Про Джона Ирвинга и его книжку
Только что закончила (аудио-)книжку Джона Ирвинга (John Irving) "The Cider House Rules". Написана она была в 1985 году и по ней даже кино успели снять, за которое Ирвинг, к слову, получил Оскара -- как автор адаптированного сценария по своему же роману (по-моему, это редкий и даже удивительный феномен), но я до неё только сейчас добралась (аудиокнижка -- новое поступление в библиотеку нашего каунти) , и во многом она оказалась большим сюрпризом.
У нас её перевели с двумя вариантами названия. Первый -- "Правила дома сидра", это дословный перевод с английского, но по-русски звучит весьма неуклюже.
Поэтому наверное придумали второе, судя по всему, более популярное (по крайней мере в вики только оно одно и приведено, причём, и для книжки, и для фильма) -- "Правила виноделов". Звучит лучше, но, увы, совершенно неверно: сидр в Штатах -- это совсем не вино, и даже не слабоалкогольный напиток из яблок, как у нас, а просто яблочный сок ("неосветлённый"). В этом очень легко убедиться, если тут живёшь -- достаточно зайти в отдел фруктов-соков любой продуктовой лавки или супермаркета. Ну, или вот, википедию почитать:
While the term cider is used for the fermented alcoholic drink in most of the world, the term hard cider is used in the United States and much of Canada. In the United States, the distinction between plain apple juice and cider is not well established.[3]
Если уж менять название в этом направлении, то наверное на "Правила сборщиков яблок". Но это мелочь, конечно. Книга и впрямь трудна для перевода на русский язык и в пост-советскую культуру вообще, и потому ошибки при переводе простительны, хотя и жалко, что так получается. Например, я, когда читала-слушала, голову ломала, как адекватно перевести фирменную словесную реакцию главного героя. По-английски он то и дело говорит "right", по-русски это "правильно", "верно", но теряется краткость и уместность в разговорной речи. Переводчица применила "точно". Ну, не знаю...
Переводы имён и названий -- отдельная головоломка, потому что с одной стороны, это просто имена, а с другой, с ними бывает игра слов. Вот и получился доктор Кедр (вместо Larch; наверное, переводчица очень хотела оставить "древесную" ассоциацию, а доктор Лиственница был бы совсем никуда), мальчик по фамилии Бук (вместо Уэллс - Wells; наверное тоже потому что дерево, несмотря на то, что в книге прямым текстом написано, что тут обыгрывалась профессия, связанная с колодцекопанием), а то и какой-нибудь "Дымка Уотерс". Ну, и название места, слово-уродец -- Сент-Облако.
А ещё в кнге есть часто встречающееся выражение, описывающее судьбу главного героя: "he belongs here", дословно: "он принадлежит этому месту" (имеется в виду приют для оставленных младенцев). Переводчица заменяет эту формулу на разные и простые выражения типа "я живу здесь". Смысл принадлежности (и повторяемость формулы) теряется, а он как раз супер-важный. Я бы попробовала выражения типа "он наш", "я тамошний", "я тутошний". Ну, да ладно...
Но всё это и впрямь мелочи по сравнению с тем, как у нас интерпретируют этот роман и творчество Ирвинга вообще, какую жуткую лабуду по этому поводу пишут, в каком махровом советском стиле. Вот типичный пример: "В своих произведениях он (Ирвинг) обращается к различным проблемам американской действительности, таким как кризис семьи, разрушение традиционных устоев общества, его деформация и разложение". Это цитата из научного журнала (Язык. Культура. Общество), и мало того, что написано плохо, так и по сути бред. Время на разбор, почему бред, терять не хочется, а привела эту цитату, потому что не знала, что у нас ещё продолжают так писать, а надо бы знать, чтобы понимать.
Это про Ирвинга вообще, а у переводчицы роман спровоцировал желание посетовать о "непомерном и неправомерном раздутии ценности денег". С чего она это взяла? Просто удивительно... К счастью, перевела она всё-таки относительно добротно, читать можно и, как по мне, так и нужно.
В каком-то очень важном смысле "Правила виноделов" -- американский "Казус Кукоцкого". Один из его главных героев -- тоже "женский доктор", отстаивающий право женщин на безопасный и легальный аборт. Хотя бы ради аргументации доктора по этому вопросу стоит почитать -- очень актуальный текст для сегодняшнего пост-Союза (для Америки, впрочем, тоже). Очень интересно, что Ирвинг показал отношение к абортам с обеих сторон баррикад, особенно интересно, что в этом противостоянии оказались учитель и ученик. Как Ирвинг разрешил этот конфликт - особ статья, тоже страшно важная, и чтобы это узнать, надо прочитать книжку, что называется, от корки до корки.
Роман состоит из двух очень разных частей, причём, сидр с домом и его правилами появляются только во второй части. Первая часть проходит в сиротском приюте, и в ней выявляются два главных героя: доктор Кедр и мальчик Бук (если принять имена, данные переводчицей), жизнь которого мы наблюдаем на протяжении двадцати его первых лет. Вторая часть прыгает во времени на пятнадцать лет вперёд, в ней добавлены новые герои, а старые и впрямь постарели, и всё довольно сильно напряжено и сгущено (и очень похоже на сценарий голливудского фильма). В конце концов происходит развязка и даже некий не очень хэппи, но и определённо не ан-хэппи энд, который воспринимается, как начало чего-то нового, не менее интересного. Контраст между двумя частями такой резкий, что если бы я снимала фильм, то первую часть сделала бы сурово чёрно-белой, а вторую очень-очень цветной.
Главное, о чём роман - это наверное о взрослении, созревании, о том, как в процессе роста ребёнок осознаёт, кто он и что он, ищет свой путь, который бывает не прям и не ясен (объективные обстоятельства плюс особенности личного стиля), пробует на зуб разные места, чтобы найти своё, выстраивает свои ценности, учится формулировать и выражать свои мнения. Идеальное чтение для молодых.
А ещё это роман о любви (а как же иначе?) - как романтической, так и семейной, воспетой меньше всего, включая и пристальное (само)исследование той самой отцовской любви.
Одна из важнейших тем - это выбор, причём, не в простом варианте (что именно выбрать), а в радикальном: есть ли выбор вообще, или его нет, и что можно делать, если нет. Рассуждения автора на эту тему (устами героев) очень интересны и важны, а уж элегантное (конечно же частное, но всё-таки...) решение в конце и подавно.
Да, и важно отметить-ответить. Переводчица заметила, что некая линия в этом романе напоминает нашего "Поручика Киже". Ну, история мёртвой души, живущей только на бумаге. Она использует этот момент для того, чтобы поругать бюрократизацию. С моей точки зрения параллель с Тыняновым видна только по очень внешним, абсолютно не существенным признакам. Вообще по сравнению с пост-Союзом американцам на бюрократию жаловаться грех, да и мёртвая эта душа появилась не потому, что система такая плохая, а потому, что кое-кто выбрал не вписываться в неё (вполне нормальную систему) вовремя, хотя вполне мог и даже должен был.
Надо теперь ещё фильм посмотреть и может пару слов добавить.
К слову, мой самый первый пост в жж был тоже связан с книжкой Ирвинга: Omne initium est difficile.
У нас её перевели с двумя вариантами названия. Первый -- "Правила дома сидра", это дословный перевод с английского, но по-русски звучит весьма неуклюже.
Поэтому наверное придумали второе, судя по всему, более популярное (по крайней мере в вики только оно одно и приведено, причём, и для книжки, и для фильма) -- "Правила виноделов". Звучит лучше, но, увы, совершенно неверно: сидр в Штатах -- это совсем не вино, и даже не слабоалкогольный напиток из яблок, как у нас, а просто яблочный сок ("неосветлённый"). В этом очень легко убедиться, если тут живёшь -- достаточно зайти в отдел фруктов-соков любой продуктовой лавки или супермаркета. Ну, или вот, википедию почитать:
While the term cider is used for the fermented alcoholic drink in most of the world, the term hard cider is used in the United States and much of Canada. In the United States, the distinction between plain apple juice and cider is not well established.[3]
Если уж менять название в этом направлении, то наверное на "Правила сборщиков яблок". Но это мелочь, конечно. Книга и впрямь трудна для перевода на русский язык и в пост-советскую культуру вообще, и потому ошибки при переводе простительны, хотя и жалко, что так получается. Например, я, когда читала-слушала, голову ломала, как адекватно перевести фирменную словесную реакцию главного героя. По-английски он то и дело говорит "right", по-русски это "правильно", "верно", но теряется краткость и уместность в разговорной речи. Переводчица применила "точно". Ну, не знаю...
Переводы имён и названий -- отдельная головоломка, потому что с одной стороны, это просто имена, а с другой, с ними бывает игра слов. Вот и получился доктор Кедр (вместо Larch; наверное, переводчица очень хотела оставить "древесную" ассоциацию, а доктор Лиственница был бы совсем никуда), мальчик по фамилии Бук (вместо Уэллс - Wells; наверное тоже потому что дерево, несмотря на то, что в книге прямым текстом написано, что тут обыгрывалась профессия, связанная с колодцекопанием), а то и какой-нибудь "Дымка Уотерс". Ну, и название места, слово-уродец -- Сент-Облако.
А ещё в кнге есть часто встречающееся выражение, описывающее судьбу главного героя: "he belongs here", дословно: "он принадлежит этому месту" (имеется в виду приют для оставленных младенцев). Переводчица заменяет эту формулу на разные и простые выражения типа "я живу здесь". Смысл принадлежности (и повторяемость формулы) теряется, а он как раз супер-важный. Я бы попробовала выражения типа "он наш", "я тамошний", "я тутошний". Ну, да ладно...
Но всё это и впрямь мелочи по сравнению с тем, как у нас интерпретируют этот роман и творчество Ирвинга вообще, какую жуткую лабуду по этому поводу пишут, в каком махровом советском стиле. Вот типичный пример: "В своих произведениях он (Ирвинг) обращается к различным проблемам американской действительности, таким как кризис семьи, разрушение традиционных устоев общества, его деформация и разложение". Это цитата из научного журнала (Язык. Культура. Общество), и мало того, что написано плохо, так и по сути бред. Время на разбор, почему бред, терять не хочется, а привела эту цитату, потому что не знала, что у нас ещё продолжают так писать, а надо бы знать, чтобы понимать.
Это про Ирвинга вообще, а у переводчицы роман спровоцировал желание посетовать о "непомерном и неправомерном раздутии ценности денег". С чего она это взяла? Просто удивительно... К счастью, перевела она всё-таки относительно добротно, читать можно и, как по мне, так и нужно.
В каком-то очень важном смысле "Правила виноделов" -- американский "Казус Кукоцкого". Один из его главных героев -- тоже "женский доктор", отстаивающий право женщин на безопасный и легальный аборт. Хотя бы ради аргументации доктора по этому вопросу стоит почитать -- очень актуальный текст для сегодняшнего пост-Союза (для Америки, впрочем, тоже). Очень интересно, что Ирвинг показал отношение к абортам с обеих сторон баррикад, особенно интересно, что в этом противостоянии оказались учитель и ученик. Как Ирвинг разрешил этот конфликт - особ статья, тоже страшно важная, и чтобы это узнать, надо прочитать книжку, что называется, от корки до корки.
Роман состоит из двух очень разных частей, причём, сидр с домом и его правилами появляются только во второй части. Первая часть проходит в сиротском приюте, и в ней выявляются два главных героя: доктор Кедр и мальчик Бук (если принять имена, данные переводчицей), жизнь которого мы наблюдаем на протяжении двадцати его первых лет. Вторая часть прыгает во времени на пятнадцать лет вперёд, в ней добавлены новые герои, а старые и впрямь постарели, и всё довольно сильно напряжено и сгущено (и очень похоже на сценарий голливудского фильма). В конце концов происходит развязка и даже некий не очень хэппи, но и определённо не ан-хэппи энд, который воспринимается, как начало чего-то нового, не менее интересного. Контраст между двумя частями такой резкий, что если бы я снимала фильм, то первую часть сделала бы сурово чёрно-белой, а вторую очень-очень цветной.
Главное, о чём роман - это наверное о взрослении, созревании, о том, как в процессе роста ребёнок осознаёт, кто он и что он, ищет свой путь, который бывает не прям и не ясен (объективные обстоятельства плюс особенности личного стиля), пробует на зуб разные места, чтобы найти своё, выстраивает свои ценности, учится формулировать и выражать свои мнения. Идеальное чтение для молодых.
А ещё это роман о любви (а как же иначе?) - как романтической, так и семейной, воспетой меньше всего, включая и пристальное (само)исследование той самой отцовской любви.
Одна из важнейших тем - это выбор, причём, не в простом варианте (что именно выбрать), а в радикальном: есть ли выбор вообще, или его нет, и что можно делать, если нет. Рассуждения автора на эту тему (устами героев) очень интересны и важны, а уж элегантное (конечно же частное, но всё-таки...) решение в конце и подавно.
Да, и важно отметить-ответить. Переводчица заметила, что некая линия в этом романе напоминает нашего "Поручика Киже". Ну, история мёртвой души, живущей только на бумаге. Она использует этот момент для того, чтобы поругать бюрократизацию. С моей точки зрения параллель с Тыняновым видна только по очень внешним, абсолютно не существенным признакам. Вообще по сравнению с пост-Союзом американцам на бюрократию жаловаться грех, да и мёртвая эта душа появилась не потому, что система такая плохая, а потому, что кое-кто выбрал не вписываться в неё (вполне нормальную систему) вовремя, хотя вполне мог и даже должен был.
Надо теперь ещё фильм посмотреть и может пару слов добавить.
К слову, мой самый первый пост в жж был тоже связан с книжкой Ирвинга: Omne initium est difficile.