрубленной тьмой вместо головы?
Утто удовлетворённо улыбнулся.
- Ты видишь их.
Зинан заплакал:
- Я не хочу их видеть! Мне страшно.
Иллис ответил Зинану:
- Зинан, прости, мы нечистые духи. Мы ничего не можем сделать. Мы - копошащаяся тьма, но теперь ты будешь нас видеть. Мы не желаем тебе зла. Сделай так, как говорит твой отец. Мы не обидим тебя.
Зинан вытянул перед собой руку, в которой были деревянные фигурки. Теперь они были живыми. Не так, как фигурки, в которые играешь, а по-настоящему, как щенок или мышка, пока её не убила кошка.
- Правда?
- Правда.
Лицо фигурки распадалось на копошение тьмы, а потом снова становилось деревом.
Имя, Дарующее Власть Над Тем, Кто Знает Это Имя • (11)
Утто стало ясно: Зинан видел не деревянных человечков, а что-то другое. Тогда он присел так, чтобы его лицо было на одном уровне с лицом Зинана.
- Зинан, сын Утто, - медленно и властно сказал Утто, - ты видишь нечистых духов. Не слушай их глупые слова. Они могут завести тебя в болото.
- Ха, - сказал Ари, - будем ещё мы заводить маленького ребёнка в болото. Мы бы украли твоё лицо, но не стали бы показываться тебе так, как мы есть.
Утто не слышал, что говорил Ари.
- Мы лучше заведём этого сыча в болото, Азалар уже съел имя этого с бородёнкой, - сказал Ури. - Скажи ему, чтобы задавал свои дурацкие вопросы поскорее.
- Ари говорит, чтобы ты задавал свои вопросы поскорее, - сказал Зинан.
От непочтительности Утто чуть было не ударил Зинана. Но остановился и понял: это действительно слова не его ребёнка. Зинан так не говорит. «Я всегда успею его наказать,» - думал Утто, - «а сейчас мне нужно задать вопрос»
- Спроси человечков, каково их имя, чтобы у меня была над ними власть.
Зинан посмотрел на отца, посмотрел на человечков и сказал:
- Мой папа спрашивает, как вас зовут. Он большой человек, и хочет, чтобы вы ему подчинились.
Лицо Ури перестало быть деревянным. Оно снова стало пульсирующей и копощащейся темнотой. Но не такой, какая бывает в глубокую ночь на небе, а той, которая была сродни душной тьме в его подвале.
- Зинан, я буду говорить медленно, а ты будешь повторять за мной, - сказал Ури. - Даже не так: я буду говорить тобой, как ты играл мной, когда я был деревянным человечком. Теперь ты будешь моим деревяным человечком. Кивни, если ты меня понял.
Утто увидел, как Зинан кивнул своим деревянным фигуркам. Он тоже видел, что они перестали быть просто собой. Вдруг Зинан повернул к Утто голову, и Утто показалось, что так мог бы повернуть голову деревянный человечек - если бы однажды проснулся живым. Зинану было страшно, что его человечки уведут его на болото и съедят его лицо. Он видел, как к ним приходили всё новые и новые копощащиеся тени, у которых не было лиц, было слишком много лиц, лица которых переходили в другие лица, лица которых были как большие переспелые плоды. Они были настолько уродливы, что Зинан начал плакать.
- У каждого существа есть три имени, - сказали Ари голосом Зинана.
Но Утто услышал два голоса вместо одного. Он вздрогнул. Зинан хотел сказать, чтобы Утто не поднимал голову, потому что над ним навис медведь-наизнанку. Или это был кто-то, кто только выглядел, как медведь наизнанку. Но Зинан не мог говорить своими словами. Он мог только повторять вслед за Ари:
- Одно имя известно этому существу. Другое дарует власть над этим существом, как это тебе известно, Утто, сын Рида, сын Илимо, сын Ганари, сын Унгу, сын Урраму, сын Гумлаха, сын Маллу-Царя.
Утто сам не знал этих имён; он не знал, как звали отца Ганари; Зинан точно не мог знать эти имена.
- А что за третье имя?
- Это имя, которое дарует власть над тем, кто знает это имя. Это имя становится как крючок в горле у рыбки-рыбёшки, и она больше не может плыть, как захочет, а должна плыть как скажет ей тот, у кого в руках удочка. Хочешь мы сыграем, Утто, сын Рида: я скажу тебе имя, а ты не будешь знать какое? Наутро, возможно, ты проснёшься мной. - Ари захихикал.
Утто видел своего маленького сына, в глазах которого копошилась тень; он хотел побежать, но Зинан, который был не только самим собой, схватил его рукой, и Утто просел на землю. Его трясло крупной дрожью.
- Ты хочешь знать, как заставить людей увидеть то, что тебе видно. Но не так, как ты делаешь всегда. Ты хочешь, чтобы они были всегда, всегда под твоей властью. Даже, когда ты спишь, даже когда тебя нет.
Утто молчал. Его трясло.
- Отвечай: да или нет?
- Да, да! Я хочу знать, как это сделать! Я хочу, чтобы все увидели тот огонь, который горит в нас от звёзд. Чтобы все всегда видели это добро и не были мертвыми в своём сердце. Для этого я родил этого ребёнка, чтобы задать вам этот вопрос и не сойти с ума.
Свободной рукой он закрыл глаза, чтобы только не видеть нечистых духов.
- В книгах написано, что у вас, нечистых духов, есть власть, которой нет у мужей. Но которую можно у вас выманить, обменять. Возьмите моего сына, но дайте мне эту власть! Я хочу, чтобы люди видели истинный свет звёзд, чтобы только мне не видеть его в одиночестве!
Лицо Зинана выражало страх и любопытство. Маленький Зинан ужасно боялся, что его сейчас отдадут нечистым духам, и они его съедят на болоте, только чтобы папа сумел научить других видеть истинное пламя. Но Ари, которого звали уже совсем не Ари, был в нём, и ему было смешно и любопытно. Он совсем не хотел забирать Зинана на болото и есть его там; Ари уже забрал Зинана, как ребёнок забирает игрушку. Ари было любопытно, что же сейчас будет делать Утто.
- Тут нет особой тайны, - продолжил говорить Ари голосом Зинана, - тут есть умение, которому мы будем тебя учить. Если ты дашь нам учить Зинана всему, чему мы захотим.
- Учите его всему, чему хотите, - успокаиваясь ответил Утто, - но научите меня власти не быть одному, чтобы я мог сделать так, чтобы другие всегда видели пламя живого сердца!
- Хорошо, - сказал Ари. Он прошептал Зинану: «Сейчас я тебя уже отпущу».
На этих словах Зинан поднял свою маленькую ручку, и поманил отца. Не в силах противиться этому жесту, Утто поднёс своё лицо ближе к Зинану, и тот неожиданно дал ему щелбан. Маленькая детская рука не могла нанести такой сильный удар, но от этого щелбана голова Утто закружилась, его затошнило, он увидел вереницу копошащихся лиц, которые рылись друг в друге. «Эти лица как трупные черви,» - подумал он и потерял сознание.
Книга Ярчайших Огней • (12)
После того, как Утто и Зинан не возвращались час, люди взяли факелы и пошли искать Утто и Зинана. Когда их нашли, они лежали на ближнем поле без сознания. Их принесли домой и они не могли проснуться ещё целый день.
На следующий вечер, уже после заката Утто, проснулся и всем говорил о том, что Ринн-негодяй его предал. Он говорил, что Ринн сделал что-то плохое с ним и его сыном, но всякий раз говорил немного иначе. А Зинан выглядел как здоровый ребёнок, и ничего не помнил из того, что с ним случилось на поле. Иногда его без всякой видимой причины трясло крупной дрожью, и он переставал видеть, слышать и отвечать. Это проходило так же резко, как и наступало.
Особенно часто Утто говорил: «Ринн… вместо правильной тьмы выпустил неправильную… вот она его и съела, а я вообще хочу только добра… Чтобы все видели пламя звёзд»
Лимма пришёл в ним домой и принёс рябиновые ветви - на всякий случай, от нечистых духов. Как только Утто увидел эти ветви, его вырвало. Зинан не обратил на них внимание и продолжил играть со своими деревянными человечками.
Всю ночь Лимма, Ул и Инари сидели рядом с Утто. Инари плакала и не понимала, что же произошло. «Мой муж, Утто, пожертвовал собой ради моего сына,» - говорила она шепотом, - «Я слышала, что он сказал, что Ринн предал их. Он и правда выглядел странно. Наверное, он что-то не то сделал, а всё потому, что он завидовал Утто».
Так прошла ещё одна страшная ночь, но на следующее Утто проснулся самим собой. Он пошёл и сказал утренние славословия и поднялся в комнату свитков. Когда он закончил утренние славословия, он достал белый пергамент, на котором он решил написать «Книгу Ярчайших Огней» - книгу, которая бы указала другим, как постоянно помнить о близости небес, о том, что Ни, Высокопревознесённый всегда горит и говорит в живых сердцах.
Он начал писать.
«Неправильно говорить, что в сердце живого человека горит огонь звёзд. Само сердце и есть огонь звёзд. Каждый живущий должен постичь эту тайну, всем сердцем своим и всем своим существом. Это и есть тайна пламени, которое сжигает себя; которое горит и не сгорает, но вечно славит миропорядок и всех живущих»
Он перевернул страницу, посмотрел в окно и увидел ясную красоту осенних полей, он глубоко и радостно вздохнул и хотел продолжить писать на следующей странице, но вместо этого посмотрел на то, что он написал, чтобы проверить, не было ли там ошибки.
«Неправильно говорить, - начиналась его рукопись, - что нечистые духи суть болотная мокротца и морок-морочек. Он суть копошение тьмы, они её черви. Когда в мире не было ещё ни звезды, ни голоса, ни имени, тогда уже копощащаяся тьма медленно ела своё сгнившее тело. От этого и пошли нечистые духи. Тайна нечистого духа, это мёртвое лицо, которое распадается на мертвые лица, которые копошатся, одно в другом, одно в другом»
Он вскочил из-за стола и хотел порвать свою рукопись. Он снова прочитал написанное, и там говорилось о свете звёзд, о том, что сердце есть парус, сотканный из огня. Это был лишь минутный морок.
«Морок-морочек,» - хихикая, подумал в Утто кто-то другой.
Зинан рос совершенно здоровым и радостным ребёнком, который иногда рассказывал о том, как проклясть город, о том, как навести и как вывести слепоту; как сделать так, чтобы человек проснулся с именем наизнанку. При этом он каждое утро славил звёзды и их свет, и не было ученика прилежнее Зинана. Другие дети не любили Зинана, но боялись даже признаться себе в том, что они его боятся.
Откажись от Своего Имени • (13)
У Зинана были друзья с лицами, и друзья, у которых не было лиц. Он привык к этому с детства. Друзья с лицами сторонились его и были всегда напряжены и немного напуганы. В прошлом году Инари умерла от какого-то безымянного горя, и он уже помнил её всё хуже и хуже. После смерти матери, отец редко говорил с ним, и Зинану казалось, что Утто стыдится своего сына. Он всё писал и писал свои книги, которые никому не показывал. Один из учеников пробрался однажды в его комнату, чтобы тайком прочитать написанное, но потом не мог найти выход оттуда; больше он вообще не мог найти выход даже из своей избы. Люди знали, что старый Утто обладает властью и боялись его.
Когда его спрашивали о том, что же было написано в книгах Утто, тот только ёжился и просил не смотреть на него лицом.
Друзья с пульсирующей тьмой вместо лиц, говорили, что он не должен был их видеть, и иногда старались скрыться, или приходить в виде мёртвых белок или пустых ворон. Но было лучше, когда они были сами собой: так было проще. Зинан знал, что это нечистые духи, и что их никто, кроме него не видит, и что это потому, что его отец сделал с ним что-то в детстве.
Когда Зинану было то ли четырнадцать, то ли пятнадцать, он вышел в поле к своим друзьям заплакал и сказал:
- Я не могу так больше. Я один, и меня все боятся. Как мне сделать так, чтобы вас не видеть? Я живой человек, а не нечистый дух. Я не хотел знать ваши тайны, и не хотел помнить пути проклятия.
Медведь-наизнанку, стоявший немного поотдаль, сказал ему:
- Ты никогда не забудешь то, что ты видел и не разучишься тем путям, которые ты выучил. Но смени имя, и твоё зрение перейдёт к твоему отцу. Теперь, когда прошло десять лет, так можно сделать.
Когда эти слова прозвучали, Зинан понял, что это имя, такое распространённое, такое не-его, во всём подобно грязной тряпке, которой вытерлось слишком много людей. Он вышел к ручью, который тёк неподалёку и стал тщательно мыть своё лицо - отмывать его от имени-пустышки, которую подарил ему Утто.
Когда кожа Зинана заболела от холода, он ощутил, что теперь и настало время отказаться от того, что больше не было его. Что никогда не должно было ему принадлежать: имя, которым Утто властвовал над ним.
- Пусть меня больше не зовут Зинан! Пусть пусть будет этому имени - пусть вернётся оно на могилу матери, в комнату отца! Дайте мне новое имя!
Три мёртвых белки без теней и отражений, с копошащейся тьмой вместо морд и передних лапок, подбежали к Зинану и сказали ему:
- Теперь тебя будут звать Мериво. - Белки замолчали и продолжили с грустью, в которую было трудно поверить, когда слышишь слова копошащейся тьмы. - Теперь ты нас больше не увидишь. Сядь на колени перед нами, и смотри на нас против солнца.
Зинан сел на землю, наклонил голову, и увидел, как медведь достаёт червивый меч. Он взмахнул этим мечом, и Зинан увидел, как его отрубленная голова покатилась по земле и закатилась в ручей. Он в ужасе схватился за свою голову, но она была на месте. Другая голова стала дряблой, как гнилая дыня. Вода, которая её окружала перестала отражать.
Его сердце забилось сильнее, ему стало страшно, и он потерял сознание.
Когда он очнулся, был уже почти закат. Он видел только поле.
Мериво видел только небо и летние облака над закатным небом. У него больше не было безликих друзей, но он был рад остаться наконец с миром наедине. Мериво знал все пути, которыми он мог проклясть поле, дома, людей, друзей и врагов - но просто плакал, потому что наконец он больше не видел лица, которые не были лицами.
Когда он вернулся домой, он поднялся к своему отцу. Тот сидел за столом и писал при свете свечей.
- Отец, - сказал Мериво, - меня больше не зовут Зинан. Посмотри на меня.
Утто поднял болящие глаза и увидел, что у его сына две головы. Одна была на плечах, а другая, отрубленная и червивая была у него в руках.
- Что у тебя в руках? Зинан, что ты мне принёс?
Мериво горько усмехнулся, развёл руками и сказал:
- Отец, у меня нет ничего в руках. Я просто пришёл тебе сказать, что я больше не Зинан, и я больше не буду их видеть. Я - Мериво.
Голова, которая была в руках Зинана, упала на стал, где лежала свежая рукопись, начала течь гнилью, и сказала:
- Утто, Утто! А меня зовут Иллинор, и это имя моей власти над тобой. Ты хорошо трудился эти десять лет и написал обо мне тридцать книг!
Лицо головы распадалось как большая гнилая ягода. Утто взглянул на свои руки, и на то, что он писал. Теперь он точно понял, что все эти годы писал о нечистых духах.
- Отец, я ухожу из нашего дома, и я уйду в Артары, учиться у Гарра, сына Кавари.
Утто не слышал, что ему говорил Мериво, потому что не мог оторвать глаза от отсечённой головы. Её лицо расплывалась чёрным месивом, старым грязным талым льдом. Мериво понял, что теперь Утто увидел то, что не хотел видеть, и что заставил видеть своего сына и своего ученика. Он вышел из дома.
Когда Мериво вышел за пределы родного города, он почувствовал запах гари. Ему не нужно было вглядываться в невидимое или спрашивать нечистых духов, чтобы знать: Утто понял, о чём писал эти десять лет, и теперь он сжигает свой дом и свои книги. «Его сердце действительно стало парусом, сотканным из огня; теперь все его книги, его плоть, лицо и сердце - всё, всё, всё становится равновеликим пламени».
Мериво, сын Утто горько заплакал, сел на придорожную пыль, надорвал свои рукава и сказал:
- Да услышит Утто, сын Рида, пение звёзд.
Утто, сын Рида, из «Книги Ярчайших Огней» • (Приложение)
«Когда звёзды замешали глину, из которой они вылепили сердца смертных, - птиц и людей, - Ни, Высокопревознесённый, выступил вперёд и сказал:
- Кто из вас, мои братья-сыновья, даст от своего огня, чтобы сердца живых горели?
Вышел Ариво, старший среди братьев, звезда запада, начальник небесного хора, и сказал:
- Если дам я от своего огня всем смертным, они будут лишь петь, и вся земля станет как хрустальная твердь, и не будет от этого прока и пользы, но лишь боль и погибель. Но я уделю тем, кто должен петь среди смертных.
Вышел Тей-Герой, звезда юга, начальник небесного воинства и сказал:
- Если дам я от своего огня всем смертным, они будут лишь биться, пока все не погубят друг друга. Не устоит такой мир. Но я уделю от своего огня тем смертным, кто должен сражаться, кто будет брать в руки меч, копьё и стрелы; мужам, носящим палицы, и жёнам, искусным с клинками.
Вышел Зи, звезда севера, господин облаков и сказал:
- Дай мне, Ни, уделить от своего огня смертным. И тогда вечно они будут учиться и работать, не зная сна и отдыха, не ведая отступления и отчаянья. Они будут строить башни и сады, в вечном порядке, подобно прекрасному льду. Не будет им смерти, не будет им сна, но упорядоченная вечность.
Тогда вышел Ау, поражающий скрытым ударом и сказал:
- Дай мне, Ни, уделить от своего огня смертным. Будет дан смертным сон и бодрствование, мечты и тайны. Они будут знать и не знать, смеяться и плакать.
Когда Ни, Высокопревознесённый, выслушал всех их слова, он сказал:
- Плохо то, что ты задумал, Зи; хорошо, что ты задумал, Ау.
Тогда Зи, опечаленный и разгневанный отошёл от той глины, отправился к себе на север и сотворил своих человечков. Дети Зи не знали ни сна, ни покоя. В вечном порядке они учились и работали, славили мир и мироустройство. И ещё Зи сотворил нечистых духов и их лица, которые не лица.
Когда смотришь в зеркало ночью то видишь, как твоё лицо дребезжит и меняет очертания. Если хочешь узнать тайны, смотри долго, пока не перестанешь понимать, кого ты видишь. И тогда начни шептать слова, у которых нет смысла, слова на языке, который не язык. Продолжай смотреть отражению в глаза и ты увидишь, как оно перестаёт быть собой, но лицо начинает копошиться и скрестись в себе. Как оно распадается на другие лица, и как они сочетаются, чтобы породить новые лица. Лица, внутри лиц, лица, которые как переспелые ягоды лопаются и из них изливаются новые кричащие лица. И все они славят изначальный Огонь. Они подобны червям в иле, они непрестанно копошатся в болотной воде.
Ау, звезда востока, подошёл к той глине и запел перед ней, так, чтобы она ожила. Так и появились первые люди»
[ Первая часть (1 - 5) | Вторая часть (6 - 8) | Третья часть (9 - 13) ]
Шесть дней после того вечера, когда Ринн и Зинан оказались в подвале, прошли очень нервно. Инари не находила себе места, потому что боялась за Зинана. Первые три дня она спускалась в подвал несколько раз, и разговаривала с сыном.
Зинан всякий раз рассказывал ей новые истории про своих человечков. Последний раз, когда она была у него, он рассказал, как Ари и Ури поссорились, а Иллис их помирил. А вот Азалар не хочет с ними играть. Он будет строить свой собственный город. Ул тоже спускался и приносил еду и забирал ведро с помоями. Несмотря на их усилия, в подвале стоял довольно тяжёлый запах. «Только для того, чтобы проклятие миновало Зинана, только для этого,» - думал старик.
Утто беспокоился, всякий раз, когда кто-то спускался в подвал и лично следил за тем, чтобы, когда открывали вторую дверь, первая дверь была бы плотно закрыта.
- Если упадёт хоть одна частичка света, - говорил он, - всё пойдёт прахом, всё будет напрасно!
Ринн и Зинан снова остались одни. Неожиданно Зинан сказал Ринну:
- Ринн, не оставляй меня. Мне страшно. Мне кажется, что Ари и Ури хотят мне что-то сказать.
Ринн обнял Зинана и сказал:
- Зинан, я тебя не предам. Я пробыл с тобой уже шесть дней, так что я не буду предавать тебя в последний день. Твоё испытание уже почти кончилось, зачем мне тебя предавать сейчас?
Он почувствовал кислый вкус во рту. Ему не нравилось врать ребёнку.
- Но почему тебе бояться? Твои солдатики всегда ссорятся и мирятся, воюют и побеждают.
Зинан взял руку Ринна и в свою и сказал:
- Да, но это я же им всё придумываю. Я же в них играю.
Ринн испугался. Дети обычно не говорят такими словами, они просто играют с мечниками.
- А тут я слышу, что они как будто хотят сказать, что-то сами. Возьми Ари в руку.
Ринн нехотя взял в руку деревянную фигурку. Абсолютная темнота обострила его осязание, и он чувствовал тепло древесины, нагретой детской рукой.
Вдруг - на мгновение - он увидел лицо этой фигурки. Даже не лицо, а средоточие пульсирующих чёрных нитей, которые никак не могут успокоиться, вечно двигаясь, вечно вертясь. Лицо, которое никогда не сложится в лицо. А потом это прошло, и Ринн почти забыл это видение и только холодный проступивший пот напомнил ему, что он правда только что увидел это не-лицо. Ринн почувствовал что начинает заболевать. «Но я здоров,» подумал он.
Фальшивым и неожиданно высоким голосом Ринн сказал:
- Я тебя не предам. Я всегда буду для тебя. Я ведь уже столько для тебя сделал. Как же я могу тебя оставить перед самым концом?
Зинан обнял Ринна резко, как это делают маленькие дети, когда бывают благодарны. «Я не хочу их видеть, - думал Ринн, - я не буду их видеть, я не хочу сходить с ума. Утто, пожалуйста, забери меня отсюда».
«Может быть, надо открыть двери, разрушить это колдовство? Но что будет тогда? Как тогда я получу власть? Да даже если я всё сделаю, кто мне поверит? Что будет значить моё слово против слова Утто? Я же как волчонок, самый маленький волк, а Утто во всём подобен большой букве? Меня выгонят отсюда, и я буду лишён того немногого, что я имею.»
Когда Ринн услышал глухие шаги Утто, спускающегося к первой двери, его сердце забилось. «Слава Ау, сокрытому, слава Тею-герою, я не увижу их». Он вспомнил угрозы Утто и ему стало ещё страшнее.
- Зинан, Ринн, как вы?
Зинан улыбнулся в темноте и звонко сказал:
- Папа, мы хорошо! Скоро же я увижу новых друзей?
Ринн всеми силами пытался не трястись и вести себя как обычно.
- Да. Ринн, ты можешь идти. Теперь я буду здесь. Зинан, не бойся, теперь я буду с тобой последние часы, а потом мы выйдем, и ты увидешь серп старой луны.
Ринн поднялся, поблагодарил и пошёл к двери. Он открыл первую дверь и закрыл её за собой.
«Я должен спасти этого ребёнка, он же увидит их. Так нельзя. Даже, когда нечистый дух крадёт лицо ребёнка, это лучше, чем если ребёнок будет их видеть, видеть теперь всегда. Я сейчас открою вторую и третью дверь, и свет рассеет это зло. Пусть Утто разрорвёт мою жилу, пусть растопчет меня совсем. Есть у меня хребет или нет?»
Ринн медленно открыл вторую дверь и плотно закрыл её за собой. Он открыл третью дверь и плотно закрыл её за собой, так чтобы даже самая малая частица света не попала в подвал. «Только не это копошение, только не оно,» - думал он.
Свет лампады в углу был ослепителен, как свет самой яркой звезды. По углам, на стенах, на столе, и в окнах, на полу, везде были лица. Много лиц, лица-в-лицах, лица, которые становились другими лицами, лица, которые уже не были лицами. Лица, у которых не было лица. И они все были черными нитями, которые копошились, вечно копошились в темноте. Ещё до того, как Тимиту-Тьма узнала себя и решила сочетаться со Стариком-Ипсу. И которые будут копошиться после того, как Ни сожжёт себя, а злой Ульмари растает. Сейчас они разберут и его, Ринна лицо на чёрные копошащиеся нити, и он сам станет ими.
«Ринн, Ринн, ты не думай, Ринн, - сказал хихикающий голос, - что когда паук ест муху, её лицо пропадает. Её лицо становится его лицом, а потом она сама становится серебряными нитями его паутинки. Ты станешь нашей паутинкой. Ты так и хочешь оставаться Ринном-жидкая-бородёнка или хочешь стать как жирный, лоснящийся паук, как буква Квах?»
Ринн понял, что держит в руке деревянного мечника, и что именно он и говорит с ним. Инари сказала ему и её голос рассеял злое наваждение:
- Ринн! Что с тобой? Почему ты так дышишь? Всё в порядке с моим сыном?
Как только Инари заговорила, все лица пропали, и остались только три человеческих, самых обычных: Ула, его жены и Инари. Так быстро Ринн ещё никогда не думал.
- Прости Инари, свет лампады почти ослепил меня. Всё хорошо, всё хорошо.
Инари смотрела на него с недоверием.
- Правда? Ты выглядишь неважно.
Ринн поспешил заверить Инари, что с её сыном всё в порядке. Голос продолжал хихикать и шептать: «Либо Зинан, либо Ринн сегодня нас увидит! Нас увидят, а мы ведь были здесь всегда!»
- Прости, Инари, меня просто действительно ослепил свет лампады. Как только взойдёт луна, Зинан и Утто выйдут. Утто сказал, что будет опасно, если я буду здесь.
Инари была удивлена и встревожена ещё больше.
- Почему? Он мне ничего не говорил.
С облегчением, Ринн придумал простое объяснение:
- Если проклятие увидит меня и Зинана рядом, оно узнает твоего сына. Поэтому ещё месяц мне нельзя будет быть рядом с Зинаном.
- Но я думала, что оно уже рассеется. Когда же это всё закончится? - Инари вздохнула и села на стул. Она ощутила неожиданную горечь. «Почему так горько? Сегодня ведь мой сын исцелится».
Ринн выбежал на улицу и быстро пошёл прочь. Только сейчас он заметил, что всё ещё сжимает в руках деревянного мечника.
- Меня зовут Азалар, а тебя зовут Ринн, сын Илимо. Мы были здесь всегда, а теперь ты нас будешь видеть всегда.
Лицо деревянного человечка расползалось и сходилось, и было липким как чужой пот или больной сон.
- Нет, нет, нет! - Ринн закричал в ужасе, - это тебя зовут Ринн-жидкая-бородёнка! Вот я меняюсь с тобой всем, а это меня зовут Узлар, а тебя больше не зовут так!
Фигурка была озадачена:
- Обычно это я краду имя и лицо, а тут мне его предлагают? Как же не взять.
Человек, которого ещё минуту назад звали Ринном, бежал быстрее и быстрее; деревянная фигурка продолжала хихикать в его руках.
- Возьмите моё имя, я не хочу вас видеть, теперь я больше не Ринн! Я Азал… я Узлар, сын Зинана!
Человек, который теперь стали звать Узларом, выбежал за черту города, побежал за поля, в лес. Он со всей силы кинул фигурку оземь, и понял, что кинул оземь себя. Фигурка разбилась на две части, которые начали ползти друг к другу.
- Хорошо, Узлар. Теперь это я Ринн, сын Илимо. Беги, и не оборачивайся!
Узлар побежал. Он больше не был собой. Он знал, что теперь всегда будет большим как буква Квах. На утро он уже не видел чёрные нити; он помнил, что старательно их забыл, но теперь он знал, что будет делать в этой жизни. Он начнёт с того, что устроит свою жизнь так, чтобы всегда можно было сытно поесть.
Ари, Ури и Иллис • (10)
Утто давно тренировался писать с закрытыми глазами, потому что знал, что ему надо будет написать правильные слова в полной темноте. Поэтому, когда он сел за стол и развернул чёрную кожу овцы, он знал, что делать. Рядом с ним копошился Зинан, и играл со своими деревянными мечниками.
- Папа, - сказал Зинан, - кажется Ринн унёс с собой Азалара.
- Не мешай мне, - сказал Утто, - попросишь завтра Ула, и он сделает тебе нового. Или Ринн тебе отдаст твоего Алара обратно.
- Но его зовут Азалар, - сказал Зинан.
- Да-да, - ответил Утто. - Не мешай мне, пожалуйста.
Утто обмакнул перо в чернила и написал:
«Я хочу, чтобы мой сын Зинан увидел нечистых духов. Ау, Сокрытый, я сделал всё, как ты сказал. Охрани меня от этого видения, но дай его моему сыну; пусть он видит их, а они ответят мне и раскроют тайны.»
Он закончил писать, аккуратно закрыл чернила и вытер перо о тряпочку. Дальше он поднялся и взял в обе руки пергамент, на котором писал. Он медленно прочитал эти слова, и надкусил пергамент.
- Теперь ты нас будешь видеть, - сказал Иллис Зинану. - Только не бойся нас, мы не хотим тебя напугать.
- А почему я вас должен бояться? Вы же мои новые друзья, - ответил Зинан.
- С кем это ты говоришь? - спросил Утто. - Ты не должен отвлекаться сейчас на своих деревянных человечков.
Утто был раздражён, что Зинан не понимает всей значимости того, что сейчас происходит.
- Не говори ему пока что, - сказал Иллис. Зинан видел, как его деревянное лицо смешно ужимается, когда тот говорит. Маленький деревянный человечек подмигивал, как люди, рядом с которыми режут свежую луковицу. Зинану было страшно и немного смешно. - Мы научим тебя всему. Вот ты говоришь: друг. Чтобы твой друг умер до времени, нужно сделать так: возьми что-то мелкое, что ему принадлежит, но так, чтобы он не видел. А потом, на следующий день, спроси его, о чём он мечтает. Когда он расскажет тебе о своих мечтах, то возьми старое яблоко, шерстяную нить, и оставь его у болота, с подветренной стороны, обмотай вокруг этой вещички…
Утто взял Зинана на руки, и стал медленно двигаться к выходу.
- Идём, Зинан, сейчас ты выйдешь на улицу, и увидишь странное. Я буду задавать вопросы, а ты будешь их повторять. - Утто коснулся ногтем большого пальца шеи Зинана. - Если ты не сделаешь, как я скажу, твоя мать, Инари, умрёт до срока.
Зинан испугался.
- Не верь ему, - быстро сказал Ари, - у него нет такой власти.
- Чтобы обесцветить женщину, с которой спишь, - сказал Ури, - сделай следующее…
Утто поннялся с Зинаном и вышли из подвала. Когда Инари увидела сына, она бросилась к Утто и Зинану, взяла Зинана к себе на руки и зарыдала. Всё это время Зинан не выпускал из рук трёх деревянных человечков.
- Веди себя как нормальный ребёнок, - сказал Иллис, - скажи ей: «мама, с нами всё в порядке…»
- Мама, с нами всё в порядке, - сказал Зинан.
Перестала плакать, и начала говорить:
- Мой любимый, мой сладкий, как хорошо, что больше на тебе нет проклятия.
Он вдруг увидел, что в груди у мамы горит огонёк. И что в груди у его отца горит огонёк. Они вышли на улицу. «Как это странно, видеть, - подумал Зинан, - я так привык видеть, потом отвык видеть, а теперь снова вижу»
- Здорово этот Утто придумал про проклятие, - сказал Ари, - обвёл всех вокруг пальца. Твой отец - большой человек.
У человечков не горел огонь в груди, а копошилось что-то чёрное. Они вышли на улицу, а дальше пошли в поле.
Утто возвысил свой голос и сказал:
- Нечистые духи! Покажите себя моему сыну, и ответьте мне на мои вопросы.
Зинан схватил отца со всей силой за руку. Было страшно. На поле копошилось что-то, что было всегда, но у чего не должно было быть имени.
- Папа, почему по полю бегают курицы с отрубленной тьмой вместо головы?
Утто удовлетворённо улыбнулся.
- Ты видишь их.
Зинан заплакал:
- Я не хочу их видеть! Мне страшно.
Иллис ответил Зинану:
- Зинан, прости, мы нечистые духи. Мы ничего не можем сделать. Мы - копошащаяся тьма, но теперь ты будешь нас видеть. Мы не желаем тебе зла. Сделай так, как говорит твой отец. Мы не обидим тебя.
Зинан вытянул перед собой руку, в которой были деревянные фигурки. Теперь они были живыми. Не так, как фигурки, в которые играешь, а по-настоящему, как щенок или мышка, пока её не убила кошка.
- Правда?
- Правда.
Лицо фигурки распадалось на копошение тьмы, а потом снова становилось деревом.
Имя, Дарующее Власть Над Тем, Кто Знает Это Имя • (11)
Утто стало ясно: Зинан видел не деревянных человечков, а что-то другое. Тогда он присел так, чтобы его лицо было на одном уровне с лицом Зинана.
- Зинан, сын Утто, - медленно и властно сказал Утто, - ты видишь нечистых духов. Не слушай их глупые слова. Они могут завести тебя в болото.
- Ха, - сказал Ари, - будем ещё мы заводить маленького ребёнка в болото. Мы бы украли твоё лицо, но не стали бы показываться тебе так, как мы есть.
Утто не слышал, что говорил Ари.
- Мы лучше заведём этого сыча в болото, Азалар уже съел имя этого с бородёнкой, - сказал Ури. - Скажи ему, чтобы задавал свои дурацкие вопросы поскорее.
- Ари говорит, чтобы ты задавал свои вопросы поскорее, - сказал Зинан.
От непочтительности Утто чуть было не ударил Зинана. Но остановился и понял: это действительно слова не его ребёнка. Зинан так не говорит. «Я всегда успею его наказать,» - думал Утто, - «а сейчас мне нужно задать вопрос»
- Спроси человечков, каково их имя, чтобы у меня была над ними власть.
Зинан посмотрел на отца, посмотрел на человечков и сказал:
- Мой папа спрашивает, как вас зовут. Он большой человек, и хочет, чтобы вы ему подчинились.
Лицо Ури перестало быть деревянным. Оно снова стало пульсирующей и копощащейся темнотой. Но не такой, какая бывает в глубокую ночь на небе, а той, которая была сродни душной тьме в его подвале.
- Зинан, я буду говорить медленно, а ты будешь повторять за мной, - сказал Ури. - Даже не так: я буду говорить тобой, как ты играл мной, когда я был деревянным человечком. Теперь ты будешь моим деревяным человечком. Кивни, если ты меня понял.
Утто увидел, как Зинан кивнул своим деревянным фигуркам. Он тоже видел, что они перестали быть просто собой. Вдруг Зинан повернул к Утто голову, и Утто показалось, что так мог бы повернуть голову деревянный человечек - если бы однажды проснулся живым. Зинану было страшно, что его человечки уведут его на болото и съедят его лицо. Он видел, как к ним приходили всё новые и новые копощащиеся тени, у которых не было лиц, было слишком много лиц, лица которых переходили в другие лица, лица которых были как большие переспелые плоды. Они были настолько уродливы, что Зинан начал плакать.
- У каждого существа есть три имени, - сказали Ари голосом Зинана.
Но Утто услышал два голоса вместо одного. Он вздрогнул. Зинан хотел сказать, чтобы Утто не поднимал голову, потому что над ним навис медведь-наизнанку. Или это был кто-то, кто только выглядел, как медведь наизнанку. Но Зинан не мог говорить своими словами. Он мог только повторять вслед за Ари:
- Одно имя известно этому существу. Другое дарует власть над этим существом, как это тебе известно, Утто, сын Рида, сын Илимо, сын Ганари, сын Унгу, сын Урраму, сын Гумлаха, сын Маллу-Царя.
Утто сам не знал этих имён; он не знал, как звали отца Ганари; Зинан точно не мог знать эти имена.
- А что за третье имя?
- Это имя, которое дарует власть над тем, кто знает это имя. Это имя становится как крючок в горле у рыбки-рыбёшки, и она больше не может плыть, как захочет, а должна плыть как скажет ей тот, у кого в руках удочка. Хочешь мы сыграем, Утто, сын Рида: я скажу тебе имя, а ты не будешь знать какое? Наутро, возможно, ты проснёшься мной. - Ари захихикал.
Утто видел своего маленького сына, в глазах которого копошилась тень; он хотел побежать, но Зинан, который был не только самим собой, схватил его рукой, и Утто просел на землю. Его трясло крупной дрожью.
- Ты хочешь знать, как заставить людей увидеть то, что тебе видно. Но не так, как ты делаешь всегда. Ты хочешь, чтобы они были всегда, всегда под твоей властью. Даже, когда ты спишь, даже когда тебя нет.
Утто молчал. Его трясло.
- Отвечай: да или нет?
- Да, да! Я хочу знать, как это сделать! Я хочу, чтобы все увидели тот огонь, который горит в нас от звёзд. Чтобы все всегда видели это добро и не были мертвыми в своём сердце. Для этого я родил этого ребёнка, чтобы задать вам этот вопрос и не сойти с ума.
Свободной рукой он закрыл глаза, чтобы только не видеть нечистых духов.
- В книгах написано, что у вас, нечистых духов, есть власть, которой нет у мужей. Но которую можно у вас выманить, обменять. Возьмите моего сына, но дайте мне эту власть! Я хочу, чтобы люди видели истинный свет звёзд, чтобы только мне не видеть его в одиночестве!
Лицо Зинана выражало страх и любопытство. Маленький Зинан ужасно боялся, что его сейчас отдадут нечистым духам, и они его съедят на болоте, только чтобы папа сумел научить других видеть истинное пламя. Но Ари, которого звали уже совсем не Ари, был в нём, и ему было смешно и любопытно. Он совсем не хотел забирать Зинана на болото и есть его там; Ари уже забрал Зинана, как ребёнок забирает игрушку. Ари было любопытно, что же сейчас будет делать Утто.
- Тут нет особой тайны, - продолжил говорить Ари голосом Зинана, - тут есть умение, которому мы будем тебя учить. Если ты дашь нам учить Зинана всему, чему мы захотим.
- Учите его всему, чему хотите, - успокаиваясь ответил Утто, - но научите меня власти не быть одному, чтобы я мог сделать так, чтобы другие всегда видели пламя живого сердца!
- Хорошо, - сказал Ари. Он прошептал Зинану: «Сейчас я тебя уже отпущу».
На этих словах Зинан поднял свою маленькую ручку, и поманил отца. Не в силах противиться этому жесту, Утто поднёс своё лицо ближе к Зинану, и тот неожиданно дал ему щелбан. Маленькая детская рука не могла нанести такой сильный удар, но от этого щелбана голова Утто закружилась, его затошнило, он увидел вереницу копошащихся лиц, которые рылись друг в друге. «Эти лица как трупные черви,» - подумал он и потерял сознание.
Книга Ярчайших Огней • (12)
После того, как Утто и Зинан не возвращались час, люди взяли факелы и пошли искать Утто и Зинана. Когда их нашли, они лежали на ближнем поле без сознания. Их принесли домой и они не могли проснуться ещё целый день.
На следующий вечер, уже после заката Утто, проснулся и всем говорил о том, что Ринн-негодяй его предал. Он говорил, что Ринн сделал что-то плохое с ним и его сыном, но всякий раз говорил немного иначе. А Зинан выглядел как здоровый ребёнок, и ничего не помнил из того, что с ним случилось на поле. Иногда его без всякой видимой причины трясло крупной дрожью, и он переставал видеть, слышать и отвечать. Это проходило так же резко, как и наступало.
Особенно часто Утто говорил: «Ринн… вместо правильной тьмы выпустил неправильную… вот она его и съела, а я вообще хочу только добра… Чтобы все видели пламя звёзд»
Лимма пришёл в ним домой и принёс рябиновые ветви - на всякий случай, от нечистых духов. Как только Утто увидел эти ветви, его вырвало. Зинан не обратил на них внимание и продолжил играть со своими деревянными человечками.
Всю ночь Лимма, Ул и Инари сидели рядом с Утто. Инари плакала и не понимала, что же произошло. «Мой муж, Утто, пожертвовал собой ради моего сына,» - говорила она шепотом, - «Я слышала, что он сказал, что Ринн предал их. Он и правда выглядел странно. Наверное, он что-то не то сделал, а всё потому, что он завидовал Утто».
Так прошла ещё одна страшная ночь, но на следующее Утто проснулся самим собой. Он пошёл и сказал утренние славословия и поднялся в комнату свитков. Когда он закончил утренние славословия, он достал белый пергамент, на котором он решил написать «Книгу Ярчайших Огней» - книгу, которая бы указала другим, как постоянно помнить о близости небес, о том, что Ни, Высокопревознесённый всегда горит и говорит в живых сердцах.
Он начал писать.
«Неправильно говорить, что в сердце живого человека горит огонь звёзд. Само сердце и есть огонь звёзд. Каждый живущий должен постичь эту тайну, всем сердцем своим и всем своим существом. Это и есть тайна пламени, которое сжигает себя; которое горит и не сгорает, но вечно славит миропорядок и всех живущих»
Он перевернул страницу, посмотрел в окно и увидел ясную красоту осенних полей, он глубоко и радостно вздохнул и хотел продолжить писать на следующей странице, но вместо этого посмотрел на то, что он написал, чтобы проверить, не было ли там ошибки.
«Неправильно говорить, - начиналась его рукопись, - что нечистые духи суть болотная мокротца и морок-морочек. Он суть копошение тьмы, они её черви. Когда в мире не было ещё ни звезды, ни голоса, ни имени, тогда уже копощащаяся тьма медленно ела своё сгнившее тело. От этого и пошли нечистые духи. Тайна нечистого духа, это мёртвое лицо, которое распадается на мертвые лица, которые копошатся, одно в другом, одно в другом»
Он вскочил из-за стола и хотел порвать свою рукопись. Он снова прочитал написанное, и там говорилось о свете звёзд, о том, что сердце есть парус, сотканный из огня. Это был лишь минутный морок.
«Морок-морочек,» - хихикая, подумал в Утто кто-то другой.
Зинан рос совершенно здоровым и радостным ребёнком, который иногда рассказывал о том, как проклясть город, о том, как навести и как вывести слепоту; как сделать так, чтобы человек проснулся с именем наизнанку. При этом он каждое утро славил звёзды и их свет, и не было ученика прилежнее Зинана. Другие дети не любили Зинана, но боялись даже признаться себе в том, что они его боятся.
Откажись от Своего Имени • (13)
У Зинана были друзья с лицами, и друзья, у которых не было лиц. Он привык к этому с детства. Друзья с лицами сторонились его и были всегда напряжены и немного напуганы. В прошлом году Инари умерла от какого-то безымянного горя, и он уже помнил её всё хуже и хуже. После смерти матери, отец редко говорил с ним, и Зинану казалось, что Утто стыдится своего сына. Он всё писал и писал свои книги, которые никому не показывал. Один из учеников пробрался однажды в его комнату, чтобы тайком прочитать написанное, но потом не мог найти выход оттуда; больше он вообще не мог найти выход даже из своей избы. Люди знали, что старый Утто обладает властью и боялись его.
Когда его спрашивали о том, что же было написано в книгах Утто, тот только ёжился и просил не смотреть на него лицом.
Друзья с пульсирующей тьмой вместо лиц, говорили, что он не должен был их видеть, и иногда старались скрыться, или приходить в виде мёртвых белок или пустых ворон. Но было лучше, когда они были сами собой: так было проще. Зинан знал, что это нечистые духи, и что их никто, кроме него не видит, и что это потому, что его отец сделал с ним что-то в детстве.
Когда Зинану было то ли четырнадцать, то ли пятнадцать, он вышел в поле к своим друзьям заплакал и сказал:
- Я не могу так больше. Я один, и меня все боятся. Как мне сделать так, чтобы вас не видеть? Я живой человек, а не нечистый дух. Я не хотел знать ваши тайны, и не хотел помнить пути проклятия.
Медведь-наизнанку, стоявший немного поотдаль, сказал ему:
- Ты никогда не забудешь то, что ты видел и не разучишься тем путям, которые ты выучил. Но смени имя, и твоё зрение перейдёт к твоему отцу. Теперь, когда прошло десять лет, так можно сделать.
Когда эти слова прозвучали, Зинан понял, что это имя, такое распространённое, такое не-его, во всём подобно грязной тряпке, которой вытерлось слишком много людей. Он вышел к ручью, который тёк неподалёку и стал тщательно мыть своё лицо - отмывать его от имени-пустышки, которую подарил ему Утто.
Когда кожа Зинана заболела от холода, он ощутил, что теперь и настало время отказаться от того, что больше не было его. Что никогда не должно было ему принадлежать: имя, которым Утто властвовал над ним.
- Пусть меня больше не зовут Зинан! Пусть пусть будет этому имени - пусть вернётся оно на могилу матери, в комнату отца! Дайте мне новое имя!
Три мёртвых белки без теней и отражений, с копошащейся тьмой вместо морд и передних лапок, подбежали к Зинану и сказали ему:
- Теперь тебя будут звать Мериво. - Белки замолчали и продолжили с грустью, в которую было трудно поверить, когда слышишь слова копошащейся тьмы. - Теперь ты нас больше не увидишь. Сядь на колени перед нами, и смотри на нас против солнца.
Зинан сел на землю, наклонил голову, и увидел, как медведь достаёт червивый меч. Он взмахнул этим мечом, и Зинан увидел, как его отрубленная голова покатилась по земле и закатилась в ручей. Он в ужасе схватился за свою голову, но она была на месте. Другая голова стала дряблой, как гнилая дыня. Вода, которая её окружала перестала отражать.
Его сердце забилось сильнее, ему стало страшно, и он потерял сознание.
Когда он очнулся, был уже почти закат. Он видел только поле.
Мериво видел только небо и летние облака над закатным небом. У него больше не было безликих друзей, но он был рад остаться наконец с миром наедине. Мериво знал все пути, которыми он мог проклясть поле, дома, людей, друзей и врагов - но просто плакал, потому что наконец он больше не видел лица, которые не были лицами.
Когда он вернулся домой, он поднялся к своему отцу. Тот сидел за столом и писал при свете свечей.
- Отец, - сказал Мериво, - меня больше не зовут Зинан. Посмотри на меня.
Утто поднял болящие глаза и увидел, что у его сына две головы. Одна была на плечах, а другая, отрубленная и червивая была у него в руках.
- Что у тебя в руках? Зинан, что ты мне принёс?
Мериво горько усмехнулся, развёл руками и сказал:
- Отец, у меня нет ничего в руках. Я просто пришёл тебе сказать, что я больше не Зинан, и я больше не буду их видеть. Я - Мериво.
Голова, которая была в руках Зинана, упала на стал, где лежала свежая рукопись, начала течь гнилью, и сказала:
- Утто, Утто! А меня зовут Иллинор, и это имя моей власти над тобой. Ты хорошо трудился эти десять лет и написал обо мне тридцать книг!
Лицо головы распадалось как большая гнилая ягода. Утто взглянул на свои руки, и на то, что он писал. Теперь он точно понял, что все эти годы писал о нечистых духах.
- Отец, я ухожу из нашего дома, и я уйду в Артары, учиться у Гарра, сына Кавари.
Утто не слышал, что ему говорил Мериво, потому что не мог оторвать глаза от отсечённой головы. Её лицо расплывалась чёрным месивом, старым грязным талым льдом. Мериво понял, что теперь Утто увидел то, что не хотел видеть, и что заставил видеть своего сына и своего ученика. Он вышел из дома.
Когда Мериво вышел за пределы родного города, он почувствовал запах гари. Ему не нужно было вглядываться в невидимое или спрашивать нечистых духов, чтобы знать: Утто понял, о чём писал эти десять лет, и теперь он сжигает свой дом и свои книги. «Его сердце действительно стало парусом, сотканным из огня; теперь все его книги, его плоть, лицо и сердце - всё, всё, всё становится равновеликим пламени».
Мериво, сын Утто горько заплакал, сел на придорожную пыль, надорвал свои рукава и сказал:
- Да услышит Утто, сын Рида, пение звёзд.
Утто, сын Рида, из «Книги Ярчайших Огней» • (Приложение)
«Когда звёзды замешали глину, из которой они вылепили сердца смертных, - птиц и людей, - Ни, Высокопревознесённый, выступил вперёд и сказал:
- Кто из вас, мои братья-сыновья, даст от своего огня, чтобы сердца живых горели?
Вышел Ариво, старший среди братьев, звезда запада, начальник небесного хора, и сказал:
- Если дам я от своего огня всем смертным, они будут лишь петь, и вся земля станет как хрустальная твердь, и не будет от этого прока и пользы, но лишь боль и погибель. Но я уделю тем, кто должен петь среди смертных.
Вышел Тей-Герой, звезда юга, начальник небесного воинства и сказал:
- Если дам я от своего огня всем смертным, они будут лишь биться, пока все не погубят друг друга. Не устоит такой мир. Но я уделю от своего огня тем смертным, кто должен сражаться, кто будет брать в руки меч, копьё и стрелы; мужам, носящим палицы, и жёнам, искусным с клинками.
Вышел Зи, звезда севера, господин облаков и сказал:
- Дай мне, Ни, уделить от своего огня смертным. И тогда вечно они будут учиться и работать, не зная сна и отдыха, не ведая отступления и отчаянья. Они будут строить башни и сады, в вечном порядке, подобно прекрасному льду. Не будет им смерти, не будет им сна, но упорядоченная вечность.
Тогда вышел Ау, поражающий скрытым ударом и сказал:
- Дай мне, Ни, уделить от своего огня смертным. Будет дан смертным сон и бодрствование, мечты и тайны. Они будут знать и не знать, смеяться и плакать.
Когда Ни, Высокопревознесённый, выслушал всех их слова, он сказал:
- Плохо то, что ты задумал, Зи; хорошо, что ты задумал, Ау.
Тогда Зи, опечаленный и разгневанный отошёл от той глины, отправился к себе на север и сотворил своих человечков. Дети Зи не знали ни сна, ни покоя. В вечном порядке они учились и работали, славили мир и мироустройство. И ещё Зи сотворил нечистых духов и их лица, которые не лица.
Когда смотришь в зеркало ночью то видишь, как твоё лицо дребезжит и меняет очертания. Если хочешь узнать тайны, смотри долго, пока не перестанешь понимать, кого ты видишь. И тогда начни шептать слова, у которых нет смысла, слова на языке, который не язык. Продолжай смотреть отражению в глаза и ты увидишь, как оно перестаёт быть собой, но лицо начинает копошиться и скрестись в себе. Как оно распадается на другие лица, и как они сочетаются, чтобы породить новые лица. Лица, внутри лиц, лица, которые как переспелые ягоды лопаются и из них изливаются новые кричащие лица. И все они славят изначальный Огонь. Они подобны червям в иле, они непрестанно копошатся в болотной воде.
Ау, звезда востока, подошёл к той глине и запел перед ней, так, чтобы она ожила. Так и появились первые люди»
[ Первая часть (1 - 5) | Вторая часть (6 - 8) | Третья часть (9 - 13) ]