Улыбка Марианны
Название - явное литературное клише, но пришло в голову автоматически. Это я уже потом вспомнил, что у Брэдбери есть новелла под названием «Улыбка Моны Лизы». И все равно решил оставить как есть.
Это последнее впечатление от Франции, которое я сохранил. Сохранил именно его, сознательно, так как остальные впечатления того дня были скорее негативными, а я Францию очень люблю, и трепетно лелею ее образ.
Началось все ранним парижским утром четверга.
Я вообще сова, и если меня можно брать тепленьким, то не поздней ночью (когда у меня пик активности), а именно утром, когда я мягок и беззащитен. Особенно после переночевки в общаге у знакомой русской девушки, впервые за неделю не на полу, укрывшись пальто, а на нормальной кровати с подушкой и одеялом (а в Эфиопии, бывало, неделями спал на полу без никакого одеяла - и ничего! - мда, старею). После такой переночевки тело особенно расслабляется, и растолкать его, а тем паче выгнать в промозглую парижскую рань можно только мучительным усилием воли.
Встал я в итоге позже, чем планировал, с омерзением почти залез под тепленький душ (французы экономят электроэнергию, и поэтому душ всегда с бойлером - через каждые десять минут бойлер заново заполняется водой и греется, а вода начинает течь холоооодная, бррр - так что мыться нужно быстро), выпил чашку бергамотового чаю, который с утра особенно вязок и терпок, но другого чая в комнате обнаружено не было, так ведь что жаловаться - комната не моя, а у хозяйки свои привычки. Бог с ним. Оделся, собрался - и в путь.
А путь предстоял долгий да нелегкий. Из подпарижского Монтрёя - в аэропорт Руасси. Три года не было меня во Франции, а инстинкт все ж не подвел. Пересадки там глупые, легко запутаться. Но все же как-то добрался до поезда на аэропорт, в вагоне у пятерых соседей спросил: «Точно в аэропорт?» - подтвердили. Отлично. Едем, стало быть в аэропорт. Однако стрельнуло в голове вчерашнее эрваново замечание: там вроде два терминала. Глянь-ка на билет, Руся, какой там терминал написан? А никакой. Откуда ж в московском турбюро знают, какой там терминал из Парижа? А терминала, верно, два. Что будем делать? А поезд-то все идет, и уже вроде как подходит к станции Руасси-1.
Собрав воедино все положенные мне богом дедуктивные способности, я вывел: Шереметьево наше, не иначе, лепили по образу и подобию парижского аэропорта. Значит, и у них первый терминал обслуживает «домашние» направления. А мне, таким образом, нужен, Руасси-2 (забегая вперед: терминал я правильно угадал, но принцип - не как у нас).
Приехали. Руасси-2. Ура! Родина стала на шаг ближе. Надо найти gate (не помню, как оно по-русски, короче, к какому выходу мне идти). На экранах написано время отлета, но два экрана выключены, сломались, наверно. И на одном из них - мой выход написан. Что делать? Ясен перец, человека в униформе искать. После долгих поисков два человека в униформе с бэджами Сирийских авиалиний взялись проводить меня до следующего ближайшего табла. Ближайшее табло было очень далеко. Мой рейс на нем значился, но оказалось, что вернуться мне надо к первому таблу, и от него пройти еще столько же в противоположную сторону. А рюкзак начал уже сильно давить на плечи всеми своими 30 кг. А до конца регистрации минут 20. Зато я от страха окончательно проснулся. И поскакал в указанную сторону. Долго скакал, не помню уж как добежал. А там еще какой-то автобус был, куда-то я ехал, уже не помню. Схватил за руку проходящего мужика из Эр Франса - он меня и довел.
Дальше было еще много неприятностей, но до стойки регистрации я таки добрался. И тут выяснился абзац. Бежал я зря. Билетик у меня был по студенческому тарифу. А самолет утренний - битком. И все студенты в таких случаях обслуживаются во вторую очередь. Т.е. полетите вы, гражданин, следующим рейсом. Через 4 часа. Сидите и ждите. Можно оправиться и закурить. Я как настоящий советский гражданин тут же подошел к другой стойке, и попытался опять зарегиться. Там уже прозвучала другая информация. Да, возможно и следующим рейсом, но кажется, одно место еще есть. Подойдите через 5 мин.
Пошел я как раз в дьюти-фри покупать всякие подарки. А когда вернулся, место мне нашлось, зарегистрировали меня то есть. Не иначе, родился я причесанным.
И если вы думаете, что был то конец моим мытарствам - фигушки! Начали меня, натурально, сканировать, как бы я чего ненароком железного и неположенного на борт не провез. И что-то долго и упорно во мне звенело. Уж все карманы я вывернул, а оно звенит. Я думал, что придется раздеваться, или уж не проглотил ли я часом вчера за ужином ложку, но почему-то офицер сжалился и пропустил меня. А я пока раздевался-одевался - билет и паспорт положил куда-то, на полку какую-то. А у них этих полок на стене... - ну много, в общем. Пока искал и оценивал свои шансы пробраться в самолет без билета и паспорта - прошло еще минут 10. А самолет уже должен улетать.
Оказалось потом, что из-за меня и задержали тот рейс. Нельзя улетать, если на борту нет кого-то зарегистрированного. А вдруг он багажом бомбу пошлет, а сам - фюить! - и смоется.
В автобусе к самолету ехал я один. Приятно, блин, но и под ложечкой сосет - а вдруг мне за это что-то будет. Задержал самолет - шутка ли. Но обошлось.
Выкинули меня прям перед самолетом - вот тут-то оно и случилось. Небесное создание в эрфрансовской униформе приняло меня из автобуса и повело к трапу, попутно советуя выключить мобилку и что-то еще щебеча мне. И хмурые тучи, как по мановению руки, куда-то все испарились. Нежное зимнее солнце озарило лицо моей феи. И вдруг понял я, что это сама Марианна меня к самолету провожает. Ну да, натурально Марианна, та самая, которая у Делакруа и на полуфранковой монете. И одета необычно. Зеленый форменный жилет с отражающими полосками, а поверх - тоненький шарф кокетливо повязан затейливым узлом сбоку, как одни только француженки умеют. Рация в руке. А руки тонкие, зябкие (захотелось взять в свои, согреть). А лицо!.. А глаза!..
А впрочем, могло и намерещиться мне многое в том моем состоянии. Вела она меня к трапу минуту, не больше. А я уж только и думал - как бы попросить ее хотя бы сфотографировать. На память. Попросить телефон - куда уж там! Я сроду перед девушками робел, да и не смог бы объяснить все толком. А и сфотографировать - тоже не решился (а может оно и к лучшему так? - подумал я). Глазами только сфотографировал улыбку ее прощальную. Улыбку Марианны.
И только потом, уже в самолете, вздремнув немного и стряхнув с себя то утро, я подумал: а ведь она и не француженка вовсе. Скорее всего. Ну какая нормальная француженка пойдет работать по утрам на летное поле! Да на таких неблагодарных работах сроду трудились одни арабы и африканцы, иммигранты сиречь. На арабку она не похожа никак. Да и акцент арабский я распознаю на раз. Стоп! А ведь акцент-то… Не француженка, это 100%.
Так я и не понял, кто была моя Марианна. Скорее всего, из бывшей братской республики она была, почему-то склоняюсь, что полька. Не знаю даже почему.
Грустная отчего-то получилась история. Да уж какая есть.
PS: Кстати, свободных мест в самолете было как раз до фига. И чего это они меня сажать не хотели?..
Это последнее впечатление от Франции, которое я сохранил. Сохранил именно его, сознательно, так как остальные впечатления того дня были скорее негативными, а я Францию очень люблю, и трепетно лелею ее образ.
Началось все ранним парижским утром четверга.
Я вообще сова, и если меня можно брать тепленьким, то не поздней ночью (когда у меня пик активности), а именно утром, когда я мягок и беззащитен. Особенно после переночевки в общаге у знакомой русской девушки, впервые за неделю не на полу, укрывшись пальто, а на нормальной кровати с подушкой и одеялом (а в Эфиопии, бывало, неделями спал на полу без никакого одеяла - и ничего! - мда, старею). После такой переночевки тело особенно расслабляется, и растолкать его, а тем паче выгнать в промозглую парижскую рань можно только мучительным усилием воли.
Встал я в итоге позже, чем планировал, с омерзением почти залез под тепленький душ (французы экономят электроэнергию, и поэтому душ всегда с бойлером - через каждые десять минут бойлер заново заполняется водой и греется, а вода начинает течь холоооодная, бррр - так что мыться нужно быстро), выпил чашку бергамотового чаю, который с утра особенно вязок и терпок, но другого чая в комнате обнаружено не было, так ведь что жаловаться - комната не моя, а у хозяйки свои привычки. Бог с ним. Оделся, собрался - и в путь.
А путь предстоял долгий да нелегкий. Из подпарижского Монтрёя - в аэропорт Руасси. Три года не было меня во Франции, а инстинкт все ж не подвел. Пересадки там глупые, легко запутаться. Но все же как-то добрался до поезда на аэропорт, в вагоне у пятерых соседей спросил: «Точно в аэропорт?» - подтвердили. Отлично. Едем, стало быть в аэропорт. Однако стрельнуло в голове вчерашнее эрваново замечание: там вроде два терминала. Глянь-ка на билет, Руся, какой там терминал написан? А никакой. Откуда ж в московском турбюро знают, какой там терминал из Парижа? А терминала, верно, два. Что будем делать? А поезд-то все идет, и уже вроде как подходит к станции Руасси-1.
Собрав воедино все положенные мне богом дедуктивные способности, я вывел: Шереметьево наше, не иначе, лепили по образу и подобию парижского аэропорта. Значит, и у них первый терминал обслуживает «домашние» направления. А мне, таким образом, нужен, Руасси-2 (забегая вперед: терминал я правильно угадал, но принцип - не как у нас).
Приехали. Руасси-2. Ура! Родина стала на шаг ближе. Надо найти gate (не помню, как оно по-русски, короче, к какому выходу мне идти). На экранах написано время отлета, но два экрана выключены, сломались, наверно. И на одном из них - мой выход написан. Что делать? Ясен перец, человека в униформе искать. После долгих поисков два человека в униформе с бэджами Сирийских авиалиний взялись проводить меня до следующего ближайшего табла. Ближайшее табло было очень далеко. Мой рейс на нем значился, но оказалось, что вернуться мне надо к первому таблу, и от него пройти еще столько же в противоположную сторону. А рюкзак начал уже сильно давить на плечи всеми своими 30 кг. А до конца регистрации минут 20. Зато я от страха окончательно проснулся. И поскакал в указанную сторону. Долго скакал, не помню уж как добежал. А там еще какой-то автобус был, куда-то я ехал, уже не помню. Схватил за руку проходящего мужика из Эр Франса - он меня и довел.
Дальше было еще много неприятностей, но до стойки регистрации я таки добрался. И тут выяснился абзац. Бежал я зря. Билетик у меня был по студенческому тарифу. А самолет утренний - битком. И все студенты в таких случаях обслуживаются во вторую очередь. Т.е. полетите вы, гражданин, следующим рейсом. Через 4 часа. Сидите и ждите. Можно оправиться и закурить. Я как настоящий советский гражданин тут же подошел к другой стойке, и попытался опять зарегиться. Там уже прозвучала другая информация. Да, возможно и следующим рейсом, но кажется, одно место еще есть. Подойдите через 5 мин.
Пошел я как раз в дьюти-фри покупать всякие подарки. А когда вернулся, место мне нашлось, зарегистрировали меня то есть. Не иначе, родился я причесанным.
И если вы думаете, что был то конец моим мытарствам - фигушки! Начали меня, натурально, сканировать, как бы я чего ненароком железного и неположенного на борт не провез. И что-то долго и упорно во мне звенело. Уж все карманы я вывернул, а оно звенит. Я думал, что придется раздеваться, или уж не проглотил ли я часом вчера за ужином ложку, но почему-то офицер сжалился и пропустил меня. А я пока раздевался-одевался - билет и паспорт положил куда-то, на полку какую-то. А у них этих полок на стене... - ну много, в общем. Пока искал и оценивал свои шансы пробраться в самолет без билета и паспорта - прошло еще минут 10. А самолет уже должен улетать.
Оказалось потом, что из-за меня и задержали тот рейс. Нельзя улетать, если на борту нет кого-то зарегистрированного. А вдруг он багажом бомбу пошлет, а сам - фюить! - и смоется.
В автобусе к самолету ехал я один. Приятно, блин, но и под ложечкой сосет - а вдруг мне за это что-то будет. Задержал самолет - шутка ли. Но обошлось.
Выкинули меня прям перед самолетом - вот тут-то оно и случилось. Небесное создание в эрфрансовской униформе приняло меня из автобуса и повело к трапу, попутно советуя выключить мобилку и что-то еще щебеча мне. И хмурые тучи, как по мановению руки, куда-то все испарились. Нежное зимнее солнце озарило лицо моей феи. И вдруг понял я, что это сама Марианна меня к самолету провожает. Ну да, натурально Марианна, та самая, которая у Делакруа и на полуфранковой монете. И одета необычно. Зеленый форменный жилет с отражающими полосками, а поверх - тоненький шарф кокетливо повязан затейливым узлом сбоку, как одни только француженки умеют. Рация в руке. А руки тонкие, зябкие (захотелось взять в свои, согреть). А лицо!.. А глаза!..
А впрочем, могло и намерещиться мне многое в том моем состоянии. Вела она меня к трапу минуту, не больше. А я уж только и думал - как бы попросить ее хотя бы сфотографировать. На память. Попросить телефон - куда уж там! Я сроду перед девушками робел, да и не смог бы объяснить все толком. А и сфотографировать - тоже не решился (а может оно и к лучшему так? - подумал я). Глазами только сфотографировал улыбку ее прощальную. Улыбку Марианны.
И только потом, уже в самолете, вздремнув немного и стряхнув с себя то утро, я подумал: а ведь она и не француженка вовсе. Скорее всего. Ну какая нормальная француженка пойдет работать по утрам на летное поле! Да на таких неблагодарных работах сроду трудились одни арабы и африканцы, иммигранты сиречь. На арабку она не похожа никак. Да и акцент арабский я распознаю на раз. Стоп! А ведь акцент-то… Не француженка, это 100%.
Так я и не понял, кто была моя Марианна. Скорее всего, из бывшей братской республики она была, почему-то склоняюсь, что полька. Не знаю даже почему.
Грустная отчего-то получилась история. Да уж какая есть.
PS: Кстати, свободных мест в самолете было как раз до фига. И чего это они меня сажать не хотели?..