Был такой город; Фрагмент; Станислав Дидковский 60-80-е
- Каждый вечер в нашу однокомнатную квартиру на Николаева приходили дру¬зья родителей. Практически все они, как и мои родители, работали на приборо¬строительном заводе, но киношному и литературному образу «пролетария», то есть очень «советского», невежественного, запойного человека, никак не соответствовали. Это были заводские, но интеллигентные люди. Никакой водки и ско¬вородок с жареной картошкой - «Ркацители», чурек и сыр. Тогда любой «белый» сыр называли брынзой. Мы, дети, обычно сидели под столом, во что-то играли и слушали вполуха. А родители говорили о разном, о Солженицыне, например, слу¬шали Галича и Высоцкого. Или рассматривали польский журнал «Pano-rama», он тогда в каждом киоске продавался. Читать на польском никто не умел, но там были красивые картинки, а на третьей странице обязательно фотография обнаженной по пояс красотки. И Солженицын, и красотка были явлениями одного порядка. Ветер из другого мира.
Солженицына привозил дядька, брат мамы. И в моем детском представлении Сол¬женицын был такой старый еврей с вислым носом, что сидит где-то и пишет, пишет. Дядька работал в каком-то очень секретном НИИ, и друзья родителей по очереди читали Булгакова и «Раковый корпус», перефотографированный с фотографий же. Поэтому кое-где страница блестела, и поверх непонятных слов было дописано уже от руки. Дядя Слава, как я сейчас понимаю, вообще был диссидент, помню его фразу: «Ленин был властолюбив и революцию из-за этого сделал». По тогдашним временам за такое можно было и в КГБ угодить. Среди родительских друзей были очень за-бавные люди. Например, дядя Валера, Валерий Ивницкий. Он ходил в ярко-красной рубашке, в джинсах, которые до него, наверное, человек 15 носили, и в самодельных деревянных сабо. Из заднего кармана джинсов обязательно торчала «L'Humanite» или что-нибудь в этом роде. У него не было художественного образования, но он ра¬ботал художником сначала на заводе, а потом и в Худфонде. Тогда Союз художников располагался на Буйнакского, там, где сейчас Союз архитекторов, и ни одну вывеску, даже для за¬нюханного магазинчика, без одобрения худсовета сделать было нельзя. Потому Ма-хачкала выглядела по-человечески.
Знаешь, я иногда думаю, как ни страшно это звучит, что Махачкала должна быть благодарна сталинским чисткам и репрессиям. Именно так сюда попадали люди, которые и формировали лицо города. Художники Алексей Августович с Галиной Конопацкой, например. Или наш преподаватель из художественного училища Сталина Андреевна Бачинская. Она была маленькая, сухонькая, в каких-то странных одеждах, ненакрашенная, с пучком седых волос на затылке, но когда начинала говорить… Она читала «Историю искусств». Не знаю, где она брала эти репродукции, но о Тулуз-Лотреке, о Малевиче и Кандинском мы узнавали от нее. Занятия в училище начинались в 11 часов, закан¬чивались в 17:20, но никто домой не торопился. «У Сталины будет что-нибудь?» - «Вроде да». «Что-нибудь» - это значило свечи, чай, стихи Цветаевой или Ахмато¬вой, переписанные от руки, портрет той же Ахматовой работы Альтмана, пластинки с классикой, разговоры, споры, споры…
До сих пор не знаю, как попала в Дагестан Александра Марковская. Она тоже была нашим преподавателем и о ней тоже ходили слухи, что ссыльная. Сутулая, по¬луслепая, в платке из козьего пуха. Могла случайно на занятии бросить фразу: «Как-то мы с Лилей Брик…» или «Всегда недолюбливала Маяковского - бузотер и горлопан!». И по этим словам вырисовывалась какая-то иная, прошлая жизнь. Она была для нас небожительницей, ходили легенды, что в 70 лет она прыгала с парашютом, чтобы лучше понять и пере¬дать на картине состояние парашютиста.
В том же училище подрабатывал натурщиком еще один ссыльный - Дедушка Дрейслер или Дрекслер, сейчас уже и не помню. Грузный, одинокий старик. Бар¬ские манеры, густой низкий голос, седина, обязательно пиджак, галстук, пусть и не ¬глаженные брюки. Был знаком с Есениным, Чуковским, о Толстом знал все. Кажется, он был литературовед. Жил рядом с училищем и подрабатывал натурщиком. За 60 копеек в час. А если обнаженка, то за рубль двадцать. Умер один, никого рядом не оказалось. Соседи хватились его только через несколько дней…
Натурщики у нас вообще были интересные. Помню старика Хип-хопа, который без портвейна позировать не мог. Еще одного, похожего на Сталина и подчеркивающего это сходство френчем. У него был стеклянный глаз, который он через раз забывал. И еще помню Софу. Это была крашеная блондинка лет 30-ти. Она позировала обнажен¬ной, но в черных очках, такая форма стыдливости.