пушкиниада
Пушкин очень любил, когда его запрещали. Он прямо руки внутренне потирал и подпрыгивал от радости. День ходил с загадочной улыбкой, второй день пел на втором этаже: «Боже, царя прогони». Наталья Николаевна в такие дни всем уши смолой замазывала, даже детям. И все по дому ходили и очень громко разговаривали.
А на следующий день Пушкин писал Плетневу: «Делать нечего: придется печатать мои повести. Перешлю тебе на второй неделе, а к святой и тиснем.»
Плетнева очень раздражало слово «тиснем». Но он скрипя зубами отвечал:
«Не подать ли нам благого примера в прозе молодым писателям и не продавать ли Белкина по 5 р. книжку? Нас это не разорит, а добрый пример глубоко пустит корни. Я и князю Вяземскому присоветовал продавать Адольфа по 5 р.»
Плетнев очень любил русский язык, но Пушкина больше.
А Пушкин и Бенкендорфу письма слал. Он записывал анекдоты, которые ему в Петербурге рассказывали про него самого и высочайшему жандарму отсылал.
Бенкендорф запирался у себя в кабинете и тайно хохотал над такими письмами. Пушкину в ответ писал: «На письмо Ваше ко мне имею честь Вас уведомить, что никакого не может быть препятствия к изданию особою книгою тех стихотворений Ваших, которые уже были единожды напечатаны.
Для меня всегда приятно быть с Вами в сношениях по предмету Ваших сочинений и потому я прошу Вас, всякой раз когда будете иметь в том надобность, обращаться ко мне со всею искренностию.»
А если долго ему Пушкин анекдотов не слал, Бенкендорф шел к царю и просил его еще раз запретить.
А на следующий день Пушкин писал Плетневу: «Делать нечего: придется печатать мои повести. Перешлю тебе на второй неделе, а к святой и тиснем.»
Плетнева очень раздражало слово «тиснем». Но он скрипя зубами отвечал:
«Не подать ли нам благого примера в прозе молодым писателям и не продавать ли Белкина по 5 р. книжку? Нас это не разорит, а добрый пример глубоко пустит корни. Я и князю Вяземскому присоветовал продавать Адольфа по 5 р.»
Плетнев очень любил русский язык, но Пушкина больше.
А Пушкин и Бенкендорфу письма слал. Он записывал анекдоты, которые ему в Петербурге рассказывали про него самого и высочайшему жандарму отсылал.
Бенкендорф запирался у себя в кабинете и тайно хохотал над такими письмами. Пушкину в ответ писал: «На письмо Ваше ко мне имею честь Вас уведомить, что никакого не может быть препятствия к изданию особою книгою тех стихотворений Ваших, которые уже были единожды напечатаны.
Для меня всегда приятно быть с Вами в сношениях по предмету Ваших сочинений и потому я прошу Вас, всякой раз когда будете иметь в том надобность, обращаться ко мне со всею искренностию.»
А если долго ему Пушкин анекдотов не слал, Бенкендорф шел к царю и просил его еще раз запретить.