(no subject)
Оригинал взят у masha_koroleva в Ну и, значит, вот..
И где-то там, от Москвы километров триста, она бросает зернышко, удобряет его компостом, как и положено созерцателям - бесцельно, просто. Смотрит в небо, на перистых облаков полоски. И пока она там, далеко, следит, улыбаясь, за облаками, ты мрачным жнецом собираешь апатию своими руками. Восемь американо, напротив некто, с тяжелыми веками и худенькими руками. Разговор - клочками.
Так и живешь себе - скептиком, атеистом; По вечерам гуляешь по Патриаршим и Чистым, пьешь разбавленный газировкой виски. Твои глаза цвета болотной ряски, и к лицу давно приросли все твои маски -
И тебе иногда кажется, что ты уже близко - руку протянуть, и вот же она, бездна, смотрит c ухмылкой, словно ты у нее в расстрельном списке, омут, затягивающий и склизкий. И отворачиваться бесполезно, ты же хоть и с претензией, но не железный, твой панцирь скроен из черных шуток, твой мир, покоящийся на черепахах, шаток. А всего-то и надо - снежинки за воротник парашютами.
Нет, то чтобы просто пауза - но тончайшая в своем величии пустота, - верил бы ты в божественную природу Христа, было бы проще , а так…
- просыпаешься - балконная дверь на восток, там розовеет; ватные облака. А у нее, километров за триста, уже росток. Но тебе на такое не хватит ни нервов, ни табака.
Закрыв глаза и почти досчитав до ста - мол, иду искать, из-под земли достану - делаешь шаг с воображаемого моста, под которым вода, темна и густа. И почему-то еще саднит, хотя казалось бы - почти забавно, бескровно, не рана - давно короста. И луна над твоей головою двухвоста, дома, серы и бугристы, глаза твои водянистые. Вот нет бы, как раньше, запить игристым -
И под рассветными облаками умиляться, как она путает писателей мураками, как топчет лед каблуками - тоже глупо, но все же лучше, чем этот камень.
Семь тридцать утра, телефон молчит; за стеною город, и опять будет трудный и длинный год, и каждый третий случайно встреченный - гром небесный, а каждый второй - громоотвод.
Это пафосно (для семи утра) прозвучит, но самая соль - в отсутствии смыслов и первопричин.
Снег уже пахнет мартом. Кофе опять горчит.
И где-то там, от Москвы километров триста, она бросает зернышко, удобряет его компостом, как и положено созерцателям - бесцельно, просто. Смотрит в небо, на перистых облаков полоски. И пока она там, далеко, следит, улыбаясь, за облаками, ты мрачным жнецом собираешь апатию своими руками. Восемь американо, напротив некто, с тяжелыми веками и худенькими руками. Разговор - клочками.
Так и живешь себе - скептиком, атеистом; По вечерам гуляешь по Патриаршим и Чистым, пьешь разбавленный газировкой виски. Твои глаза цвета болотной ряски, и к лицу давно приросли все твои маски -
И тебе иногда кажется, что ты уже близко - руку протянуть, и вот же она, бездна, смотрит c ухмылкой, словно ты у нее в расстрельном списке, омут, затягивающий и склизкий. И отворачиваться бесполезно, ты же хоть и с претензией, но не железный, твой панцирь скроен из черных шуток, твой мир, покоящийся на черепахах, шаток. А всего-то и надо - снежинки за воротник парашютами.
Нет, то чтобы просто пауза - но тончайшая в своем величии пустота, - верил бы ты в божественную природу Христа, было бы проще , а так…
- просыпаешься - балконная дверь на восток, там розовеет; ватные облака. А у нее, километров за триста, уже росток. Но тебе на такое не хватит ни нервов, ни табака.
Закрыв глаза и почти досчитав до ста - мол, иду искать, из-под земли достану - делаешь шаг с воображаемого моста, под которым вода, темна и густа. И почему-то еще саднит, хотя казалось бы - почти забавно, бескровно, не рана - давно короста. И луна над твоей головою двухвоста, дома, серы и бугристы, глаза твои водянистые. Вот нет бы, как раньше, запить игристым -
И под рассветными облаками умиляться, как она путает писателей мураками, как топчет лед каблуками - тоже глупо, но все же лучше, чем этот камень.
Семь тридцать утра, телефон молчит; за стеною город, и опять будет трудный и длинный год, и каждый третий случайно встреченный - гром небесный, а каждый второй - громоотвод.
Это пафосно (для семи утра) прозвучит, но самая соль - в отсутствии смыслов и первопричин.
Снег уже пахнет мартом. Кофе опять горчит.