Записки юного врача. Мастерская. ЗМ
Давно уже отмечено умными людьми, что счастье как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь. Но когда пройдут годы, - как вспоминаешь о счастье, о, как вспоминаешь! (с)
И хочется переписать эту формулу на театральные впечатления. Когда случается хорошая «живая» постановка, то не замечаешь работы актеров, режиссера, художника и сценографа, ты вживаешься в спектакль, смотришь, переживаешь до слез, словно это все лично с тобой случилось… но потом вспоминаешь, о, как вспоминаешь! Тебе кажется, что «мыслями» ты ничего не запомнил, только эмоциями…
Актер выходит и просит проверить, что звук у телефонов выключен. Дает пару минут на проверку. Благодарит. И практически сразу же начинает спектакль. Не от того ли, что проведен вот этот мостик между твоим миром зрителя и театральным миром истории, сразу же первая фраза о счастье, которое потом вспоминаешь, пронзает в самое сердце. Тебе вдруг стыдно становится за утреннюю хандру, и за вчерашнее уныние, и периодическое недовольство. Ты вдруг понимаешь, что то, что сейчас ты вспоминаешь, как бесконечное счастье, ТОГДА, в момент твоего счастья было так же, как сегодня разбавлено и неудовольствиями, и унынием, и хандрой. - в этом и есть жизнь.
Актер снимает завесу с рукомойника и со школьной доски. На доске обозначает дату своего счастья. 1917 год. 100 лет назад. Тогда люди думали, что сегодня все будут счастливы…
У задника сцены загорается лампа, и свет, пробиваясь сквозь черную вуаль занавеса, приоткрывает мир героя - комнату провинциального врача. Потом актер сдвигает вуаль, проходит мимо «симпозиума» белых халатов. Начинается история юного врача. Ты смотришь, переживаешь, кажется кощунственным достать платок из сумки, почему-то казалось, что зная произведение, сможешь его пережить и просто пересмотреть. А тут ты на грани истерики. И не только ты.
Ощущение общей соборности, когда единая волна настроения и сопереживания накрывает всех сразу. Рядом сидела красивая модная девушка. Когда рассказывалась история о действиях повитухи, которая ножом и безграмотной смелостью убила ребенка, девушка отчаянно воскликнула: «пи-ц», да и я, и ползала хором издали отчаянный возглас. И это при том, что, наверняка, практически все читали произведение. И в этом отчаянном испуге и непроизвольной реакции и есть доказательство общей вовлеченности.
И немного жаль, что эта волна эмоций накрывает с такой силой, что не успеваешь замечать и анализировать, как же это все делается. А так жаль, ибо калейдоскоп деталей дает столько интересных картинок, ассоциативных, значимых, наполненных порой искрометным юмором. Белые халаты, которые то раскачиваются словно в укор, то замирает в священном испуге смелости молодого доктора, то крутятся вьюгой, то повисают безвольно, подчеркивая рутину в новом месте… Светило Леопольда Леопольдовича - был бы светило покрупнее загоралось бы что-то более значимое, но светило было местного масштаба и загорался фонарь…
А какая сила игры актера. Какова палитра. Через каких-то 5 минут уже не можешь поверить, что это игра. Что это не «настоящие» переживания сначала мальчика, а потом уж мужа…
Но не успеваешь это все замечать… не успеваешь. Так летит время, наполненное эмоциями, миксом переживаний - своих воспоминания, чувств героя, энергетикой переживаний созрителей…
Странное понятие время… Иногда за малый период удается успеть очень многое. А порой годами ничего не происходит. Иногда ты смотришь многочасовые постановки, даже доволен, но это улетает. А тут 1,5 часа показались такими наполненными, такими значимыми… ценными… ДА! Именно ценными. И остается только сохранить эту ценность…
И хочется переписать эту формулу на театральные впечатления. Когда случается хорошая «живая» постановка, то не замечаешь работы актеров, режиссера, художника и сценографа, ты вживаешься в спектакль, смотришь, переживаешь до слез, словно это все лично с тобой случилось… но потом вспоминаешь, о, как вспоминаешь! Тебе кажется, что «мыслями» ты ничего не запомнил, только эмоциями…
Актер выходит и просит проверить, что звук у телефонов выключен. Дает пару минут на проверку. Благодарит. И практически сразу же начинает спектакль. Не от того ли, что проведен вот этот мостик между твоим миром зрителя и театральным миром истории, сразу же первая фраза о счастье, которое потом вспоминаешь, пронзает в самое сердце. Тебе вдруг стыдно становится за утреннюю хандру, и за вчерашнее уныние, и периодическое недовольство. Ты вдруг понимаешь, что то, что сейчас ты вспоминаешь, как бесконечное счастье, ТОГДА, в момент твоего счастья было так же, как сегодня разбавлено и неудовольствиями, и унынием, и хандрой. - в этом и есть жизнь.
Актер снимает завесу с рукомойника и со школьной доски. На доске обозначает дату своего счастья. 1917 год. 100 лет назад. Тогда люди думали, что сегодня все будут счастливы…
У задника сцены загорается лампа, и свет, пробиваясь сквозь черную вуаль занавеса, приоткрывает мир героя - комнату провинциального врача. Потом актер сдвигает вуаль, проходит мимо «симпозиума» белых халатов. Начинается история юного врача. Ты смотришь, переживаешь, кажется кощунственным достать платок из сумки, почему-то казалось, что зная произведение, сможешь его пережить и просто пересмотреть. А тут ты на грани истерики. И не только ты.
Ощущение общей соборности, когда единая волна настроения и сопереживания накрывает всех сразу. Рядом сидела красивая модная девушка. Когда рассказывалась история о действиях повитухи, которая ножом и безграмотной смелостью убила ребенка, девушка отчаянно воскликнула: «пи-ц», да и я, и ползала хором издали отчаянный возглас. И это при том, что, наверняка, практически все читали произведение. И в этом отчаянном испуге и непроизвольной реакции и есть доказательство общей вовлеченности.
И немного жаль, что эта волна эмоций накрывает с такой силой, что не успеваешь замечать и анализировать, как же это все делается. А так жаль, ибо калейдоскоп деталей дает столько интересных картинок, ассоциативных, значимых, наполненных порой искрометным юмором. Белые халаты, которые то раскачиваются словно в укор, то замирает в священном испуге смелости молодого доктора, то крутятся вьюгой, то повисают безвольно, подчеркивая рутину в новом месте… Светило Леопольда Леопольдовича - был бы светило покрупнее загоралось бы что-то более значимое, но светило было местного масштаба и загорался фонарь…
А какая сила игры актера. Какова палитра. Через каких-то 5 минут уже не можешь поверить, что это игра. Что это не «настоящие» переживания сначала мальчика, а потом уж мужа…
Но не успеваешь это все замечать… не успеваешь. Так летит время, наполненное эмоциями, миксом переживаний - своих воспоминания, чувств героя, энергетикой переживаний созрителей…
Странное понятие время… Иногда за малый период удается успеть очень многое. А порой годами ничего не происходит. Иногда ты смотришь многочасовые постановки, даже доволен, но это улетает. А тут 1,5 часа показались такими наполненными, такими значимыми… ценными… ДА! Именно ценными. И остается только сохранить эту ценность…