- Ты снова в офис?
- Да, поскольку вечером в театр, а из офиса это 10 минут.
- Что смотришь?
- Вишневый сад
- Какой по счету?
- Если не считать повторений, то 10 или 11й
-Так ты наизусть заешь?!!
Утренний разговор этот как нельзя лучше подходил к спектаклю, ибо… лучше бы я не знала наизусть текст пьесы, ибо отвлекало от спектакля сравнение текста по памяти и только что сказанного тем или иным актером.
На протяжении всего спектакля, я не могла определиться, нравится ли мне он или нет. С одной стороны, все в нем мило и талантливо, мило и талантливо… И декорации, и свет, и музыка, и костюмы, и подбор актеров, и их игра (а у некоторых даже не просто хорошая, а завораживающе прекрасная игра), и даже некоторая химия между актерами имелась, но почему-то я ощущала себя обманутой что ли, с другой стороны.
Во время всего первого действия я вела диалог с собой, убеждала, что слова не главное (не словогрыз же я?!!), но тут же сама себе же и возражала: а что же главное? Не сюжет же?!! Потом говорила, что это не своими словами пересказ реплик, а концепт такой - актеры в свои реплики включили свои внутренние монологи. И вот тут-то я и поняла, что же именно меня раздражало с включением этих внутренних монологов. Включив эти внутренние монологи в чеховский текст, актеры включили объяснения своим чувствам, интонациям, действиям, взглядам, поведению, костюмам и тп, а включив объяснение, исключили главный чеховский принцип - принцип неопределенности. Когда смотришь ты спектакль и пытаешься понять, кто кого любит и любит ли, отчего сказал то или это, почему появляется кто-то, что произошло между сценами, радость - это горько или нет, а боль - это навсегда или и правда «здравствуй новая жизнь!»
А исключив принцип неопределенности, создатели спектакля выключили этот необходимый для спектакля молчаливый диалог между зрителем и актерами, этот процесс считывания внутренних диалогов, проработанных и принятых мотиваций. В результате пропал нерв, пропала вибрация между зрителями в зале и актерами на сцене. Ни одного удивления, ни одной загадки. Тебе зрителю все объяснили, ты сидишь и смотришь четко сформулированные истории, объяснения поступкам и действиям. И ты, зритель, из СОучредителя и СОучастника спектакля превращаешься в пассивного наблюдателя, чинушу и зануду, как я. Смотришь, развлекаешься, оцениваешь костюмы-декорации-свет. И в целом даже остаешься доволен, но только все же и недоволен. Дух праздности ведет к унынию, увы.
Впрочем, зануд вроде меня было немного. И зал был доволен. Повторюсь, довольна была и я. Спектакль дал приятный вкус, и неплохое послевкусие. Но это было сродни потреблению вкусных, но бесполезных калорий. Словил удовольствие, насытился на короткое время, а ушел голодным…
Кстати, все эти размышления привели меня к сравнению с другим спектаклем, где текст Чехова был сильно разбавлен актерскими замечаниями и размышлениями - «Костя Треплев. Любовь и смерть» Такого театра в постановке В.М.Фильштинского. Казалось бы… Но только это же две большие разницы!
В чем был фокус у Фильштинского. Там актеры и их герои были разделены, актеры выступали то как их герои, то как актеры, которые играют их. Параллельно был показан процесс проработки актером концепта, решения, мучительной работы и конструирования мотиваций и непосредственно история из «Чайки». И этот ход как нельзя лучше подходил именно этой пьесе Чехова, самой театральной… Этот ход не то чтобы убрал нерв, он наоборот его усилил. Я помню тогда постоянно ощущала то созвучие, то удивление, то несогласие, то восхищение, то неприятие. И все эти противоречия были раздвоены - часть от актерско/режиссерской истории, часть от чеховской.
В постановке же Ленкома вся актерская проработка включена в роль, опубликована, задекларирована. Вроде как актеры присвоили себе своих персонажей, пьесу, всего Чехова. И, снова повторюсь и даже оправдаюсь, у меня как у зрителя на это сработало эгоистичное отрицание всякой монополии на Чехова. И вот редкий случай, когда мне хотелось по примеру levsemerkin придумать заголовок своему размышлению. «Все точки над Ё. Над Ё-МОЁ-НЕДОМОЁ».