Ефрося
Она приходит ко мне стричься.
Не знаю, с чего она взяла, что я умею стричь и мне это ни разу не противно. Видимо, что-то от бабушки, но она первая в доме, лёнькина семья ни в счёт, протоптала ко мне дорожку, а потом распиарила на весь дом. И началооось.
Так-то у меня на волосы психическая аллергия и даже фобия, писала уже об этом - я ужасно боюсь вдохнуть волосину и от одной только мысли, мне кажется, что я её уже вдохнула и она там горле щекочет и хочется тут же её отрыгнуть, или достать до туда пальцами и когтём отскрести её от горла. Что чревато! Я себя конечно контролирую, но тем не менее рвотный рефлекс, такой внезапный.
Но отказаться и ещё в самый первый раз сказать ей, ацтань, я не умею, мне почему-то даже в голову не пришло. Потому что умею, блять!
(В этом месте, чтобы не утомлять вас многобуквием, я вырезала большой кусок про то, как я стала парикмахером, о чём рассказала в следующей серии.)
Ну и вот, пришла ко мне эта Ефрося. Стоит на пороге такая загадочная с ножницами, расчёской и засаленной, воняющей старым шкафом и тленом прелостью пачкой моего любимого в детстве печенья "Юбилейное" в руках. И где откопала-то? Сейчас его продают в огромном ассортименте с разнообразной глазурью, на всевозможном молоке, с орехами, и всяким разным, и даже овсяное, ааа, но от моего любимого классического в нём осталось только название.
А тут вот прямо издалека вижу - оно! Да и по запаху тоже чувствую - оно! Уж не со времён ли того самого моего детства она, дожидаясь такого вот удобного случая, хранила для меня это сокровище.
Хитро улыбаясь, она сунула пачку в мои руки, мол, на, подержи пока, и тут же стала толкать меня в глубь квартиры, мол, иди, положи там, теперь оно твоё.
- БабФрось, ну ты проходи уже, давай с твоими печеньками чайку что ли попьём.
- Нет, печеньки оставь себе, мне их нельзя, у меня сахар же!
- Выходит сладкая ты у нас женщина, бабФрось.
- Ага, была когда-то... Ты лучше вот на, - суёт мне расчёску и ножницы, - подстриги меня сзади покороче, а то хвост я не хочу, а хочу, чтобы просто гребешком собрать, зачесать назад и всё.
- Карэ что ли?
Та посмотрела на меня, как на дурочку:
- Ты чтооо! Нет, не харэ пока, поживу ещё! А в гроб ты мне вот этой невидимкой вот тут вот так чёлочку волной и сбоку заколешь и всё. И губы ещё накрасишь! - уже до конца свесила с моей шеи ножки эта Ефрося и ржот такая.
Я хотела тоже поржать, сказать, знаешь что, иди-ка ты отсюда... домой! И печеньки свои забери! Вот кому квартиру завещала, тот пусть тебе и волны закалывает! Губы так и быть накрашу, но я тебя хоронить не собираюсь! Ишь, размечталась!
А потом посмотрела ей в глаза, в там тоска, непроглядная, как у поздней осени, когда мряка, мокрые вороны на ветках и даже листья жёлтые уже всё, откружились.
И обида! Потому что обидно быть очень старой в этой каждый день новой жизни! Вот она, эта жизнь, несется такая в будущее с новыми радостями и несчастьями, а ты, как мокрый жёлтый лист, дождями прибитый к асфальту и даже не шелестишь уже, и даже изредка не взлетаешь за пролетающими мимо колёсами. А в планах на будущее - дожить бы и быть красивой в гробу.
- Причёска так называется, бабФрось, - проглотив в горле комок, пояснила и, не упустив случая, блеснуть своими знаниями, продолжила тупорылая я. - Очень модная была в 20-х годах прошлого века во времена НЭПа! Неужели не помнишь?
- Откуда мне помнить-то?! Я родилась в 32-ом! Бабке твоей почти ровесница! Такая же старая сейчас была бы!
- Ой! Извини! Я даже и не думала ничего! Вернее, думала, что ты из тех же источников знаешь, что и я. В институте, ты говорила, училась!
- Знаю! Училась. Но какая мне уже причёска, голова вся седая, волосы, как вата. А в юности я своей волосиной штопала себе капроновые чулки! И завивалась горячим гвоздём №10!
- А как ты его держала? Горячо же!
- В рабочей рукавице! Горячо, зато быстро.
Или, смачивая пряди пивом, наматывала их на верёвочки с газеткой, завязывала узелкками, сверху надевала красивый берет, или косыночку и ходила так неделю и на работу, и в магазин, и в библиотеку, а в выходной всё распускала и была такая кучерявая, как овца!
- Как актриса немого кино! - быстренько подлизалась я.
- Точно! Как Елена Соловей в "Рабе любви"!
- Слышь, поганка, какое немое кино? Ну ты меня со своей прабабкой-то не путай! В мою молодость цветное уже снимали вовсю! И причёски такие же носили тоже. Да у меня даже остались туфли на шпильках! Почти новые - два раза обутые!
- Ну извини, просто в этой "Рабе" я и видела, там "немое" снимали, вот и ляпнула, - деловито расчёсывая "клиентке" затылок, бормотала я. А потом:
- Ой, бабФрось, а зачем ты завивалась-то? Свои же кудри вот у тебя вьются на затылке, красивые такие колечки! А вот кое-кому, на пиисят лет моложе, завить такие колечики, поможет только горячий гвоздь! И пиво!
- А потому что кудри кудрям рознь! "Кудри вьются, кудри вьются, кудри вьются у блядей, почему ж они не вьются у порядочных людей!" - исполнила мне бывшая моднеца. - Понимаешь?
- Под порядочную косила что ли?
- Да!
P.s. Не знаю правда, или нет, но говорят, в мелких птичках живут души наших умерших родственников. Иногда они прилетают на нас посмотреть, стучат по карнизу, заглядывают в окна и даже рискуют залететь в комнату, словно пытаются о чём-то предупредить, хотя им этого делать нельзя.
Их надо угощать. Делать кормушки, оставлять еду.
Короче, передала я своим родственникам привет от бабы Ефроси!
Скормила все её печеньки синичкам. Родственники меня поймут!
Не знаю, с чего она взяла, что я умею стричь и мне это ни разу не противно. Видимо, что-то от бабушки, но она первая в доме, лёнькина семья ни в счёт, протоптала ко мне дорожку, а потом распиарила на весь дом. И началооось.
Так-то у меня на волосы психическая аллергия и даже фобия, писала уже об этом - я ужасно боюсь вдохнуть волосину и от одной только мысли, мне кажется, что я её уже вдохнула и она там горле щекочет и хочется тут же её отрыгнуть, или достать до туда пальцами и когтём отскрести её от горла. Что чревато! Я себя конечно контролирую, но тем не менее рвотный рефлекс, такой внезапный.
Но отказаться и ещё в самый первый раз сказать ей, ацтань, я не умею, мне почему-то даже в голову не пришло. Потому что умею, блять!
(В этом месте, чтобы не утомлять вас многобуквием, я вырезала большой кусок про то, как я стала парикмахером, о чём рассказала в следующей серии.)
Ну и вот, пришла ко мне эта Ефрося. Стоит на пороге такая загадочная с ножницами, расчёской и засаленной, воняющей старым шкафом и тленом прелостью пачкой моего любимого в детстве печенья "Юбилейное" в руках. И где откопала-то? Сейчас его продают в огромном ассортименте с разнообразной глазурью, на всевозможном молоке, с орехами, и всяким разным, и даже овсяное, ааа, но от моего любимого классического в нём осталось только название.
А тут вот прямо издалека вижу - оно! Да и по запаху тоже чувствую - оно! Уж не со времён ли того самого моего детства она, дожидаясь такого вот удобного случая, хранила для меня это сокровище.
Хитро улыбаясь, она сунула пачку в мои руки, мол, на, подержи пока, и тут же стала толкать меня в глубь квартиры, мол, иди, положи там, теперь оно твоё.
- БабФрось, ну ты проходи уже, давай с твоими печеньками чайку что ли попьём.
- Нет, печеньки оставь себе, мне их нельзя, у меня сахар же!
- Выходит сладкая ты у нас женщина, бабФрось.
- Ага, была когда-то... Ты лучше вот на, - суёт мне расчёску и ножницы, - подстриги меня сзади покороче, а то хвост я не хочу, а хочу, чтобы просто гребешком собрать, зачесать назад и всё.
- Карэ что ли?
Та посмотрела на меня, как на дурочку:
- Ты чтооо! Нет, не харэ пока, поживу ещё! А в гроб ты мне вот этой невидимкой вот тут вот так чёлочку волной и сбоку заколешь и всё. И губы ещё накрасишь! - уже до конца свесила с моей шеи ножки эта Ефрося и ржот такая.
Я хотела тоже поржать, сказать, знаешь что, иди-ка ты отсюда... домой! И печеньки свои забери! Вот кому квартиру завещала, тот пусть тебе и волны закалывает! Губы так и быть накрашу, но я тебя хоронить не собираюсь! Ишь, размечталась!
А потом посмотрела ей в глаза, в там тоска, непроглядная, как у поздней осени, когда мряка, мокрые вороны на ветках и даже листья жёлтые уже всё, откружились.
И обида! Потому что обидно быть очень старой в этой каждый день новой жизни! Вот она, эта жизнь, несется такая в будущее с новыми радостями и несчастьями, а ты, как мокрый жёлтый лист, дождями прибитый к асфальту и даже не шелестишь уже, и даже изредка не взлетаешь за пролетающими мимо колёсами. А в планах на будущее - дожить бы и быть красивой в гробу.
- Причёска так называется, бабФрось, - проглотив в горле комок, пояснила и, не упустив случая, блеснуть своими знаниями, продолжила тупорылая я. - Очень модная была в 20-х годах прошлого века во времена НЭПа! Неужели не помнишь?
- Откуда мне помнить-то?! Я родилась в 32-ом! Бабке твоей почти ровесница! Такая же старая сейчас была бы!
- Ой! Извини! Я даже и не думала ничего! Вернее, думала, что ты из тех же источников знаешь, что и я. В институте, ты говорила, училась!
- Знаю! Училась. Но какая мне уже причёска, голова вся седая, волосы, как вата. А в юности я своей волосиной штопала себе капроновые чулки! И завивалась горячим гвоздём №10!
- А как ты его держала? Горячо же!
- В рабочей рукавице! Горячо, зато быстро.
Или, смачивая пряди пивом, наматывала их на верёвочки с газеткой, завязывала узелкками, сверху надевала красивый берет, или косыночку и ходила так неделю и на работу, и в магазин, и в библиотеку, а в выходной всё распускала и была такая кучерявая, как овца!
- Как актриса немого кино! - быстренько подлизалась я.
- Точно! Как Елена Соловей в "Рабе любви"!
- Слышь, поганка, какое немое кино? Ну ты меня со своей прабабкой-то не путай! В мою молодость цветное уже снимали вовсю! И причёски такие же носили тоже. Да у меня даже остались туфли на шпильках! Почти новые - два раза обутые!
- Ну извини, просто в этой "Рабе" я и видела, там "немое" снимали, вот и ляпнула, - деловито расчёсывая "клиентке" затылок, бормотала я. А потом:
- Ой, бабФрось, а зачем ты завивалась-то? Свои же кудри вот у тебя вьются на затылке, красивые такие колечки! А вот кое-кому, на пиисят лет моложе, завить такие колечики, поможет только горячий гвоздь! И пиво!
- А потому что кудри кудрям рознь! "Кудри вьются, кудри вьются, кудри вьются у блядей, почему ж они не вьются у порядочных людей!" - исполнила мне бывшая моднеца. - Понимаешь?
- Под порядочную косила что ли?
- Да!
P.s. Не знаю правда, или нет, но говорят, в мелких птичках живут души наших умерших родственников. Иногда они прилетают на нас посмотреть, стучат по карнизу, заглядывают в окна и даже рискуют залететь в комнату, словно пытаются о чём-то предупредить, хотя им этого делать нельзя.
Их надо угощать. Делать кормушки, оставлять еду.
Короче, передала я своим родственникам привет от бабы Ефроси!
Скормила все её печеньки синичкам. Родственники меня поймут!