А сейчас, дорогие мои любители сказок...
Жил-был Казах в степях Казахстана. Большой человек был. Жил сам и другим давал жить. Строгим был, но справедливым. И руку бывало поднимет на кого, да за дело только. Провинных наказывал, отличившихся награждал от широты души своей. Чего уж там говорить, любил он людей, правда разные ему попадались. Дурных перевоспитать хотел, а тем, кого друзьями назвал, помогал всегда. Хозяином в своем доме гостеприимным был, дом всегда людным был, съезжались туда многие совета или помощи у Казаха попросить. Никогда не отказывал Казах, всех выслушивал.
Нелегко, ох нелегко приходилось порой Казаху: и предательство он познавал, и горечь утраты, но не изменял себе и велика его вера была, что не перевелись ещё люди отважные, умные, сильные духом. Среди руского народа у Казаха друзья верные были, всё друг для друга сделать готовы были, чтили традиции и силу богатырскую.
Хозяйство у Казаха было на много верст, табуны лошадей на них паслись, радовали хозина. За стадами породистыми, тонконогими, длинногривыми Чабаны присматривали. И среди них одни был ликом страшен, да в конокрадстве ранее уличен, и говорили Казаху друзья его - не верь человеку, недобрый он, зло задумает, предаст, как пить дать, предаст. Да не слушал Казах, а лишь отвечал друзьям, смеясь:
- Я ли не мОлодец, я ли не перевоспитаю, не сделаю человеком его, в люди не выведу?
И поставил Казах Чабана присматривать за стадами дальними, за семью верстами, скакать-не перескакать, да палицу дал ему самострельную, двуствольную, на волков, знаит, ходить.
Долго ли, коротко ли, вести стали дурные приходить из тех краев, что загуляли лошади в степях казахских, не сыскать их. И собрался Казах, и поехал владения свои осматривать, порядок наводить.
Приехал Казах, а Чабан на земле сидит и в ус не дует. Разгневался Казах, голосом зычным поднял весь аул на ноги, все ажно голуби полетели сизые в придорожные кусты, а Чабан сидит, усмехается.
- Что ж ты, окаянный, стада-то не бережешь мои, не я ли тебе заповедовал глаз да глаз за ними держать?
Ничего не ответил Чабан, а только злобу лютую затаил за слова такие.
Осмотрел Казах владения свои с друзьями верными, нашли лошадей, пригнали обратно, глядь - а нет никого.
Обошли аул, а за аулом Чабан палицей всех согнал в всарай и запер, приговаривая:
- Застрелю я Казаха, и друзей его застрелю, чтобы неповадно было.
Вышел Казах один на один с Чабаном, заглянул в глаза ему. Достал Чебен двустволку из-за спины. Сплюнул Казах на дорогу, и сказал ему:
- Что ж ты делаешь, застрелить меня хочешь?
Нажал тот на курок и разрядил двустволку в Казаха, скотина бездушная, тварь неблагодарная, змея подколодная.
Казах только и сказать успел:
- Ты что это, убил меня?
...Не спасли Казаха, не смогли, не успели. Плакал по нему плачем великим весь город, да из окрестных деревень люди приезжали простится.
Веная память человеку.
Верю я, что есть на свете справедливость и что пристрелит кто-нибудь мразь эту паршивую.
Нелегко, ох нелегко приходилось порой Казаху: и предательство он познавал, и горечь утраты, но не изменял себе и велика его вера была, что не перевелись ещё люди отважные, умные, сильные духом. Среди руского народа у Казаха друзья верные были, всё друг для друга сделать готовы были, чтили традиции и силу богатырскую.
Хозяйство у Казаха было на много верст, табуны лошадей на них паслись, радовали хозина. За стадами породистыми, тонконогими, длинногривыми Чабаны присматривали. И среди них одни был ликом страшен, да в конокрадстве ранее уличен, и говорили Казаху друзья его - не верь человеку, недобрый он, зло задумает, предаст, как пить дать, предаст. Да не слушал Казах, а лишь отвечал друзьям, смеясь:
- Я ли не мОлодец, я ли не перевоспитаю, не сделаю человеком его, в люди не выведу?
И поставил Казах Чабана присматривать за стадами дальними, за семью верстами, скакать-не перескакать, да палицу дал ему самострельную, двуствольную, на волков, знаит, ходить.
Долго ли, коротко ли, вести стали дурные приходить из тех краев, что загуляли лошади в степях казахских, не сыскать их. И собрался Казах, и поехал владения свои осматривать, порядок наводить.
Приехал Казах, а Чабан на земле сидит и в ус не дует. Разгневался Казах, голосом зычным поднял весь аул на ноги, все ажно голуби полетели сизые в придорожные кусты, а Чабан сидит, усмехается.
- Что ж ты, окаянный, стада-то не бережешь мои, не я ли тебе заповедовал глаз да глаз за ними держать?
Ничего не ответил Чабан, а только злобу лютую затаил за слова такие.
Осмотрел Казах владения свои с друзьями верными, нашли лошадей, пригнали обратно, глядь - а нет никого.
Обошли аул, а за аулом Чабан палицей всех согнал в всарай и запер, приговаривая:
- Застрелю я Казаха, и друзей его застрелю, чтобы неповадно было.
Вышел Казах один на один с Чабаном, заглянул в глаза ему. Достал Чебен двустволку из-за спины. Сплюнул Казах на дорогу, и сказал ему:
- Что ж ты делаешь, застрелить меня хочешь?
Нажал тот на курок и разрядил двустволку в Казаха, скотина бездушная, тварь неблагодарная, змея подколодная.
Казах только и сказать успел:
- Ты что это, убил меня?
...Не спасли Казаха, не смогли, не успели. Плакал по нему плачем великим весь город, да из окрестных деревень люди приезжали простится.
Веная память человеку.
Верю я, что есть на свете справедливость и что пристрелит кто-нибудь мразь эту паршивую.