490 лет назад, 28 февраля 1533 года, родился французский писатель и философ эпохи Возрождения Мишель де Монтень (полное имя - Мишель Экем де Монтень, фр. Michel Eyquem de Montaigne).
Дата не совсем круглая, но солидная. Интересно вспомнить философа, который в своём творчестве сочетал наследие скептиков, эпикурейцев и стоиков. В целом же его мировоззрение можно было бы назвать философией здравого смысла, умеренности и "золотой середины". Недаром он пользовался уважением и католика Генриха III, и протестанта Генриха Наваррского.
Монтень исполнял свой гражданский долг, занимал различные должности, пользуясь заслуженным уважением соотечественников. Но самое важное в его жизни - это конечно философский труд, обессмертивший имя Монтеня...
Монтень родился в обеспеченной семье, сам он некоторое время был мэром Бордо. Во время гугенотских войн Монтень часто выступал как посредник между враждующими сторонами, его одинаково уважали король-католик Генрих III и протестант Генрих Наваррский. Его «кодекс чести», а вернее сказать - «кодекс совести» делал его единственным, быть может, человеком в раздираемом на части французском королевстве, кто способен хотя бы поддерживать общение между противниками, уберегая страну от хаоса и невозможности примирения.
Как ни удивительно, столь бесценную службу общему делу служит - индивидуальная этика. Принимая на себя поручения, Монтень честно предупреждает: не посвящайте меня в свои секреты, не вовлекайте в интриги. Если суждено стать орудием предательства - а такое вполне возможно, когда через него передают врагу приглашение и сулят безопасность, а потом это слово нарушат, - пусть я стану им без своего ведома и согласия. По собственному выражению Монтеня, в своей лояльности кому бы то ни было он готов зайти не далее, чем «до костра» и будет счастлив, если посреди всеобщего смятения замок де Монтень уцелеет (замок свой он оберегал своеобразно - оборонительным сооружениям, которые в ту пору строили все, предпочитал широко распахнутые двери: «Я не хочу ни бояться, ни спасаться наполовину»).
Его нейтралитет во время раздиравших Францию гражданских войн не был позицией «над схваткой», не был и себялюбивым равнодушием. Едва ли вообще это правильно именовать нейтралитетом. Крайние представители обоих лагерей видели в Монтене врага («для гвельфа я был гибеллином, для гибеллина гвельфом»), и обе стороны видели в Монтене самого подходящего человека, когда требовалось прийти к компромиссу. Монтень видел правоту и неправоту обеих сторон - именно там, где сами они предпочитали ничего не замечать.
Лентяй и ипохондрик, флегматично следящий со стороны за беспокойной политической и интеллектуальной жизнью своей эпохи, провел много лет на государственной службе в качестве парламентского советника, дважды был мэром города Бордо, едва не стал доверенным лицом Генриха IV, чему помешали только серьезная болезнь и преждевременная смерть. Образец толковой дипломатии и порядочного управления для своего времени. Человек, уважаемый достаточно, чтобы его поместье, среди всех бурь и разорений эпохи, не тронула ни одна воюющая сторона. Однако, после пожара замка, когда Монтеня уже не было в живых, среди немногого уцелешего была библиотека - та самая, об уединении в которой он не раз с любовью рассказывал в «Опытах». Что, наверное, символично…
В 1565 Монтень женился, получив солидное приданое. После смерти отца в 1568 г. он унаследовал родовое имение Монтень, где и поселился в 1571, продав свою судейскую должность и выйдя в отставку. В 1572 г., в возрасте 38 лет Монтень начинает писать свои «Опыты»...
«Опыты» Монтеня - это ряд самопризнаний, вытекающих преимущественно из наблюдений над самим собой, вместе с размышлениями над природой человеческого духа вообще. По словам писателя, всякий человек отражает в себе человечество; он выбрал себя, как одного из представителей рода, и изучил самым тщательным образом все свои душевные движения. Его философскую позицию можно обозначить как скептицизм, но скептицизм совершенно особого характера.
Скептицизм Монтеня - нечто среднее между скептицизмом жизненным, который есть результат горького житейского опыта и разочарования в людях, и скептицизмом философским, в основе которого лежит глубокое убеждение в недостоверности человеческого познания. Разносторонность, душевное равновесие и здравый смысл спасают его от крайностей того и другого направления. Признавая эгоизм главной причиной человеческих действий, Монтень не возмущается этим, находит это вполне естественным и даже необходимым для человеческого счастья, потому что если человек будет принимать интересы других так же близко к сердцу, как свои собственные, тогда прощай счастье и душевное спокойствие! Он осаживает на каждом шагу человеческую гордость, доказывая, что человек не может познать абсолютной истины, что все истины, признаваемые нами абсолютными, не более как относительные.
Основной чертой морали Монтеня было стремление к счастью. Тут на него оказали громадное влияние Эпикур, и особенно Сенека и Плутарх.
Учение стоиков помогло ему выработать то нравственное равновесие, ту философскую ясность духа, которую стоики считали главным условием человеческого счастья. По мнению Монтеня, человек существует не для того, чтобы создавать себе нравственные идеалы и стараться к ним приблизиться, а для того, чтобы быть счастливым.
Считая, подобно Эпикуру, достижение счастья естественной целью человеческой жизни, он ценил нравственный долг и самую добродетель настолько, насколько они не противоречили этой цели; всякое насилие над своей природой во имя отвлеченной идеи долга казалось ему бесплодным.
«Я живу со дня на день и, говоря по совести, живу только для самого себя». Сообразно этому взгляду, Монтень считает самыми важными обязанностями человека обязанности по отношению к самому себе; они исчерпываются словами Платона, приводимыми Монтенем: «Делай свое дело и познай самого себя».
Последний долг, по мнению Монтеня, самый важный, ибо, чтобы, делать успешно свое дело, нужно изучить свой характер, свои наклонности, размеры своих сил и способностей, силу воли, словом - изучить самого себя. Человек должен воспитывать себя для счастья, стараясь выработать состояние духа, при котором счастье чувствуется сильнее, а несчастье - слабее. Рассмотрев несчастья неизбежные и объективные (физическое уродство, слепота, смерть близких людей и т. п.) и несчастья субъективные (оскорблённое самолюбие, жажда славы, почестей и т. п.), Монтень утверждает, что долг человека перед самим собой - бороться по возможности против тех и других.
К несчастьям неизбежным разумней относиться с покорностью, стараться поскорее свыкнуться с ними (заменить неисправность одного органа усиленной деятельностью другого и т. д). Что касается несчастий субъективных, то от нас самих в большой степени зависит ослабить их остроту, взглянув с философской точки зрения на славу, почести, богатство и пр. За обязанностями человека по отношению к самому себе следуют обязанности по отношению к другим людям и обществу.
Принцип, которым должны регулироваться эти отношения, есть принцип справедливости; каждому человеку нужно воздавать по заслугам, ибо так в конечном счете проявляют справедливость и к самому себе.
Справедливость по отношению к жене состоит в том, чтобы относиться к ней если не с любовью, то хотя бы с уважением; к детям - чтобы заботиться об их здоровье и воспитании; к друзьям - чтобы отвечать дружбой на их дружбу.
Первый долг человека по отношению к государству - уважение к существующему порядку. Это не подразумевает примирения со всеми его недостатками, но существующее правительство - всегда предпочтительней, ибо кто может поручиться, что новое общественное устройство даст больше счастья или даже не окажется ещё хуже.
Высказывания Монтеня:
Ум, не имеющий никакой определенной цели, теряется; быть везде - значит быть нигде.
Неукоснительно следовать своим склонностям и быть в их власти - это значит быть рабом самого себя.
...Поскольку этим людям так и не удалось постигнуть самих себя и познать своё естество, неизменно пребывающее у них на глазах и заключённое в них самих... могу ли я верить их мнениям о причинах приливов и отливов на реке Нил?
Если бы мне довелось прожить еще одну жизнь, я жил бы так же, как прожил; я не жалею о прошлом и не страшусь будущего.
Самым лучшим доказательством мудрости является непрерывное хорошее расположение духа.
Человек... Одного солнечного луча достаточно, чтобы сжечь и уничтожить его; достаточно бросить ему немного пыли в глаза (или напустить пчел...) - и сразу все наши легионы, даже с великим полководцем Помпеем во главе будут смяты и разбиты наголову.
Законы пользуются всеобщим уважением не в силу того, что они справедливы, а лишь потому, что они являются законами.
Когда я мысленно представляю себе человека совершенно нагим (и именно того пола, который считается наделенным большей красотой), когда представляю себе его изъяны и недостатки, его природные несовершенства, то нахожу, что у нас больше оснований, чем у любого другого животного, прикрывать свое тело.
Разумный человек не потерял ничего, если он сохранил самого себя.
Самая великая вещь на свете - уметь принадлежать себе.
Предвкушение смерти есть предвкушение свободы. Кто научился умирать, тот разучился рабски служить.
Люди ничему не верят так твердо, как тому, о чём они меньше всего знают.
Что бы ни говорили, но даже в самой добродетели конечная цель - наслаждение.
Жизнь сама по себе - ни благо, ни зло: она вместилище и блага, и зла, смотря по тому, во что превращают ее.
Если жить в нужде плохо, то нет никакой нужды жить в нужде.
Трусость - мать жестокости.
Судьба благосклоннее всего к тем именно предприятиям, где успех зависит исключительно от нее.
Прекрасное, когда оно не к месту, перестаёт быть прекрасным.
Кого бы ни взялся изображать человек, он всегда играет вместе с тем и себя самого.
Умение достойно проявить себя в своей природной сущности есть признак совершенства и качество почти божественное. Мы стремимся быть чем-то иным, не желая вникнуть в своё существо, и выходим за свои естественные границы, не зная, к чему мы по-настоящему способны. Незачем нам вставать на ходули, ибо и на ходулях надо передвигаться с помощью своих ног. И даже на самом высоком из земных престолов сидим мы на своём заду.
Никто не раздаёт всех своих денег другим, а вот своё время и свою жизнь раздаёт каждый; и нет ничего, в чем бы мы были настолько же расточительны и в чем скупость была бы полезнее и похвальнее.
Тщеславие и любопытство - вот два бича нашей души. Последнее побуждает нас всюду совать свой нос, первое запрещает оставлять что-либо неопределённым и нерешённым.
Тысячи путей уводят от цели, и лишь один-единственный ведет к ней.
...Не достигнув желаемого, они сделали вид, будто желали достигнутого.
Со страданием дело обстоит так же, как с драгоценными камнями, которые светятся ярко или более тускло в зависимости от того, в какую оправу мы их заключаем; подобно этому и страдание захватывает нас настолько, насколько мы поддаёмся ему.
Доволен не тот, кого другие мнят довольным, а тот, кто сам себя считает таковым.
Душа, не имеющая заранее установленной цели, обрекает себя на гибель, ибо, как говорится, кто везде, тот нигде.
Нет стремления более мужественного, чем стремление к знанию.
Если можно быть ученым чужою ученостью, то мудрыми мы можем быть лишь собственной мудростью.
К чему нам познание вещей, если из-за него мы теряем спокойствие и безмятежность.
Лучшее наше творение - жить согласно разуму.
Взять город приступом, выслать посольство, царствовать, над народом - всё это блестящие деяния. Смеяться, любить и кротко обращаться со своей семьей, не противоречить самому себе - это нечто более редкое, более сложное и менее заметное для окружающих.
Сильное воображение порождает событие.
Пытливости нашей нет конца, - удовлетворенность ума - признак его ограниченности или усталости.
Кто попадает далее цели, тот так же промахивается, как и тот, кто не попал в цель.
Врач, впервые приступая к лечению своего пациента, должен делать это изящно, весело и с приятностью для больного; и никогда хмурый врач не преуспеет в своем ремесле.
Счастье человеческое состоит вовсе не в том, чтобы хорошо умереть, а в том, по-моему, чтобы хорошо жить.
Смерть должна быть такая же, как и жизнь; мы не становимся другими только потому, что умираем.
Нет ответа более унижающего, чем презрительное молчание.
Все средства - при условии, что они не бесчестны, - способные оградить нас от бедствий и неприятностей, не только дозволены, но и заслуживают всяческой похвалы.
Величие души не столько в том, чтобы без оглядки устремляться вперёд и всё выше в гору, сколько обойти препятствия.
Какой бы великой ни была наша мудрость, но давайте всё же признаем, что Судьба ей не подчиняется.
Мы обычно губим себя нетерпением. А ведь беды наши имеют свою жизнь и свой предел, свои болезни и своё здоровье.
Одно из мудрейших правил в воинском искусстве - не доводить противника до отчаяния.
Наше восприятие блага и зла в значительной мере зависит от представления, которое мы имеем о них.
Сомнение могло бы служить мягким изголовьем для умной головы.
Если хочешь излечиться от невежества, надо в нем признаться... В начале всяческой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом - незнание.
Вся мудрость и все рассуждения в нашем мире сводятся в конечном итоге к тому, чтобы научить нас не бояться смерти.