Вот ещё один день... 22 июня
Трагический в истории моей страны и моего народа.
22 июня 1941 года является началом Великой Отечественной войны.
Большинство людей ещё жили привычной жизнью, в Свердловске, например, вышел вполне мирный номер газеты "Уральский рабочий"...
А Иван Иванович Копец (1908-1941) - лётчик-истребитель, генерал-майор авиации, на тот момент командующий ВВС Западного фронта. Герой Советского Союза за воздушные бои в Испании застрелился в своём служебном кабинете около 18 часов 22 июня, предварительно совершив облёт разрушенных аэродромов и узнав о потерях...
Иван Иванович Копец
Давайте посмотрим, каким было начало войны у других людей...
Виталий Абросимов (1913-1977), 28 лет. Старший сержант, командир орудия зенитной батареи: Истекает время сборов. Осталась всего одна неделя, а там - прощайте, военная форма, занятия, подъемы и отбои. Отдохнув от своих повседневных мирных дел, мы снова начали скучать о них, строили планы, намечали, что придется сделать в первую очередь, чтобы наверстать упущенное. Всего неделя!
Воскресный день в лагерях - отдых. И мы нежились под лучами июньского солнышка, стараясь подольше растянуть удовольствие.
После обеда по распорядку «мертвый час». Но вот! послеобеденную тишину неожиданно нарушила громкая. команда дежурного:
- Дивизион, подъем!
- Дивизион, становись!
Построение, непредусмотренное распорядком дня, когда еще не кончился «мертвый час», могло быть только в исключительном случае. Что стряслось?
Митинг открыл комиссар Копылов.
- Сегодня, в 4 часа утра, подлый враг нарушил наши границы. Немецкие самолеты бомбят мирные советские города...
В О Й Н А!
В палатке мне прежде всего бросился «календарь». На нем крупно: «22 июня», а ниже цифра «8». До конца сборов оставалось всего восемь дней. Оставалось... А сколько теперь до конца войны? ДО нашей победы?
Алферов Николай Григорьевич (1906-1989). Учитель математики. В 1942 - 1944 годах участник партизанского движения в Беларуси: Утром в среду, на четвертый день войны, мы увидели влетевших в местечко на мотоциклах немцев. А ведь еще в понедельник я запрашивал по телефону РайОНО об отпуске и отпускном содержании и о слухах нехороших по поводу войны, а мне последовал короткий ответ: “Сидите спокойно, наши войска уже под Берлином”. Во вторник я побежал в Сморгонь (20 км). Да, бежал, а не шел и не ехал. В Сморгони в помещении РайОНО пусто, ворохи бумаг на полу шевелятся от ветерка из раскрытых дверей и на улицах городка - ни души. Настороженная тишина. А на выезде из города стоял наш танк. Все советские, видать, эвакуировались. Вот тебе и сидите спокойно, наши под Берлином. Ужас охватил меня. И обида незабываемая. Оставили врагу на растерзание!
Обратно в Жодишки я уже не бежал, а летел. На окраине меня с нетерпением и страхом, живой ли, ждала жена с детьми. Бежать в Россию, домой! Но здесь подошел к нам пан Радиковский, бывший надзиратель в Вилейской тюрьме в Польше. Два года назад, когда наши войска освобождали Западную Белоруссию, его отпустили из Вилейки. Тюрьму закрыли, разобрав кто виноват, а кто не виноват, и Радиковский с семьей переехал в Жодишки на квартиру. Иногда он приходил ко мне в школу и просил предоставить какую-нибудь платную работенку. Надо же кормить семью! Работа в школе находилась и, естественно, пан Радиковский был благодарен пану директору.
Так вот, Радиковский сообщил, что немцы уже один раз бомбили Минск и посоветовал не уходить из Жодишек. До Минска идти 120 км. Вы, сказал Радиковский, погибнете с детьми по дороге, раздавят танки немецкие. А здесь в случае чего мы Вас защитим. Вы никому зла в местечке не сделали, а только добро. Я обратил особое внимание на слово “защитим”. К приходу немцев в местечке уже была образована полиция, и начальником ее стал пан Радиковский. Так рассчитывали поляки. И вот война. В среду уже на четвертый день - немцы на мотоциклах. А на пятый день опять новость, уже другого рода: появилась в доме жена бывшего польского полицая учительница Ендрковякова. До моего приезда в Жодишки они проживали в этом же доме, принадлежавшем местному жителю, который когда-то в молодости ездил на заработки в Америку, и возвратившись с долларами в кармане, купил в местечке участок земли, построил дом и сдавал его в наем. А себе купил хуторок и проживал в нем, наезжая в Жодишки получать с квартирантов плату. После освобождения Белоруссии полицай скрылся, а жену перевели в другое местечко в школу.
Войдя в дом, Ендрковякова сразу прямо с порога заявила: ваша власть кончилась, а наша вернулась. Освободите дом, мы снова будем здесь жить. Только она начала произносить эту тираду, как на пороге появился хозяин дома. Он все понял и сказал следующее: Пани Ендрковякова, война еще только началась, и неизвестно, когда и как кончится. А вдруг возвратятся Советы, что мне будет тогда, если я прогоню пана директор из моего дома? Нет уж, сделаем так: Вы занимайте эту, лучшую, часть дома, а пан директор будет жить в кухне.
Однако жить в одном доме с “большевиком” Ендрковякова не пожелала. Через пару дней ко мне на квартиру явились два немецких солдата из зондер команды, сделали обыск квартиры, забрали деньги, облигации, документы, охотничье ружье, радиоприемник, фотоаппарат и, подталкивая в спину, погнали за реку Вилию. За мостом через нее только вчера расстреляли одного еврея.
Однако до моста меня не довели. Догнала нас Феля, жена брата хозяина моей квартиры. Узнав, куда и за что повели убивать директора - “руссише коммунист пах-пах”, и кто указал на него немцам, Феля, знавшая немецкий язык, объяснила солдатам, что директор никакой не коммунист и даже не русский, а украинец, и что женщина, указавшая на него, сама падлюка по злобе на директора. Немцы ей ответили, что украинцев и белорусов им не велено убивать, а только русских коммунистов. Один из солдат сходил в полицейский участок, привел полицейского и сдал ему меня, сказав, чтобы сами разбирались, а убивать им нельзя. Солдаты ушли, “забыв” вернуть награбленное. Полицейский, а это оказался сын Радиковского (он учился у меня в школе), привел меня к помещению участка, вручил метлу и приказал подметать площадь возле участка.
Здесь же подметали и другие, среди них - другой еврей, брат расстрелянного, а также пионер с красным галстуком - сын богатого мужика, он же ученик седьмого класса школы. Вскоре проходил мимо нас ксендз, увидел меня, метнулся в участок и, возмущенный, вышел, а за ним - все тот же младший Радиковский. Подошел ко мне и обронил фразу: “Бросайте метлу, пан директор, идите к себе домой и сидите под арестом до особого распоряжения. На улицу не выходить”.
Вот так мне заглянула в лицо на мгновение смерть, но отложила свое смертельное дело до другого раза. Опять же за добро добром и платят. Еще осенью жена моя, “пани директорова”, избранная председателем ревизионной комиссии кооператива, который сама же и организовала, и узнав, что у Фели восемь душ детей мал-мала меньше до грудного (а уже и внуки были!), больше всего грязных сопатых мальчишек, написала письмо на имя Сталина, и Феле выдали вместе с орденом Материнской Славы пять тысяч рублей и одежду с обувью на всю детвору. Естественно, что Феля “молилась” на пана директора.
Исай Михайлович Аугустон (1918). Уроженец Нарвы. Участник войны. После войны работал учителем истории и директором средней школы в Риге. В 1990-е годы эмигрировал с семьей в США: Нападение Гитлера застало моих родителей в Риге, а я был в это время начальником пионерлагеря. В первые же дни войны нас срочно эвакуировали, и я оказался в колхозе в Горьковской области, разлучен с родителями. Сразу подал заявление добровольцем на фронт, но нас, жителей Прибалтики, в армию не брали, мы были вроде бы иностранцами.Раз в армию меня не брали, я старался помочь фронту хорошей работой в колхозе и до сих пор храню справку председателя колхоза о том, что Аугустон… выполнял и перевыполнял дневное задание. Оказавшись в армии, я постоянно переводил выдаваемые ежемесячно 45 рублей своему колхозу, где пробыл только полтора месяца.
Как видите, разные воспоминания, разные эмоции. Нашла ещё один интересный дневник, но решила сделать о нём отдельный пост, ибо слишком там много ненависти и злобы, вот только не против нацистов.
Раннее у меня были посты посвящённые архивным документам и дневниковым записям, кому интересно - почитайте.
Документы из архива Минобороны РФ
Из воспоминаний
Дневниковые записи
Думаю, что не менее интересно посмотреть на этот день глазами врага
И главная мелодия этого дня
PS: ...Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили!
Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили!..
...Это нужно - не мертвым!
Это надо - живым!
Роберт Рождественский
Всем мира и добра!
#10постовпроекта #летниедни
22 июня 1941 года является началом Великой Отечественной войны.
Большинство людей ещё жили привычной жизнью, в Свердловске, например, вышел вполне мирный номер газеты "Уральский рабочий"...
А Иван Иванович Копец (1908-1941) - лётчик-истребитель, генерал-майор авиации, на тот момент командующий ВВС Западного фронта. Герой Советского Союза за воздушные бои в Испании застрелился в своём служебном кабинете около 18 часов 22 июня, предварительно совершив облёт разрушенных аэродромов и узнав о потерях...
Иван Иванович Копец
Давайте посмотрим, каким было начало войны у других людей...
Виталий Абросимов (1913-1977), 28 лет. Старший сержант, командир орудия зенитной батареи: Истекает время сборов. Осталась всего одна неделя, а там - прощайте, военная форма, занятия, подъемы и отбои. Отдохнув от своих повседневных мирных дел, мы снова начали скучать о них, строили планы, намечали, что придется сделать в первую очередь, чтобы наверстать упущенное. Всего неделя!
Воскресный день в лагерях - отдых. И мы нежились под лучами июньского солнышка, стараясь подольше растянуть удовольствие.
После обеда по распорядку «мертвый час». Но вот! послеобеденную тишину неожиданно нарушила громкая. команда дежурного:
- Дивизион, подъем!
- Дивизион, становись!
Построение, непредусмотренное распорядком дня, когда еще не кончился «мертвый час», могло быть только в исключительном случае. Что стряслось?
Митинг открыл комиссар Копылов.
- Сегодня, в 4 часа утра, подлый враг нарушил наши границы. Немецкие самолеты бомбят мирные советские города...
В О Й Н А!
В палатке мне прежде всего бросился «календарь». На нем крупно: «22 июня», а ниже цифра «8». До конца сборов оставалось всего восемь дней. Оставалось... А сколько теперь до конца войны? ДО нашей победы?
Алферов Николай Григорьевич (1906-1989). Учитель математики. В 1942 - 1944 годах участник партизанского движения в Беларуси: Утром в среду, на четвертый день войны, мы увидели влетевших в местечко на мотоциклах немцев. А ведь еще в понедельник я запрашивал по телефону РайОНО об отпуске и отпускном содержании и о слухах нехороших по поводу войны, а мне последовал короткий ответ: “Сидите спокойно, наши войска уже под Берлином”. Во вторник я побежал в Сморгонь (20 км). Да, бежал, а не шел и не ехал. В Сморгони в помещении РайОНО пусто, ворохи бумаг на полу шевелятся от ветерка из раскрытых дверей и на улицах городка - ни души. Настороженная тишина. А на выезде из города стоял наш танк. Все советские, видать, эвакуировались. Вот тебе и сидите спокойно, наши под Берлином. Ужас охватил меня. И обида незабываемая. Оставили врагу на растерзание!
Обратно в Жодишки я уже не бежал, а летел. На окраине меня с нетерпением и страхом, живой ли, ждала жена с детьми. Бежать в Россию, домой! Но здесь подошел к нам пан Радиковский, бывший надзиратель в Вилейской тюрьме в Польше. Два года назад, когда наши войска освобождали Западную Белоруссию, его отпустили из Вилейки. Тюрьму закрыли, разобрав кто виноват, а кто не виноват, и Радиковский с семьей переехал в Жодишки на квартиру. Иногда он приходил ко мне в школу и просил предоставить какую-нибудь платную работенку. Надо же кормить семью! Работа в школе находилась и, естественно, пан Радиковский был благодарен пану директору.
Так вот, Радиковский сообщил, что немцы уже один раз бомбили Минск и посоветовал не уходить из Жодишек. До Минска идти 120 км. Вы, сказал Радиковский, погибнете с детьми по дороге, раздавят танки немецкие. А здесь в случае чего мы Вас защитим. Вы никому зла в местечке не сделали, а только добро. Я обратил особое внимание на слово “защитим”. К приходу немцев в местечке уже была образована полиция, и начальником ее стал пан Радиковский. Так рассчитывали поляки. И вот война. В среду уже на четвертый день - немцы на мотоциклах. А на пятый день опять новость, уже другого рода: появилась в доме жена бывшего польского полицая учительница Ендрковякова. До моего приезда в Жодишки они проживали в этом же доме, принадлежавшем местному жителю, который когда-то в молодости ездил на заработки в Америку, и возвратившись с долларами в кармане, купил в местечке участок земли, построил дом и сдавал его в наем. А себе купил хуторок и проживал в нем, наезжая в Жодишки получать с квартирантов плату. После освобождения Белоруссии полицай скрылся, а жену перевели в другое местечко в школу.
Войдя в дом, Ендрковякова сразу прямо с порога заявила: ваша власть кончилась, а наша вернулась. Освободите дом, мы снова будем здесь жить. Только она начала произносить эту тираду, как на пороге появился хозяин дома. Он все понял и сказал следующее: Пани Ендрковякова, война еще только началась, и неизвестно, когда и как кончится. А вдруг возвратятся Советы, что мне будет тогда, если я прогоню пана директор из моего дома? Нет уж, сделаем так: Вы занимайте эту, лучшую, часть дома, а пан директор будет жить в кухне.
Однако жить в одном доме с “большевиком” Ендрковякова не пожелала. Через пару дней ко мне на квартиру явились два немецких солдата из зондер команды, сделали обыск квартиры, забрали деньги, облигации, документы, охотничье ружье, радиоприемник, фотоаппарат и, подталкивая в спину, погнали за реку Вилию. За мостом через нее только вчера расстреляли одного еврея.
Однако до моста меня не довели. Догнала нас Феля, жена брата хозяина моей квартиры. Узнав, куда и за что повели убивать директора - “руссише коммунист пах-пах”, и кто указал на него немцам, Феля, знавшая немецкий язык, объяснила солдатам, что директор никакой не коммунист и даже не русский, а украинец, и что женщина, указавшая на него, сама падлюка по злобе на директора. Немцы ей ответили, что украинцев и белорусов им не велено убивать, а только русских коммунистов. Один из солдат сходил в полицейский участок, привел полицейского и сдал ему меня, сказав, чтобы сами разбирались, а убивать им нельзя. Солдаты ушли, “забыв” вернуть награбленное. Полицейский, а это оказался сын Радиковского (он учился у меня в школе), привел меня к помещению участка, вручил метлу и приказал подметать площадь возле участка.
Здесь же подметали и другие, среди них - другой еврей, брат расстрелянного, а также пионер с красным галстуком - сын богатого мужика, он же ученик седьмого класса школы. Вскоре проходил мимо нас ксендз, увидел меня, метнулся в участок и, возмущенный, вышел, а за ним - все тот же младший Радиковский. Подошел ко мне и обронил фразу: “Бросайте метлу, пан директор, идите к себе домой и сидите под арестом до особого распоряжения. На улицу не выходить”.
Вот так мне заглянула в лицо на мгновение смерть, но отложила свое смертельное дело до другого раза. Опять же за добро добром и платят. Еще осенью жена моя, “пани директорова”, избранная председателем ревизионной комиссии кооператива, который сама же и организовала, и узнав, что у Фели восемь душ детей мал-мала меньше до грудного (а уже и внуки были!), больше всего грязных сопатых мальчишек, написала письмо на имя Сталина, и Феле выдали вместе с орденом Материнской Славы пять тысяч рублей и одежду с обувью на всю детвору. Естественно, что Феля “молилась” на пана директора.
Исай Михайлович Аугустон (1918). Уроженец Нарвы. Участник войны. После войны работал учителем истории и директором средней школы в Риге. В 1990-е годы эмигрировал с семьей в США: Нападение Гитлера застало моих родителей в Риге, а я был в это время начальником пионерлагеря. В первые же дни войны нас срочно эвакуировали, и я оказался в колхозе в Горьковской области, разлучен с родителями. Сразу подал заявление добровольцем на фронт, но нас, жителей Прибалтики, в армию не брали, мы были вроде бы иностранцами.Раз в армию меня не брали, я старался помочь фронту хорошей работой в колхозе и до сих пор храню справку председателя колхоза о том, что Аугустон… выполнял и перевыполнял дневное задание. Оказавшись в армии, я постоянно переводил выдаваемые ежемесячно 45 рублей своему колхозу, где пробыл только полтора месяца.
Как видите, разные воспоминания, разные эмоции. Нашла ещё один интересный дневник, но решила сделать о нём отдельный пост, ибо слишком там много ненависти и злобы, вот только не против нацистов.
Раннее у меня были посты посвящённые архивным документам и дневниковым записям, кому интересно - почитайте.
Документы из архива Минобороны РФ
Из воспоминаний
Дневниковые записи
Думаю, что не менее интересно посмотреть на этот день глазами врага
И главная мелодия этого дня
PS: ...Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили!
Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили!..
...Это нужно - не мертвым!
Это надо - живым!
Роберт Рождественский
Click to viewВсем мира и добра!
#10постовпроекта #летниедни