Башня. Новый Ковчег-6. Глава 34. Павел
- Ну ты что, Паш, забыл что ли? - Марат повернул к нему лицо, и его бледные, бескровные губы сморщились в подобие улыбки. Павел с недоумением смотрел на друга. До него никак не доходило, о чём это Марат. Какой розыгрыш?
Руфимов всё ещё торчал в его кабинете. Упрямо сидел, отказываясь возвращаться в организованный Анной лазарет, хотя по большому счёту в его присутствии не было никакой необходимости. Пробный запуск реактора шёл на удивление гладко, отчёты, которые постоянно приносили с места испытаний, показывали, что параметры в норме, и это была их победа. Причём победа в первую очередь самого Марата, ведь это он запустил процесс, это на его долю выпало самое трудное: начать то, что на практике никто из них ещё не делал. Поэтому и не мог сейчас Руфимов уйти. Вернуться к душным, пропахшим лекарствами простыням и подушкам. И Павел его прекрасно понимал. Понимал и не гнал от себя. Знал, каково это - когда лежишь беспомощный, а дело твоей жизни движется без тебя.
Выглядел Марат неважно - на уставшем лице ни кровинки, кожа, обычно смуглая, приобрела нездоровый серый оттенок, щёки впали, и на них глубокими бороздками, с яростной отчётливостью проступили морщины. И только глаза, неестественно большие, чёрные, горели прежним молодым азартом. Этот взгляд подбадривал Павла, давал опору, ощущение надёжного тыла, так необходимого ему сейчас.
В углу, притулившись к краешку стола, сидела и Маруся - её Павел сам попросил быть здесь, рядом с ним. В эти тревожные минуты она и Марат были его руками и его глазами. Они просматривали отчёты, вносили при необходимости корректировки, в спорных случаях советовались с Павлом. Он подключался, но понимал, что полностью погрузиться сейчас в обкатку реактора не в состоянии - мыслями он был там, наверху, где шла борьба за Южную станцию, где воевали и погибали люди, поверившие ему, вставшие на его сторону. Где действовал Борис. Где теперь была его дочь. Вся информация стекалась сюда, и Павел прирос к телефону, а когда аппарат замолкал, он не находил себе места от беспокойства и тревоги.
Ситуация менялась каждую минуту. За успехами следовали неудачи: гибель Володи Долинина - её он воспринял особенно тяжело, - а следом, словно обухом по голове, весть о том, что отряд, посланный за Никой, оказался блокированным в лифте, так и не добравшись до больницы. Павлу стоило большого труда взять себя в руки. Натянуть на лицо привычную непроницаемую маску.
Потом неизвестно откуда-то всплыл полковник Островский, бывший начальник следственно-розыскного управления. Что там произошло между ним и Борисом, Павел так до конца не понял, в подробности вдаваться не стал - не до этого было. Островский перехватил командование и, надо признать, справлялся с этим делом не хуже Долинина: быстро и чётко собрал всю информацию, организовал своих ребят, вник в обстановку с помощью Славы Дорохова и майора со смешной фамилией Бублик и теперь руководил переворотом так, словно был рождён для этой роли.
Но положение их тем не менее по-прежнему оставалось тяжёлым. Пропавшая Ника, появление Ставицкого на Южной станции, явный переход на его сторону Васильева, отчаянно сопротивляющийся гарнизон и ультиматум, зловещий ультиматум, который час назад озвучил Павлу его сумасшедший родственник. В какой-то момент даже закралась трусливая мыслишка: а, может, оно и к лучшему, пусть всё закончится, вот так, сразу. Он нечеловечески устал, удерживая в голове одновременно и пробный запуск реактора, и данные о слишком быстро опускающемся уровне океана, и бои на Южной, и перемещения Бориса. От недосыпа и напряжения информация путалась, смешивалась в голове в один пульсирующий комок боли, и главной, основной нотой в этом гудящем, вибрирующем клубке была мысль о дочери - два трупа в той больнице, а Нику нигде не нашли. Где она? Что с ней? Сбежала? Прячется? Или угодила в чьи-то враждебные руки?
Как, откуда она вдруг появилась рядом с Борисом, Павел понял смутно. Но услышав родной голос, он почувствовал, как пульсирующий комок стал растворяться, подобно куску льда, брошенному в стакан с горячим чаем. Он снова обрёл способность соображать, мысли вернули форму, стали послушно выстраиваться в логические цепочки. И сдаваться на милость своего кузена он передумал. Нет уж, господин Верховный правитель, или как там ты себя титуловал, мы ещё поборемся, ещё непонятно, чья возьмёт…
- Ну же, Паша? - Руфимов вопросительно смотрел на него.
- Я, разыграл? - переспросил Павел, сосредотачиваясь и пытаясь вникнуть в то, о чём говорил Марат. - Когда разыграл?
- Ну ты даёшь. Наше первое самостоятельное дежурство на Южной. Помнишь? Рощин тогда ещё пообещал нас вытурить обоих, если мы хоть где-нибудь лоханёмся…
Рощин, начальник Южной станции, куда перевели Савельева, Руфимова и ещё нескольких инженеров и техников, специалистом, конечно, был отменным, но вот человеческие его качества оставляли желать лучшего.
Павлу казалось, что Рощин их - всех их, кто пришёл на Южную с разрушенной Северной - недолюбливает. Не доверяет. Считает причастными к гибели станции. Не уберегли, придурки косорукие, бездари, теперь сюда пришли вредить - эти презрительные слова Павел отчётливо читал в выцветших, светло-голубых глазах своего нового начальника. Марат чувствовал тоже самое и переживал не меньше, чем Павел.
- Да бросьте, - утешал их Виталька Васильев, взявший над ними обоими негласное шефство. - Старик со всеми такой. Он и на нас-то, как на говно, смотрит. Гоняет всех, как собственных рабов.
Виталька был прав, конечно. На Южной, в отличие от Северной, без дела никто не сидел. И если Рощин вдруг замечал, что кто-то, по его мнению, прохлаждается, разговаривает или, не дай бог, лясы точит, он тут же нагружал незадачливого работника дополнительными обязанностями - сверх положенных. Савельеву и Руфимову доставалось особенно.
Бешенный ритм работы не мог не сказаться. Они сверхурочили, бегали по станции, как настёганные, взмыленные, потные - острый, резкий запах пота намертво въелся в поры, - перекусывали наспех и чем попало и, самое главное, недосыпали. Павлу в те дни казалось, что если бы ему позволили, он бы проспал без передыху неделю. Хотя на самом деле всё было ровно наоборот. Усталость отражалась на нём не лучшим образом - придя со смены и бросив обессиленное тело на кровать, он долго не мог уснуть, лежал, пялился в потолок, с ненавистью слушая тонкий свист спящего на соседней койке Селиванова.
Марату в этом плане было легче. Он обладал счастливой способностью спать, что называется, на ходу. На стуле, прислонившись к стене, в длинной очереди в столовой - для Руфимова не было неудобных положений, он мог вырубиться, где угодно и когда угодно.
Так вышло и в тот раз. Они остались вдвоём в главной щитовой, и не прошло и получаса, как Марата сморило. Убаюканный ровным гудением приборов и мерно сменяющимися показателями на мониторах, Руфимов задремал, уронив голову на стол. И глядя на безмятежное лицо товарища, Пашку как чёрт дёрнул…
- Ну вспомнил? Это было в ночную смену. Я заснул тогда, - в глазах Марата мелькнули озорные искорки, он как будто помолодел. И Павел, несмотря на всю неуместность ситуации, не смог сдержать ответной улыбки. Конечно, он вспомнил. И даже понял, куда клонит Руфимов.
- Точно. Ты сопел, как младенец, а я… Марат, думаешь, если и сейчас?..
Маруся, просматривающая последние распечатки, подняла голову, уставилась на них с интересом.
- А почему бы и нет? Я же попался.
- Эй, вы там, друзья-приятели, - послышался из аппарата насмешливый голос Литвинова. - Мы тут вам не мешаем? Может, просветите нас, насчёт того, кто кого тогда разыграл, и какое отношение эта давняя история имеет к той заднице, в которой мы тут все оказались?
- В общем, - Павел согнал с лица идиотскую улыбку. - Розыгрыш, конечно, тот был глупее не придумаешь, но он на удивление сработал. Нас тогда с Маратом оставили на дежурстве, в главной щитовой, как раз там, где сейчас Ставицкий с Васильевым сидят. Марата сморило. А я, молодой дурак, пошутить решил. Вышел потихоньку, забрался в резервную щитовую, залез в настройки главного компа и переключил режим работы турбины на учебный. В смысле индикацию на мониторах поменял. То есть сама-то турбина как работала, так и продолжала работать, а на экранах отображались забитые вручную значения. Ну и я там от души повеселился. Сначала у меня турбина как бы в разгон ушла, вылетела на запредельные параметры, а потом типа по инерции стала крутиться…
- Я чуть со страха коньки не отбросил, - усмехнулся Руфимов, перехватывая нить рассказа. - Глаза продрал, Пашки нет, а на приборах… Гляжу на экран, а там с турбиной хрень какая-то творится. Ни черта непонятно. Судя по показателям - то ли сейчас рванёт, то ли уже рвануло. Понимаю, что быть такого не может. Генератор работает, давление, температура… всё в норме, только турбина крутится, как ненормальная, а потом гаснуть начала. Я к компу, потыркался, так и эдак, решил сбросить, думал - глюк. Ничего не сбрасывается. Перепугался до чертиков, бросился к самой турбине. Всё, думаю, проспал аварию, всех подвёл…
- А я ребят-техников тогда подбил. Они проследили, увидели, что Марат из щитовой выскочил, как ошпаренный, глаза безумные, волосы торчком. И вниз, на третий ярус, к турбине. А я по-быстрому всё на место вернул и в главную щитовую, Марата ждать.
- Скотина, - беззлобно влез Марат. - Я тогда чуть не поседел. Думал - всё.
- Спать на дежурстве не надо, молодой человек, - Павел ухмыльнулся, взъерошил волосы, поймал взгляд Маруси - та едва сдерживала смех. - В общем, прибегает обратно Марат, в полной прострации, глаза выпучены, несёт ахинею, а я сижу, как ни в чём ни бывало. Куда это, спрашиваю, ты сорвался во время дежурства, я тут по нужде на пару минут вышел, вернулся, а тебя нет. Марат, понятно дело, мне про турбину, а я такой: ты часом не чокнулся? На приборы ему показываю, а там всё ровно. Он так и сел. Воздух ртом хватает… А я ему: не хрен спать на работе, кошмары сниться будут…
- Я и говорю, скотина ты, Паша, - закончил Марат. - Чуть друга в сумасшедший дом не отправил. Я когда понял, что эта сволочь меня разыгрывает, чуть по морде ему не двинул. И зря не двинул, надо было по уму.
- Мда-а-а, - Борис даже не скрывал иронии, и Павлу почудилось, что он услышал тихий смешок Ники.
- Марат Каримович, Паш, а об этом потом узнали? Вы рассказывали кому? - живо поинтересовалась Маруся. Павел слегка смутился - вспомнил, как час назад сидел со строгим видом, сурово хмурил брови, когда она рассказывала про свою авантюру с дверью на технический этаж. Нашёлся тут морализатор. Нравственный ориентир.
- Нет, конечно, - ответил за Павла Марат. - На нас Рощин тогда и так косился, а узнай он про Пашкину выходку, вышиб бы нас со станции в два счёта. И разбираться бы не стал.
- Значит, если я правильно вас понял, вы хотите провернуть сейчас этот фокус? - спросил Борис.
- А у нас есть другие варианты? - Павел снова стал серьёзным. Посмотрел на Руфимова. - Думаешь получится это с Васильевым? Поверит он?
- Поверит, - уверенно сказал Марат. - Рванёт турбину смотреть, как миленький. Или пошлёт кого-то.
- Да некого тут посылать, - вмешался Борис. - По нашим данным всех эвакуировали. Станция как вымерла. Здесь внизу, где мы сейчас, даже военных нет. Но наверху они есть, конечно.
- Военных посылать Васильев точно не будет, они всё равно ни черта не поймут. Нужен специалист. Так что если под рукой толкового специалиста не окажется, сам Васильев побежит проверять - это не шуточки. Я тогда чуть инфаркт не получил, пока пытался выяснить, что за ерунда с приборами творится.
- В любом случае, это наш единственный шанс выманить из щитовой Васильева, - резюмировал Павел. - А пока он, как ошпаренный, будет носиться по станции, нужно переводить АЭС на резервное питание. И параллельно Островский даст отмашку Лебедеву, чтобы резко ударить, пока там не ждут. И даже если Серёжа в этот момент вдруг психанет и попытается нас обесточить, хотя я сильно сомневаюсь, что он сумеет это сделать, будет уже поздно. Для него поздно.
- А если… если Васильев не выйдет из щитовой? - подала голос Маруся.
Только сейчас Павел заметил, что с ней творится что-то неладное. Обычно энергичная, порывистая Маруся сегодня вела себя тихо, то и дело впадала в странную задумчивость, а в серых глазах колыхалась растерянность и какая-то тоска - её словно что-то мучило. Хотя… все они сейчас как на иголках.
- Если не выйдет, значит будем думать дальше, - Павел отвёл глаза от потускневшего Марусиного лица. Посмотрел на Руфимова. Тот уже собрался, что-то быстро прокручивал в голове. - Марат, коды доступа к главному компьютеру? Ты помнишь?
- Как отче наш. Вряд ли Васильев успел их поменять, слишком хлопотно.
Они обменялись понимающими взглядами, склонились над телефонным аппаратом. Там, наверху в резервной щитовой, сидели Борис и Ника, ждали его указаний. Борис, конечно, дураком никогда не был, но в технических науках его друг всё же слабоват, а вот у дочери, у его дочери мозги, что надо…
- Ника, девочка, - Павел произнёс имя дочери и на мгновение замолчал. Представил её серьёзные серые глаза, тонкое бледное личико, зацелованное солнцем, непокорные рыжие кудряшки.
- Да, папа? - с готовностью отозвалась Ника.
- Я сейчас тебе буду говорить, что нужно делать. А ты слушай меня внимательно. Не торопись. Если что-то не понимаешь - переспроси. Готова? Прямо перед тобой большой монитор, в правом верхнем углу…
Павел заговорил, неотрывно глядя на пластиковый корпус телефона, по привычке сжимая бесполезную и ненужную трубку. Очертания комнаты, в которой он находился, исчезли. Теперь рядом с ним была Ника, серьёзная, с тонкой, едва заметной морщинкой на переносице. Он слышал её тихое дыхание, чувствовал солнечно-медовый запах волос, видел, как быстро порхают по клавиатуре маленькие пальчики, а на экране, на большом экране, бегут, сменяя друг друга, цифры…
Она справится, его маленькая взрослая девочка.
Она обязательно справится.
*************************************
навигация по главам
Башня. Новый Ковчег-1
Башня. Новый Ковчег-2
Башня. Новый Ковчег-3
Башня. Новый Ковчег-4
Башня. Новый Ковчег-5