Мартин Штеглих: Дневник (апрель 1942)
начало
[1941 год] июнь 1941
июль 1941
август 1941
сентябрь 1941
октябрь 1941
ноябрь 1941
декабрь 1941
[1942 год] январь 1942
февраль 1942
28 апреля. Шинон.Сегодня снова дождь, уже третий день кряду. Выходит, снова невозможно работать - для съемок нужно солнце. Взял в руки эту книжицу и к ужасу своему обнаружил, что ничего не писал уже целых два месяца. Попробую сегодня как-то наверстать пропущенное. Итак, перепрыгиваем во времени в 24 февраля!
В Бреслау я провел один день, и следующим утром выехал в направлении Берлина. Мама и сестры были очень рады. К моему удивлению Гюнтер встречал меня на вокзале. Его ранило под Калугой 23 декабря. Слепое огнестрельное ранение в бедро. Сейчас все в норме, хотя на Пасху у него была повторная операция на загноившейся слепой кишке. По счастью все прошло удачно, и теперь он в отпуске по болезни в Бреслау.
26 февраля, приехав в Берлин, доложил о прибытии в управлении учебных фильмов.
Никогда за всю мою военную карьеру мне не приходилось слышать о существовании такого ведомства! Вначале пришлось позаботиться о том, где расположиться. Жилище нашлось при содействии фрау доктора Пауль.
В понедельник, когда я явился в управление, как-раз сгорело помещение управления военной истории. В итоге вся эта группа, к которой меня прикомандировали, переехала в Груневальд. Я же тем временем разместился в помещении фонда фон Дирксен на Францезишештрассе.
Работа поначалу была весьма скучной, поскольку у меня не было четко очерченного круга задач. Но обо мне позаботилась фрау доктор Пауль, да и Ханс, ее супруг, давал мне задания, которые могли занять меня. Было трогательно видеть, как жертвуют собой их родители. Я встречал этого «шеголя» товарища Хуберта, мы часто проводили время в «Короне» и в «Бристоле». Однажды я сказал Хуберту, что опасность состоит в том, что при известных обстоятельствах не все отправленные в отпуск на учебу будут возвращаться в свои прежние полки. На что тот в одночасье собрал чемоданы и уехал, чтобы возвратиться в свой полк.
В воскресенье, 1 марта, Хуберт и я сопровождали фрау доктор Пауля в Ратенов. Мы были ее «почетным эскортом» на пути к новому месту службы, поскольку она стала военнообязанной. В Берлине мне категорически не понравилось! В целом я ничего не имею против Берлина, но в наше нынешнее время эти берлинцы ведут себя как порядочное отребье! Это только прибавило мне антипатии! Город совершенно холодный и сдержанный, они многое сами портят и выглядят унылыми, потому что все идет не так, как ими задумано.
Мне фронтовику все эти их чаяния были глубоко безразличны. Наши будни требовали от нас совсем других, более жестких вещей, и мы никогда не позволяли себе сломаться под грузом повседневных забот. Товарищи же из Берлина только и состоят что из одних жалоб и бесконечных перечислений всяких мелочных глупостей.
В следующее воскресенье я ненадолго выбрался в Росток. С обер-лейтенантом Хаберхауэром, к сожалению, увидеться не удалось, зато был замечательный вечер в мужской компании бывших служак из нашего 27-го.
Повидал всех наших бывалых «стратегов», которые сейчас находятся в отпуске на излечении. К сожалению, среди них был и «капитан» Маттенклотт. Не позор ли это для армии, что такой Хансвурст, сполна проявивший в боевых условиях полнейшую некомпетентность, во-первых, произведен в капитаны, а, во-вторых, вообще оставлен на службе. В таких случаях любая попытка оправдания выглядит неуместной, да и влечет за собой разрушительные последствия! Такой персонаж обязан немедленно снять форму и исчезнуть, будь его папаша хоть тысячу раз генералом или не знаю кем еще! Я написал об этом в полк - все возмущены не менее моего!
Остался в Ростоке до понедельника. Пришлось прибавить денек, поскольку в госпитале я встретил капитана Люфта и капитана Эрнста. У каждого ампутировали по одной ноге. Эти бесстрашные парни произвели на меня сильное впечатление.
Куно Тройцш был очень тронут моим визитом.
В последние три ночи англичане трижды интенсивно бомбили Росток. И в первую очередь жилые кварталы! В сводке Вермахта сообщили о больших потерях среди гражданского населения.
И это было связано с речью фюрера, произнесенной в прошедшее воскресенье, которая нам, фронтовым солдатам, пришлась по сердцу! Вот уж подлинное «наставление» для всех слабаков! Внимать этим словам было настоящим удовольствием.
О неделях, проведенных в Берлине, рассказывать особо нечего. Служба текла своим чередом, и круг моих обязанностей постепенно определился. Мне выпала удача заглянуть «на кухню» Главного командования сухопутных войск и многое увидеть - и положительного, и весьма нелицеприятного. Споры о полномочиях! Во время войны! Ну и заботы у людей, что тут еще скажешь!
Мою командировку продлили - сначала до 30 апреля, а потом еще раз «до особых распоряжений». Я возражал как мог, но мне не раз повторяли, что я сейчас нужнее тут, а не в своем полку. Мой разум и сердце в вечном конфликте друг с другом!
30 марта наш рабочий штаб выехал на съемки во Францию. По этой причине была продлена и моя командировка. В воскресенье, 22 марта, я еще раз направился домой, чтобы забрать кое-какие вещи. Там меня угораздило заболеть и провести весь день в постели из-за проблем с желудком.
Наша работа в Шиноне на Вьенне начала постепенно разворачиваться. Пришлось преодолевать многочисленные трудности, но сейчас нам мешает только погода.
В физическом плане для меня тут сплошной отдых, а вот в мыслях я постоянно в нашей роте. Полк ведет тяжелые бои и несет потери. В моей роте осталось всего 20 человек! Лейтенант Нойманн получил тяжелое ранение, потеряв глаз, убиты Фукс и Пауковитц! Слышать это невыносимо и ужасно тяжело. Нахожусь в постоянном ожидании донесений от моего гаупт-фельдфебеля, чтобы узнать подробности.
Новые мои товарищи здесь все как на подбор прекрасные люди: майор Форстер мне очень импонирует, отличный офицер. Фритц Диттман - отличный, прямой парень и хороший товарищ. И Шлипхак - «африканец», и Шпен из учебного полка, и Шмитген. Не забыть бы еще Нольдау из войсковых железных дорог и фройляйн Вагнер, единственную даму среди нас, которая великолепно справляется со своими ролями. В общем, наш «шинонский кино-штаб» в полном порядке!
В фильме «Разведывательный дозор» я играл командира роты. Теперь я отвечаю за съемки фильма «Путевой компас».
Прошлое воскресенье полдня провел рядом с полковником Кеглером. Был очень рад выпавшей возможности снова увидеться с человеком, которого мы безмерно уважаем как образец настоящего офицера. Он командует вновь сформированным полком. Кеглер взял меня с собой в Шартр, где в местном знаменитом соборе давали величественный концерт духовной музыки.
Вечером мы были с ним в Ле-Мане. А вчера к обеду моя воскресная вылазка подошла к концу, и я возвратился в Шинон.
Что ж, теперь пропущенные мной события описаны.
Начинаю новую тетрадь.
_________
PS: Знаете, лично мне данная часть из дневника Штеглиха наиболее интересна. Из того, что пишет Штеглих можно понять, что в Германии появилось нездоровое настроение среди населения, а, возможно, и среди военных. Это Штеглиху не нравится. Он возмущён тем, что офицеры, допустившие просчёты в тактике до сих пор на службе, некоторые повышены в звании, а не наказаны.
Вообще, Штеглих оказался упёртым воякой, недоволен тем, что его удерживают в тылу, всеми мыслями он на передовой среди своих солдат... Напоминаю, что в это время идут тяжелейшие бои под Демьянском. Посмотрим, что будет дальше.
Продолжение следует...
[1941 год] июнь 1941
июль 1941
август 1941
сентябрь 1941
октябрь 1941
ноябрь 1941
декабрь 1941
[1942 год] январь 1942
февраль 1942
28 апреля. Шинон.Сегодня снова дождь, уже третий день кряду. Выходит, снова невозможно работать - для съемок нужно солнце. Взял в руки эту книжицу и к ужасу своему обнаружил, что ничего не писал уже целых два месяца. Попробую сегодня как-то наверстать пропущенное. Итак, перепрыгиваем во времени в 24 февраля!
В Бреслау я провел один день, и следующим утром выехал в направлении Берлина. Мама и сестры были очень рады. К моему удивлению Гюнтер встречал меня на вокзале. Его ранило под Калугой 23 декабря. Слепое огнестрельное ранение в бедро. Сейчас все в норме, хотя на Пасху у него была повторная операция на загноившейся слепой кишке. По счастью все прошло удачно, и теперь он в отпуске по болезни в Бреслау.
26 февраля, приехав в Берлин, доложил о прибытии в управлении учебных фильмов.
Никогда за всю мою военную карьеру мне не приходилось слышать о существовании такого ведомства! Вначале пришлось позаботиться о том, где расположиться. Жилище нашлось при содействии фрау доктора Пауль.
В понедельник, когда я явился в управление, как-раз сгорело помещение управления военной истории. В итоге вся эта группа, к которой меня прикомандировали, переехала в Груневальд. Я же тем временем разместился в помещении фонда фон Дирксен на Францезишештрассе.
Работа поначалу была весьма скучной, поскольку у меня не было четко очерченного круга задач. Но обо мне позаботилась фрау доктор Пауль, да и Ханс, ее супруг, давал мне задания, которые могли занять меня. Было трогательно видеть, как жертвуют собой их родители. Я встречал этого «шеголя» товарища Хуберта, мы часто проводили время в «Короне» и в «Бристоле». Однажды я сказал Хуберту, что опасность состоит в том, что при известных обстоятельствах не все отправленные в отпуск на учебу будут возвращаться в свои прежние полки. На что тот в одночасье собрал чемоданы и уехал, чтобы возвратиться в свой полк.
В воскресенье, 1 марта, Хуберт и я сопровождали фрау доктор Пауля в Ратенов. Мы были ее «почетным эскортом» на пути к новому месту службы, поскольку она стала военнообязанной. В Берлине мне категорически не понравилось! В целом я ничего не имею против Берлина, но в наше нынешнее время эти берлинцы ведут себя как порядочное отребье! Это только прибавило мне антипатии! Город совершенно холодный и сдержанный, они многое сами портят и выглядят унылыми, потому что все идет не так, как ими задумано.
Мне фронтовику все эти их чаяния были глубоко безразличны. Наши будни требовали от нас совсем других, более жестких вещей, и мы никогда не позволяли себе сломаться под грузом повседневных забот. Товарищи же из Берлина только и состоят что из одних жалоб и бесконечных перечислений всяких мелочных глупостей.
В следующее воскресенье я ненадолго выбрался в Росток. С обер-лейтенантом Хаберхауэром, к сожалению, увидеться не удалось, зато был замечательный вечер в мужской компании бывших служак из нашего 27-го.
Повидал всех наших бывалых «стратегов», которые сейчас находятся в отпуске на излечении. К сожалению, среди них был и «капитан» Маттенклотт. Не позор ли это для армии, что такой Хансвурст, сполна проявивший в боевых условиях полнейшую некомпетентность, во-первых, произведен в капитаны, а, во-вторых, вообще оставлен на службе. В таких случаях любая попытка оправдания выглядит неуместной, да и влечет за собой разрушительные последствия! Такой персонаж обязан немедленно снять форму и исчезнуть, будь его папаша хоть тысячу раз генералом или не знаю кем еще! Я написал об этом в полк - все возмущены не менее моего!
Остался в Ростоке до понедельника. Пришлось прибавить денек, поскольку в госпитале я встретил капитана Люфта и капитана Эрнста. У каждого ампутировали по одной ноге. Эти бесстрашные парни произвели на меня сильное впечатление.
Куно Тройцш был очень тронут моим визитом.
В последние три ночи англичане трижды интенсивно бомбили Росток. И в первую очередь жилые кварталы! В сводке Вермахта сообщили о больших потерях среди гражданского населения.
И это было связано с речью фюрера, произнесенной в прошедшее воскресенье, которая нам, фронтовым солдатам, пришлась по сердцу! Вот уж подлинное «наставление» для всех слабаков! Внимать этим словам было настоящим удовольствием.
О неделях, проведенных в Берлине, рассказывать особо нечего. Служба текла своим чередом, и круг моих обязанностей постепенно определился. Мне выпала удача заглянуть «на кухню» Главного командования сухопутных войск и многое увидеть - и положительного, и весьма нелицеприятного. Споры о полномочиях! Во время войны! Ну и заботы у людей, что тут еще скажешь!
Мою командировку продлили - сначала до 30 апреля, а потом еще раз «до особых распоряжений». Я возражал как мог, но мне не раз повторяли, что я сейчас нужнее тут, а не в своем полку. Мой разум и сердце в вечном конфликте друг с другом!
30 марта наш рабочий штаб выехал на съемки во Францию. По этой причине была продлена и моя командировка. В воскресенье, 22 марта, я еще раз направился домой, чтобы забрать кое-какие вещи. Там меня угораздило заболеть и провести весь день в постели из-за проблем с желудком.
Наша работа в Шиноне на Вьенне начала постепенно разворачиваться. Пришлось преодолевать многочисленные трудности, но сейчас нам мешает только погода.
В физическом плане для меня тут сплошной отдых, а вот в мыслях я постоянно в нашей роте. Полк ведет тяжелые бои и несет потери. В моей роте осталось всего 20 человек! Лейтенант Нойманн получил тяжелое ранение, потеряв глаз, убиты Фукс и Пауковитц! Слышать это невыносимо и ужасно тяжело. Нахожусь в постоянном ожидании донесений от моего гаупт-фельдфебеля, чтобы узнать подробности.
Новые мои товарищи здесь все как на подбор прекрасные люди: майор Форстер мне очень импонирует, отличный офицер. Фритц Диттман - отличный, прямой парень и хороший товарищ. И Шлипхак - «африканец», и Шпен из учебного полка, и Шмитген. Не забыть бы еще Нольдау из войсковых железных дорог и фройляйн Вагнер, единственную даму среди нас, которая великолепно справляется со своими ролями. В общем, наш «шинонский кино-штаб» в полном порядке!
В фильме «Разведывательный дозор» я играл командира роты. Теперь я отвечаю за съемки фильма «Путевой компас».
Прошлое воскресенье полдня провел рядом с полковником Кеглером. Был очень рад выпавшей возможности снова увидеться с человеком, которого мы безмерно уважаем как образец настоящего офицера. Он командует вновь сформированным полком. Кеглер взял меня с собой в Шартр, где в местном знаменитом соборе давали величественный концерт духовной музыки.
Вечером мы были с ним в Ле-Мане. А вчера к обеду моя воскресная вылазка подошла к концу, и я возвратился в Шинон.
Что ж, теперь пропущенные мной события описаны.
Начинаю новую тетрадь.
_________
PS: Знаете, лично мне данная часть из дневника Штеглиха наиболее интересна. Из того, что пишет Штеглих можно понять, что в Германии появилось нездоровое настроение среди населения, а, возможно, и среди военных. Это Штеглиху не нравится. Он возмущён тем, что офицеры, допустившие просчёты в тактике до сих пор на службе, некоторые повышены в звании, а не наказаны.
Вообще, Штеглих оказался упёртым воякой, недоволен тем, что его удерживают в тылу, всеми мыслями он на передовой среди своих солдат... Напоминаю, что в это время идут тяжелейшие бои под Демьянском. Посмотрим, что будет дальше.
Продолжение следует...