Время разбрасывать (продолжение)
Внеочередной кусок.
Начало тут
<...>
&ndash - Краевые эффекты зачастую интересней средних показателей, - говорит Григорич.
От его голоса сразу становится хорошо - как промерзшей залезть в горячую ванну.
В трубке потрескивает, словно кто-то зловредный на полпути между Москвой и Лиссабоном проверяет на прочность связь. За стенкой у соседей играет музыка - раза в два громче, чем требуют правила приличия и время суток.
- Как тебе поживается, дочь? - спрашивает Григорич - не для проформы, а оттого, что ему и в самом деле важно знать.
- Хорошо, - отвечает Сашенька. - Мне любопытно.
- Любопытно?
- Да. Идти в темноте это как играть на рулетке. Только вместо тридцати шести вероятностей гораздо больше. И числа не от одного до тридцати шести, а какие угодно. И вообще не по порядку.
- И вообще не числа.
- И вообще не числа, - хмыкает она. Тянется за сумкой, лежащей на подоконнике, роется в поисках сигаретной пачки, не находит; вспоминает, что не далее как шесть часов назад в сотый раз бросила курить; раздосадованно закатывает глаза. - Пока еще непонятно, до какого предела можно увеличивать единократную дозу. Но предположим, что нет предела. И ничто не мешает откатываться в прошлое все дальше и дальше. На десять лет, двадцать, тридцать, пятьдесят... До самого раннего детства, до самых первых воспоминаний. А если увеличивать дальше? Все? Начнется серая зона? Пустота?
- Ты меня спрашиваешь? Я не знаю. Что, нет? Не начнется?
- Я тоже не знаю. Но вдруг нет? Это же только предположение, что мы имеем дело с воспоминаниями - вернее, с оригиналами воспоминаний, с прототипами. Исходим из того, что прототипы лежат в полной сохранности, размазанные по сусекам коры головного мозга. А препарат стимулирует мозг их активировать. Каким образом стимулирует, мы тоже не имеем четкого представления. С животными очевидная проблема - отсутствие обратной связи; а среди людей, как ты понимаешь, отыщется не много добровольцев дать согласие на вживление электродов в самое, так сказать, святая святых.
- Я бы точно не дал.
- Я бы тоже.
Он смеется.
- Договорились. Так что, ты говоришь, не воспоминания?
- В первой группе был один, который уверял, что видения, полученные во время сессий, не принадлежат его памяти. В этой группе уже два таких случая. Отчетливые, яркие, мелко детализированные картины, которым неоткуда взяться в памяти. Это как-то надо объяснить.
- Откровенно говоря, первым приходит в голову простейшее.
- Что?
- Воображение.
- Может быть. Может быть. Я понятия не имею, что и как там происходит. У меня нет даже собственного опыта, чтобы сравнить. Но у Вадика, вот, есть. И он говорит: ни с чем не спутаешь. Абсолютно ни на что не похоже.
- Но исключения же об этом не знают.
- Да, правда... И все-таки жуть как хочется посмотреть, что будет дальше. Ни секунды не удивлюсь, если все окажется больше и безумней, чем представляется сейчас.
- Да, очень интересно. Хотя, честно признаюсь, не очень представляю, какой практический смысл вытечет из этой разработки. Вот психиатрам, наверное, откроется золотое дно. Начнут вытаскивать подавленные воспоминания, как рыбку спиннингом... А с философской точки зрения твои смелые предположения, кстати, ничему не противоречат. Время - прошедшее, нынешнее, предстоящее - это условная категория. По сути, время - это непрерывная причинно-следственная цепь, каждое звено которой минимальная событийная точка, инстанс. Каждая точка, помимо информации о себе самой, содержит скрупул информации о соседней - поскольку выведена из нее или, наоборот, ее из себя выводит. Если смотреть на это в таком ключе, перемещение по цепи не может ограничиться индивидуальными событиями. Последний из личных инстансов-воспоминаний все равно содержит в себе связь с предшествующим или последующим - смотря с какой стороны он последний - при том, что этот самый следующий уже личным инстансом не является. То есть, рассуждая формально, ничто не препятствует выйти за границы персональных воспоминаний - бесконечно далеко как в сторону прошлого, так и в сторону будущего.
- Какой ты у меня умный, Григорич, - с искренним восхищением говорит Сашенька, - Когда я с тобой общаюсь, всегда жалею, что не гуманитарий.
- Мне очень приятно, что моя дочь мной гордится, - отвечает Григорич. - Ты смотри все же, осторожней там. Помни о судьбе Склодовска-Кюри.
- Всегда, - заверяет Сашенька.
Склодовская-Кюри была полноценным ученым, а не паршивым лаборантом. Кроме того, замужем. Испытывая острую нехватку никотина в крови, Сашенька смотрит на жизнь мрачно. В обычном состоянии ей это не свойственно. В обычном состоянии она счастливый человек. Много ли найдется людей, могущих это сказать о себе? А она может.
Сегодня вот для счастья просто не хватает сигарет.
- Похоже, наш приятель - контрамот, - объявил Вадим, закинув в рот мандариновую дольку.
- В каком смысле? - холодно поинтересовалась Сашенька.
- В том самом. Все остальные вспоминают прошлое, а он видит будущее.
- Кто?
- Этот. Кошмарик.
Кошмариком Вадим поименовал Сашу Агапова. Надо признать, Агапову прозвище идет.
Контрамот - это из какой-то книжки, припомнила Сашенька. Человек, двигающийся в обратном потоке времени.
Ничему не противоречит, сказал вчера Григорич. С философской точки зрения.
- А как стало понятно, что будущее?
- Обратил внимание на календарь на стене. Он обратил, само собой, не я.
- И какой там был год?
- Тридцать третий.
- Две тысячи тридцать третий?
- Нет, - сказал Вадим ядовито. - Тридцать третий от рождества Христова.
- Интересно, - призналась Сашенька. - Ты Виквику сообщил уже?
- Придет - сообщу.
Вадим покачался на носках, разглядывая потолок.
- А ничего так, да? Нехилый поворотец был бы, однако...
Сашенька молча пожала плечами и отвернулась к монитору. Разговор поддерживать не хотелось. В конце концов нет же никаких оснований откидывать простейшее объяснение. То есть воображение.
Виквик считал так же. Поэтому он отделил Агапова от группы и предложил ему удвоенные часы посещения в обмен на удвоенную же материальную компенсацию. Агапов согласился - так равнодушно и отстраненно, как будто ему было все равно, чем заниматься. Сашенька смотрела на него и не понимала: что он за человек?.. Она так и не сказала ему, что они когда-то вместе учились. «Он же вспоминает будущее, до прошлого ему нет дела», - подумала она язвительно.
Если бы разовую дозировку ничто не мешало бы увеличивать беспредельно, как сказала она тогда Григоричу, было бы интересно посмотреть на результат. Так вот если бы ничто не мешало ее сколько угодно уменьшать, результат мог бы оказаться не менее впечатляющим.
- Фигня вопрос, - подтвердил Вадим, отчего-то в последние дни хмурый, как туча. - Как экстрасенсов проверяют: написал, положил в конверт, запечатал. Накормил чувака препаратом, тот сбегал вперед, заценил, что там обнаружилось внутри, вернулся, отчитался. Как два пальца об асфальт. А сейчас, чтобы проверить такую элементарщину, надо ждать десять лет. Ну, пять. Ну, даже четыре.
- Ага, - сочувственно сказала Сашенька. - Так бы сразу можно было лотерею выиграть, а так придется ждать несколько лет.
- Соображаешь, - подмигнул Вадим. - Но мелко мыслишь. Лотерея - фуфло. Надо действовать по-крупному. Акции, инвестиции, мировые экономики.
- Мировое господство, - поддакнула Сашенька.
Ну да, сказала она себе. Вот он, ключ всеобщих детских хотений жить не в своем времени. В прошлое со знанием о составе пороха, из будущего результаты ближайших скачек. Желание набрать очков на обходе правил, невинный мухлеж. Впрочем, кто его знает, какой он невинный.
Уж лучше бы Агапов и в самом деле банально триповал, подумала она неожиданно. Или и вовсе врал для привлечения внимания.
Виквик велел записывать самые микроскопические подробности, не пренебрегать ни одной крупицей информации, задавать тонны наводящих вопросов. Имена, названия улиц, торговые марки, автомобильные номерные знаки, любые указания на место и дату происходящего... Запись Агаповских отчетов занимала теперь втрое больше времени, поэтому Вадим теперь работал исключительно с ним, а Вадимова часть группы перешла к Сашеньке. В помощь ей Виквик дал аспирантку с психкафедры, которая, похоже, вообще не понимала, какого рода исследования они тут проводят, и от общей забитости стеснялась обращаться за дополнительными разъяснениями.
Виквик носился, как зайчик-энерджайзер. Вознамерился получить все гранты мира. Судя по нежному сиянию его глаз, кое-какие подвижки на пути уже намечались. «Здесь требуется совершенно другой масштаб, - бросил он, шевельнув бровями-крыльями. - И темпы. Скорость не менее важна, чем тщательность. Мы не можем позволить себе роскошь дать другим опередить себя. Это, в конце концов, дело и национальной важности».
В результате так сочли и другие. В один прекрасный день выяснилось, что проект представляет интерес не только и не столько для научных кругов. «Две новости, - объявил Виквик. - Первая: по всей видимости, у нас появятся новые источники финансирования. Вторая: скорее всего, на какой-то срок степень публичности исследования будет довольно жестким образом ограничена».
- Насколько жестким? - спросила Сашенька.
- Практически максимально.
Практически максимально. Но зато новые источники финансирования. Предполагалось, что второе перевешивает первое.
- Это что, федералы нами заинтересовались? - полюбопытствовал Вадим. - Президентская комиссия? Минобрнауки? Внутренних дел? Безопасности? Служба внешней разведки? Наркоконтроль?
- Нельзя ли прекратить цирк? - спросил Виквик, досадливо поморщившись.
На вопрос, однако, не ответил. В начале недели все, включая испытуемых и аспирантку, подписали обязательство не разглашать, не обнародовать, не обсуждать с посторонними лицами. «Мы теперь, считай, режимное предприятие, старуха», - прошептал Вадим, глумливо ухмыляясь. Сашеньке было искренне непонятно, почему перемены вызывают в нем такое веселье.
Копию материалы по Агапову (транскрипты бесед и краткий общий обзор с предварительными выводами) Виквик передал на изучение новоявленным кураторам. Еще неделю функционировали по обычному графику, после чего пошли первые тревожные звоночки. Для начала кураторы запросили время для беседы.
- Со мной? - спросил Вадик.
- С тобой тоже, - хмуро ответил Виквик, энтузиазм которого по поводу так удачно и неожиданно открывшихся горизонтов начал чуть заметно спадать. - И с тобой, - повернулся он к Сашеньке.
- Зачем? - удивилась она. - Я же с ним не работала.
- Ты в любом случае не сторонний наблюдатель. Важно любое компетентное мнение непосредственного участника тестирования.
Виквик снял очки и потер ладонью лицо. В другой момент Сашеньке стало бы приятно, что он назвал ее мнение компетентным, но в данном конкретном случае она предпочла бы остаться в тени.
- А кто все-таки нас будет... опрашивать? - осведомилась она. - Или это секрет?
- Да почему же секрет, господи боже мой, - устало выдохнул Виквик, снова надевая очки. - Что вы как дети... Исследование получило поддержку Государственной комиссии по инновациям и развитию научно-технологического комплекса Российской Федерации. Для того, чтобы выделить средства под программу, им прежде всего нужно составить как можно более полную картину. Вы же понимаете, что такие вещи не делаются вслепую.
- Инновации-хреновации...- тихо пробурчал Вадим за Сашенькиной спиной. - По-немецки цецки-пецки, а по-русски ФСБ.
- Лучшее средство борьбы с паранойей - критический подход, - мстительно сказала ему Сашенька.
- ... а по-русски ГРУ ГШ, - зловеще прошипел Вадим в самое ее ухо, так что стало щекотно.
Она не выдержала и фыркнула. Виквик закатил глаза и вышел не попрощавшись.
Беседа много времени не заняла. На вопросы отвечал в основном Вадим, Сашенька изредка вставляла свои пять копеек, чтобы не быть бессловесным статистом. Представитель комиссии ей, скорее, понравился - кругленький, лысеющий дядька, прикостюмленный, спокойный, как удав. Слушал очень внимательно, кивал, внимая компетентному мнению непосредственных участников со всем прилежанием и тщательностью. Впечатления научного работника не производил, и, по всему, таковым не являлся. Разговор был почти светским: «А что вы считаете?», «А как вам показалось?», «Каково ваше впечатление?»
- А почему такой эффект - вы уж простите, не знаю вашей терминологии, так что, с вашего позволения, по-обывательски назову его ясновидением - наблюдается только у одного из всех?
- Пока трудно сказать, - уклончиво сказал Вадим. - Почему у одних людей на какой-нибудь конкретный медпрепарат благоприятная реакция, а у других аллергическая?
Представитель комически развел руками, став похож добродушного мультяшного Винни-Пуха:
- Так я-то и не знаю. Это вы мне скажите - почему.
- Индивидуальные особенности. Сбой иммунной системы.
- То есть вы хотите сказать, что у вашего подопечного разновидность аллергии? И вместо того, чтобы заглядывать в прошлое, как все остальные, он смотрит в будущее? Так надо понимать?
Вадим покосился на Сашеньку, словно ища у нее помощи.
- Я хочу сказать, что индивидуальные особенности организма сплошь и рядом не имеют готового объяснения. То есть, бывают, конечно же, типические, а бывают редкие...
- И эта особенность как раз из таких редких?
- Мы не знаем, - подала голос Сашенька, поскольку представитель зачем-то перевел взгляд на нее. - Это же только вторая группа. Какая тут может быть статистика? Может быть, он такой один на десять, а может, один на миллион. А может быть, вообще такой один...
Представитель задумчиво покивал, посерьезнев и мгновенно утратив сходство с Винни-Пухом.
В общей сложности разговор занял сорок минут. С самим Агаповым представитель беседовал отдельно, и на это ушел весь остаток дня.
Под вечер Сашенька столкнулась с ним у лифта - с Агаповым, а не с представителем. Она выходила покурить (решимости бросить в очередной раз хватило на неделю) и, возвращаясь, замешкалась в коридоре, нашаривая в сумочке телефон.
- Привет, - сказал Агапов.
Сашенька повернула голову. Он стоял у окна, привалившись боком к стене, почти сливаясь с ней цветом.
- Привет, - ответила Сашенька.
Дверь лифта закрылась, он шумно уехал вверх. Наступила тишина. О чем было говорить, представления у Сашеньки не имелось.
- Ну как все прошло? - спросила она неловко.
- Нормал, - сказал Агапов равнодушно. - Жал инфу, как из губки. Фотки показывал: этот? не этот? Какие надписи на стенах, какие имена... Его конкретный эпизод сильно, походу, завел. Один из первых, что мне вштырились... В самом начале еще... Там фамилий как раз много русских называл мужик, небось, пара интересных проскочила...
Телефон в Сашенькиной сумочки коротко пискнул, сигнализируя о прошедшем платеже. Агапов зевнул и замолчал.
- И что? - спросила Сашенька торопливо, испугавшись, что он сейчас уйдет.
- Ну чего «что»... Я же не вывернусь наизнанку. Все, что знал, и так рассказал, чего... Под финиш, короче, он меня похвалил за старания, попел про уникальность и шансы, подавил на сознательность...
- А ты? - обращение для «ты» оказалось неожиданным для самой Сашеньки, но исправляться она уже не стала.
- Мне пофиг, - сказал Агапов. - Надо помочь, могу помочь. Может, теракт предотвращу, чё.
Он оторвался от стены, пошаркал ногами. Волосы у него были примятыми, будто со сна. На щетинистой щеке красовался прыщ.
- Ладно, я двинул, - объявил он, нажимая на кнопку лифта.
Сашенька не стала дожидаться, пока лифт придет.
«Какие у него такие индивидуальные особенности?» - подумала она почти с неприязнью.
На лестнице было холодно; от голода бурчало в животе; сигарета показалась кислой.
Пока Сашенька курила, на телефон капнула смс от Першникова. Преисполненная дружелюбия и смайликов, как будто они были друзья неразлейвода.
Сашенька не удостоила его ответом.
Когда она вернулась, выяснилось, что с четверга весь дружный коллектив перебирается в Тушино. В филиал, туманно сказал Виквик. Ни Сашенька, ни даже Вадим не спросили в какой.
- До окончания тестирования, - сказал Виквик. - Добираться далековато и неудобно, так что в принципе будет осмысленнее на время переехать в общежитие. И сотрудникам, и группе. Условия, как нас заверили, более чем хорошие. Уровень высококлассного дома отдыха.
- Дом отдыха - это чудненько, - вкрадчиво сказал Вадим. - Но я вообще-то человек семейный. Мне ребенка в школу каждое утро возить. Так что я помучаюсь.
- Я тоже не могу перебраться, - торопливо добавила Сашенька. - Это же не обязательное требование?
- Да нет, - Виквик поморщился, как от зубной боли. - Это же не тюрьма... Просто в наших общих интересах закончить этап как можно более в сжатые сроки и с наилучшей отдачей.
- Виктор Викентьевич, - промурлыкал Вадим. - Наши общие интересы все же чуть шире, чем... эээ... этап.
- Честно говоря, Вадим, - сказал Виквик. - Я предпочел бы, чтобы они у тебя на какой-то период сузились. Мы не в игрушки играем.
- Да я понял.
- Ну и замечательно, - подытожил Виквик.
Он перевел взгляд на Сашеньку, и она поспешно кивнула, показывая, что тоже, тоже все поняла.
На новом месте в работе основной группы мало что изменилось - если не считать того, что она теперь явным образом перестала быть основной. Акцент целиком сместился на «аномального» Агапова, и вокруг него, как в детском стишке, - все вертелось, и крутилось, и неслось кувырком. Пару раз Вадим подвозил Сашеньку до метро (пока ее «пежо»нчик окраса Bleu Montebello стоял на приколе в сервисе) и по верхам вводил в курс дела.
Наращивать дозировку перестали - наоборот, откатили до минимальной. Помимо самих сессий и отчетов о них, Агапова пытались обучить приемам контроля сознания - чему-то, по словам Вадима, в стиле техники управляемых сновидений.
- Он сейчас болтается как попало, а им нужно, чтобы он мог сосредоточиться на важных вещах. Чтобы мог зайти в нужную дверь, послушать нужных людей...
- А это возможно? - поразилась Сашенька.
- В какой-то степени, видимо, да. Во всяком случае, результат всегда получается разный. При том, разумеется, что вообще невозможно же сказать, когда мы имеем дело с одним и тем же сегментом, а когда с разными. Не всегда же висит на стене - или, там, на мониторе - календарь... Но теоретически почему нет? В этом же случае работает не память, а хрен знает что, так что мы не то чтобы прокатывали какой-то строго зафиксированный кусок. Ну значит и свобода большая...
- Мне уже кажется, что это и вообще не память, - осторожно сказала Сашенька.
- В смысле, и у остальных? А что?
- Предположим, метки. Сигнальные маячки - ну я не знаю, скажем, электромагнитные, почему нет - по которым сознание может передвигаться туда-сюда. В обычном состоянии эта способность мозгом подавляется, а препарат ее раскрепощает. Они же постоянно переживают что-то, чего непосредственно в памяти не сохранилось... Одна из девочек позавчера просмотрела целый полнометражный фильм практически про абсолютно незнакомого дядьку, которого она в жизни не видела - при этом не наблюдала в кадре то что себя саму, но и вообще ни одного знакомого лица. Можно списать на «восстановленный объем» затертого воспоминания, можно на воображение - мы в конце концов все на него списываем, вот уж палочка-выручалочка...
- А еще на что? На трансперсональное бессознательное?
- На траснперсональное что-нибудь... Вроде доступа к единой базе данных. Собственная память в этом случае просто дает ориентиры для перемещения. Но, наверное, можно обойтись и без них. Перепрыгивать далеко за пределы воспоминаний - вперед, назад, вбок... куда угодно...
- Поэзия какая-то, - сказал Вадим, но без напора. - Хотя вообще мне мысль нравится. Но я тут давно не на своем поле. Я, мать, понимаешь ли, фармакологические свойства намеревался исследовать, а не метафизические. По метафизическим я, честно, не больно-то копенгаген.
Он раздраженно гуднул подрезавшей «королле», тяжело вздохнул.
- На дорогу в оба конца больше двух часов выходит. Либо правда перебазироваться в Тушино надо, либо увольняться к едрене фене.
- Тебя не отпустят сейчас, - сказала Сашенька.
- Не отпустят - сами прорвемся, - буркнул Вадим и без перехода вернулся к прежней теме: - С Кошмариком главная загвоздка, что он не может передавать содержание разговоров. С визуалом худо-бедно, там препятствий меньше, да он при всем при том и рисует неплохо - если там лицо набросать, то-се... А с аудиалом - йок... Если говорят по-русски, или просто слова знакомые проскакивают - а их на самом деле не так мало, как может показаться, он передает, старается, а в целом - из штанов же не выпрыгнешь. Когда язык незнакомый, он, считай, все равно что белый шум. А им, конечно, вынь да положь именно болтологию.
- Ну и что? Будут обучать?
- Что, языку? Да ну ты хватила... Это им проще подождать, пока своим чередом нагонится и прослушку поставить. Смыслу-то... Нет, они комбинаторикой занимаются. Транс сейчас слишком глубокий, не достучаться. Пробуют нащупать, как глубину слегка уменьшить без потери вивидности. Тут не столько нужное средство важно, сколько его сочетание с препаратом. Риталин вот вроде хорошо пошел...
- Его еще и накачивают амфетаминами?
- Ну. Чтоб я так жил, - Вадим оглушительно чихнул и выругался. - Ленка грипп из школы притащила, слегла; теперь, похоже, я следующий... Кто б мне риталинчику отсыпал для бодрости...
- А я не понимаю, что это даст? Не тебе. Ему, я имею в виду...
- Ну что даст, что даст. В идеале, обратную связь. Большую степень контроля. Лучший способ управления любым сновидением - прямой. «Иди туда, загляни сюда...» Может, удастся добиться, чтобы он надиктовывал им все, что слышит, прямо по ходу сессии.
- Ерунда, с какой стати это удастся? Аудирование же нарабатывается, а не берется с потолка. Без этого как был белый шум, так и остается... Что он, по волшебству все воспроизведет?
- Ну Викентьич же не переставая дудел, что мозг пишет данные, как они на самом деле есть, а потом уже начинает перетирать и перепрошивать. Значит, как бы на входе-то должно идти без искажений.
- Но это же невозможно с любой...
- Ну а ко мне-то какие претензии? - перебил ее Вадим свирепо. - Мне твой ликбез как собаке пятая нога. Чего ты меня просвещаешь? Я уже к самому тесту практически допуска лишен. Одни медпоказатели снимаю и в таблицу свожу. И чайник ставлю. Как секретарша.
- А если они в результате своей комбинаторики его вовсе угробят, к тебе тоже никаких претензий? - вдруг разозлилась и Сашенька. - Это же не он должен оценивать риск, а мы. Он же без понятия.
- Заткнись, а, - сказал Вадим раздраженно. - Что ты трагедию разыгрываешь тут? Никто его за уши не тащил ни в чем участвовать. И никто его не собирается гробить. Он для всех как золотой теленок, его на руках сто лет будут носить.
Они уже минут пять как стояли у метро, поэтому Сашенька просто вышла - из машины и из разговора, успешно подавив желание хлопнуть дверью на прощание.
После этого вечера она дала себе установку выкинуть «агаповскую» часть тестирования из головы. Пежончик из сервиса был забран, с Вадимом общаться почти не приходилось - они находились на разных этажах и практически в разных концах здания, так что случайного пересечения можно было не опасаться, а пересекаться специально она не собиралась.
Ей вдруг перестало быть любопытно. Рассказы группы стали окончательно казаться тоскливой нудьгой. Надежды на трансперсональность воспоминаний все еще не получали весомого подтверждения - если хронологический поток причин и следствий и был общим для всех разумных обитателей Земли, свободно черпать оттуда пока не получалось. «Да чего уж Земли, - саркастически хмыкала про себя Сашенька, словно пеняя себе самой за избыточную мечтательность. - Вселенной! Единый межгалактический пул моментов времени! Налетай, торопись!..» Увеличение дозировки уперлось в верхний предел. Все, что шло сверх, не давало никаких результатов. Транса попросту не наступало - испытуемые бесплодно томились в креслах, зевая и ерзая. Отставной подполковник всякий раз успевал вздремнуть, но в качестве отчета не мог предоставить даже пересказа сновидений - за отсутствием таковых. Сашенька чувствовала себя Алисой, сидящей перед дверью в Страну Чудес. Алиса была большая, а дверь маленькая. А пузырек «выпей меня» работал только чуть-чуть - недостаточно, чтобы позволить пройти в заманчивый волшебный сад.
Снова звонил Першников. Он, наверное, действительно жаждал поддерживать дружеские отношения - без всяких задних мыслей, искренне считая, что неудавшаяся совместная жизнь не повод расходиться как в море кораблям; но от этого было только тошнее. Сашенька про себя клеймила его идиотом и продолжала сбрасывать звонки. Чувствуя себя при этом ужасно и мерзостно одинокой. В горле вставал тяжелый ком, как будто она поперхнулась куском мокрой глины. Хотелось раздобыть пузырек «выпей меня» и уменьшить себя как можно сильнее; как можно дальше. В самое начало. Чтобы выбрать там совсем другие буквы и совсем другой порядок - на этот раз настоящий, правильный, в который она вписалась бы так естественно и точно, как если бы он изначально строился вокруг нее.
Это была хандра и упадок сил. Они порождали апатию и дурные предчувствия.
Тушинский «ящик» был неприятен до желудочных коликов. На Сашеньку всё действовало угнетающе - начиная от пронзительной, хирургической голубизны света в вестибюле и кончая ежедневным кропотливым досмотром сумочки на выходе. Новую группу, как обмолвился Виквик, предполагалось набирать из «своих» (то есть из солдатиков, догадливо заключила посмотревшая все-таки в своей жизни не один голливудский фильм Сашенька) - с целью выявить побольше исключительных случаев а-ля Агапов. Еще месяц назад Сашенька бы обрадовалась, что исследованию дают зеленый свет, а сейчас только с отвращением подумала, что в ненавистном Тушино они, похоже, застряли надолго.
- А как там дела, Виктор Викентьевич? - спросила она кисло, словно вопрос из нее вытягивали клещами.
- Прекрасно, деточка, - сказал Виквик так же невесело. - Непросто, конечно, но результаты очень интересные. Можно смело утверждать... - он прервался. В трубке было слышно, как он говорит кому-то: «Нет, нет, я обязательно буду». Потом наступила недлинная пауза. Потом он громко воскликнул: «Подождите», и повесил трубку, так ничего смело не утвердив.
Под конец дня Сашенька решила наведаться к Вадиму. Вместо Вадима ее встретил незнакомый мужчина с квадратным лицом в очках с линзами такой толщины, что под ними было не разглядеть глаз. Сашенька растерялась, оробела и промямлила, что, мол, коллега... хотела узнать, все ли в порядке... и, ну, вообще...
- Они ужинают, - сказал очкастый. Он не выказал и следа приветливости, но и враждебности не проявлял. Просто преграждал дорогу и ждал, когда Сашенька уйдет. Она пробормотала «простите» и ушла.
Она не спросила, «они» - это Вадик и кто; и не разглядела за широким плечом очкастого, находился ли кто-то еще в комнате. Проанализировав собственное разочарование, Сашенька неожиданно осознала, что на самом деле она приходила навестить на Вадима, а непосредственно Агапова; и интересовало ее не тестирование, а непосредственно Агаповское состояние. В глубине души было тревожно и неловко, словно она его подставила или вовсе предала. Феноменальная глупость и несправедливость по отношению к себе, учитывая, что Агапов свалился в состав группы как снег на голову и даже не удосужился ее, Сашеньку, до сих пор узнать.
Наверное, вместе с Вадиком жрет сейчас котлету с картошкой, подумала Сашенька, пытаясь отделаться от беспокойных мыслей и ощущения идиотской вины. Жрет, ржет и прекрасно себя чувствует.
Что с ним может случиться? Он же золотой теленок. Его на руках носят.
<...>
Сыграли темы chingizid "Сон наяву, но не наяву" и "Приближаясь, знакомец становился все менее незнакомым, хотя часто бывает наоборот",