Авиадизель
Авиадизель.
Сквозь туман просвечивали звёзды. В этот раз он не такой густой и с небольшим напряжением глаз можно было различить знакомые с детства рисунки созвездий Большой медведицы, Кассиопеи и Полярную звезду. Ветер стих, и можно было надеяться на то, что туман так и останется полупрозрачным, не превратится в промозглую серую мглу, в которой тонет всё, и не видно даже пальцев вытянутой руки. Хорошо бы так. Солнце быстро разгонит эту жидкую завесу, и завтрашний день будет тёплым и ярки Неплохо бы. Просто замечательно.
Михаил поёжился и плотнее запахнул куртку. До дома оставалось метров триста улицы, десяток домов, расположившихся вдоль укатанной грунтовки, которая после дождя превращалась в непроходимое болото. Остановился, ещё раз взглянул на небо и закурил сигарету. Невдалеке чиркнула спичка и полотно тумана, словно маяк, разбавил пляшущий огонёк. Михаил направился прямо к нему.
- Здорово, Миха.
Раздавшийся из тумана голос принадлежал соседу Игорю Степановичу, которого в просторечии звали просто «Паныч».
- Здорова, Паныч, - Михаил подошёл к сидящему на лавочке у ограды немолодому мужчине, и они обменялись рукопожатием. - У тебя глаза как у совы прямо. Чего не спится?
- А, - махнул рукой Паныч, затягиваясь «Беломориной». - Не спится, точно. Выходной завтра. Посевную отстреляли, сегодня последние пять гектар засадили, вот понимаешь, сижу. Обмываем, так сказать…
На лавочке, по другую сторону Паныча, лежала расстеленная газета, на которой стояла тарелочка с нарезанным салом, пучок лука, а рядом несколько кусков хлеба. На земле у лавочки красовалась непочатая литровая бутылка водки, на горлышко которой был одет вверх дном гранёный стакан.
- Понимаешь, Миха, что творят гады, - Паныч выкинул недокуренную папиросу. - Соляры в обрез по лимиту дали, кое-как досеяли. Представляешь?! Прислали специалиста по технике, там сопляк молодой, говорит - запрашиваете гэсээма много! Техника, мол, столько не расходует. Полазил по тракторам, что-то посчитал на этой штуке своей, как она называется-то… Как гача от ОЗК, и с закрывашкой такой сверху. Забыл…
- Планшет, - подсказал Михаил. - Компьютер.
- Да-да, вот на этой штуке посчитал и уехал. Присылают соляру, а там её в два раза меньше, чем надо! И масла тоже! Мы главному механику, мол, что за фигня такая? Как работать?! Машины встанут, как объяснять-то будем?!! А он на нас орёт, пошли вы все! Это как так, спрашивается, а, Миха, вот скажи мне? - Паныч был в ярости. Он хлопал себя по коленке, тряс кулаком в воздухе и делал гневные глаза.
- Что разошёлся-то, Паныч? - Михаил слегка хлопнул механизатора по плечу. - Посадили поля ведь?
Паныч как-то так сразу сник, и от его гневного запала не осталось и следа. Он пожал плечами и развёл руками:
- Посадили. Только мы пять тонн солярки дальнобоям обещали, эх…
- Пять тонн - это не слабо, - посочувствовал ему Михаил.
- Ага, - подтвердил Паныч, - По червонцу литр. Двадцать пять бочек…
- И совсем никак?
- Да почему же, - хмыкнул Паныч и растоптал бычок от папиросы. - Замутили малость. Серёгу Танкиста знаешь ведь? Он там в мехколонне то-ли слесарил, то-ли быкам хвосты крутил, хрен его разбери. Уволили его вчера по статье. Дык он сказал, что всё путём. Всю ночь лазил по машинам, ключами гремел. Аппаратуру топливную вроде как настраивал.
- Настроил? - Михаил удивлённо взглянул сквозь туманную морось на Паныча. Серёга Танкист слыл по посёлку тем ещё баламутом. Про таких говорили, что руки из одного места для него - это ещё ничего. Странно, что мужики его вообще к технике подпустили и, тем более не мудрено, что после этого его и уволили с какой-нибудь «волчьей» статьёй КЗОТа.
- Настроил.
Во время многозначительной паузы Паныч налил стакан водки и со словами «Слава танковым войскам Советского Союза…» с лёгким журчанием отправил её вглубь организма. Не торопясь закусил своей нехитрой снедью, и закурил очередную папиросу. А Михаила вдруг пробрало жгучее любопытство. Мехколонна посевную отработала, значит - техника в порядке, несмотря на Серёгины усилия. В чём подвох?!
- Паныч, не томи.
- Кхэ… - Игорь Степанович откинулся головой на забор палисадника и глубоко вздохнул. - Хорошо пошла, чертяка…
Имелась в виду явно не тракторная техника.
Когда после минутной паузы крепкая, мозолистая рука тракториста вновь потянулась за бутылкой, Михаил не выдержал.
- Паныч, ну так чего стряслось-то с солярой, а?
- Сдали, Миха. Сдали мы соляру дальнобоям. Пять тонн им обещали после посева. Хоть этот, с компьютером, нам их зарезал. Но всё нормально оказалось, Танкист - голова! Сдали! И Танкисту отстегнули будь здоров как! Голова варит ведь!
Пропустив мимо ушей слова про Серёгу, Михаил искренне порадовался за мужиков. Какая ни есть, а всё денежка. При таких зарплатах не мудрено соляркой приторговывать. В деревне с деньгами туго, особенно когда сельское хозяйство на последнем вздохе. Он прекрасно помнил статью в газете, где говорилось, что посевная под вопросом из-за цен на горючее. Оттого и прислали «молодого специалиста», стоимость посевной уменьшить за счёт горючки.
Отправив в желудок очередных двести грамм, Паныч шумно выдохнул и, пережёвывая сало с луком, пробубнил набитым ртом:
- Пятнадцать тонн.
Отламывая кусок хлеба и, улыбнувшись, он смотрел на Михаила, который чуть не поперхнулся.
- Прикинь, Миха, пятнадцать! Если бы не этот сопляк со своей игрушкой, сдали бы двадцать.
- Я не понял, а что Танкист с тракторами-то сделал? У них же расход… - Михаил ничего не понимал.
- Чёрт этого Танкиста знает, что он там натворил, - Паныч улыбался. - Я по первости подумал, что у меня прибор сломался, уже должен полбака сожрать, а показывает четверть, и так все смены. Мужики тоже ошалели малость, никогда такого не было. Крутили топливную аппаратуру раньше, кто как мог, но чтобы так… А тут - на тебе.
Пообсуждав возможные варианты того, что же всё-таки Серёга Танкист натворил с тракторами, не на шутку удивлённый Михаил засобирался домой. Болтать хорошо, конечно, но час уже совсем поздний, надо идти.
- Значит, не будешь? - Игорь Степанович налил очередной стакан.
- Нет, Паныч. Спасибо, но не буду. - Михаил встал, разминая затёкшие ноги.
- Ну, тогда на посошок.
Паныч проглотил очередной стакан водки и перевёл дух.
- Знаешь, Миха, - в хмельном голосе тракториста прозвучали грустные нотки. - Я одного не пойму. Почему Серёгу Танкистом кличут.
- Так он же в армии танкистом был, Паныч! - Заинтригованный в очередной раз за эту ночь Михаил остановился в нескольких шагах от Паныча, развернувшись.
- Неа. Я в отделе кадров спрашивал ради интереса. Это сам Серёга сказал, что танкист. У него язык-то без костей, одно слово - трепач…
Растоптав очередной огарок папиросы, Паныч ненадолго замолчал, оформляя хмельные мысли в слова.
- Он на самом деле на каком-то заводе двигатели от бомбардировщиков ремонтировал. И его оттуда выгнали по статье. За что - не знаю, не сказали…
Проваливаясь в сон под мерное дыхание жены, голова которой покоилась у него на плече, Михаил пытался побороть дрёму и осмыслить всё то, что услышал от Паныча. Сон, в котором смеющийся Паныч, сидя в кабине трактора, тянул на себя рычаги фрикционов. Подчиняясь ему, стальная многотонная машина, воя турбореактивными двигателями и грохоча гусеницами, взмывала в воздух прямо с засеянного поля, сверкая огромными алюминиевыми крыльями.
И мысль, пронзившая раскалённой иглой. Как Паныч на гусеницах на аэродром приземляться будет, ведь гусянками весь бетон разобьёт…
Сквозь туман просвечивали звёзды. В этот раз он не такой густой и с небольшим напряжением глаз можно было различить знакомые с детства рисунки созвездий Большой медведицы, Кассиопеи и Полярную звезду. Ветер стих, и можно было надеяться на то, что туман так и останется полупрозрачным, не превратится в промозглую серую мглу, в которой тонет всё, и не видно даже пальцев вытянутой руки. Хорошо бы так. Солнце быстро разгонит эту жидкую завесу, и завтрашний день будет тёплым и ярки Неплохо бы. Просто замечательно.
Михаил поёжился и плотнее запахнул куртку. До дома оставалось метров триста улицы, десяток домов, расположившихся вдоль укатанной грунтовки, которая после дождя превращалась в непроходимое болото. Остановился, ещё раз взглянул на небо и закурил сигарету. Невдалеке чиркнула спичка и полотно тумана, словно маяк, разбавил пляшущий огонёк. Михаил направился прямо к нему.
- Здорово, Миха.
Раздавшийся из тумана голос принадлежал соседу Игорю Степановичу, которого в просторечии звали просто «Паныч».
- Здорова, Паныч, - Михаил подошёл к сидящему на лавочке у ограды немолодому мужчине, и они обменялись рукопожатием. - У тебя глаза как у совы прямо. Чего не спится?
- А, - махнул рукой Паныч, затягиваясь «Беломориной». - Не спится, точно. Выходной завтра. Посевную отстреляли, сегодня последние пять гектар засадили, вот понимаешь, сижу. Обмываем, так сказать…
На лавочке, по другую сторону Паныча, лежала расстеленная газета, на которой стояла тарелочка с нарезанным салом, пучок лука, а рядом несколько кусков хлеба. На земле у лавочки красовалась непочатая литровая бутылка водки, на горлышко которой был одет вверх дном гранёный стакан.
- Понимаешь, Миха, что творят гады, - Паныч выкинул недокуренную папиросу. - Соляры в обрез по лимиту дали, кое-как досеяли. Представляешь?! Прислали специалиста по технике, там сопляк молодой, говорит - запрашиваете гэсээма много! Техника, мол, столько не расходует. Полазил по тракторам, что-то посчитал на этой штуке своей, как она называется-то… Как гача от ОЗК, и с закрывашкой такой сверху. Забыл…
- Планшет, - подсказал Михаил. - Компьютер.
- Да-да, вот на этой штуке посчитал и уехал. Присылают соляру, а там её в два раза меньше, чем надо! И масла тоже! Мы главному механику, мол, что за фигня такая? Как работать?! Машины встанут, как объяснять-то будем?!! А он на нас орёт, пошли вы все! Это как так, спрашивается, а, Миха, вот скажи мне? - Паныч был в ярости. Он хлопал себя по коленке, тряс кулаком в воздухе и делал гневные глаза.
- Что разошёлся-то, Паныч? - Михаил слегка хлопнул механизатора по плечу. - Посадили поля ведь?
Паныч как-то так сразу сник, и от его гневного запала не осталось и следа. Он пожал плечами и развёл руками:
- Посадили. Только мы пять тонн солярки дальнобоям обещали, эх…
- Пять тонн - это не слабо, - посочувствовал ему Михаил.
- Ага, - подтвердил Паныч, - По червонцу литр. Двадцать пять бочек…
- И совсем никак?
- Да почему же, - хмыкнул Паныч и растоптал бычок от папиросы. - Замутили малость. Серёгу Танкиста знаешь ведь? Он там в мехколонне то-ли слесарил, то-ли быкам хвосты крутил, хрен его разбери. Уволили его вчера по статье. Дык он сказал, что всё путём. Всю ночь лазил по машинам, ключами гремел. Аппаратуру топливную вроде как настраивал.
- Настроил? - Михаил удивлённо взглянул сквозь туманную морось на Паныча. Серёга Танкист слыл по посёлку тем ещё баламутом. Про таких говорили, что руки из одного места для него - это ещё ничего. Странно, что мужики его вообще к технике подпустили и, тем более не мудрено, что после этого его и уволили с какой-нибудь «волчьей» статьёй КЗОТа.
- Настроил.
Во время многозначительной паузы Паныч налил стакан водки и со словами «Слава танковым войскам Советского Союза…» с лёгким журчанием отправил её вглубь организма. Не торопясь закусил своей нехитрой снедью, и закурил очередную папиросу. А Михаила вдруг пробрало жгучее любопытство. Мехколонна посевную отработала, значит - техника в порядке, несмотря на Серёгины усилия. В чём подвох?!
- Паныч, не томи.
- Кхэ… - Игорь Степанович откинулся головой на забор палисадника и глубоко вздохнул. - Хорошо пошла, чертяка…
Имелась в виду явно не тракторная техника.
Когда после минутной паузы крепкая, мозолистая рука тракториста вновь потянулась за бутылкой, Михаил не выдержал.
- Паныч, ну так чего стряслось-то с солярой, а?
- Сдали, Миха. Сдали мы соляру дальнобоям. Пять тонн им обещали после посева. Хоть этот, с компьютером, нам их зарезал. Но всё нормально оказалось, Танкист - голова! Сдали! И Танкисту отстегнули будь здоров как! Голова варит ведь!
Пропустив мимо ушей слова про Серёгу, Михаил искренне порадовался за мужиков. Какая ни есть, а всё денежка. При таких зарплатах не мудрено соляркой приторговывать. В деревне с деньгами туго, особенно когда сельское хозяйство на последнем вздохе. Он прекрасно помнил статью в газете, где говорилось, что посевная под вопросом из-за цен на горючее. Оттого и прислали «молодого специалиста», стоимость посевной уменьшить за счёт горючки.
Отправив в желудок очередных двести грамм, Паныч шумно выдохнул и, пережёвывая сало с луком, пробубнил набитым ртом:
- Пятнадцать тонн.
Отламывая кусок хлеба и, улыбнувшись, он смотрел на Михаила, который чуть не поперхнулся.
- Прикинь, Миха, пятнадцать! Если бы не этот сопляк со своей игрушкой, сдали бы двадцать.
- Я не понял, а что Танкист с тракторами-то сделал? У них же расход… - Михаил ничего не понимал.
- Чёрт этого Танкиста знает, что он там натворил, - Паныч улыбался. - Я по первости подумал, что у меня прибор сломался, уже должен полбака сожрать, а показывает четверть, и так все смены. Мужики тоже ошалели малость, никогда такого не было. Крутили топливную аппаратуру раньше, кто как мог, но чтобы так… А тут - на тебе.
Пообсуждав возможные варианты того, что же всё-таки Серёга Танкист натворил с тракторами, не на шутку удивлённый Михаил засобирался домой. Болтать хорошо, конечно, но час уже совсем поздний, надо идти.
- Значит, не будешь? - Игорь Степанович налил очередной стакан.
- Нет, Паныч. Спасибо, но не буду. - Михаил встал, разминая затёкшие ноги.
- Ну, тогда на посошок.
Паныч проглотил очередной стакан водки и перевёл дух.
- Знаешь, Миха, - в хмельном голосе тракториста прозвучали грустные нотки. - Я одного не пойму. Почему Серёгу Танкистом кличут.
- Так он же в армии танкистом был, Паныч! - Заинтригованный в очередной раз за эту ночь Михаил остановился в нескольких шагах от Паныча, развернувшись.
- Неа. Я в отделе кадров спрашивал ради интереса. Это сам Серёга сказал, что танкист. У него язык-то без костей, одно слово - трепач…
Растоптав очередной огарок папиросы, Паныч ненадолго замолчал, оформляя хмельные мысли в слова.
- Он на самом деле на каком-то заводе двигатели от бомбардировщиков ремонтировал. И его оттуда выгнали по статье. За что - не знаю, не сказали…
Проваливаясь в сон под мерное дыхание жены, голова которой покоилась у него на плече, Михаил пытался побороть дрёму и осмыслить всё то, что услышал от Паныча. Сон, в котором смеющийся Паныч, сидя в кабине трактора, тянул на себя рычаги фрикционов. Подчиняясь ему, стальная многотонная машина, воя турбореактивными двигателями и грохоча гусеницами, взмывала в воздух прямо с засеянного поля, сверкая огромными алюминиевыми крыльями.
И мысль, пронзившая раскалённой иглой. Как Паныч на гусеницах на аэродром приземляться будет, ведь гусянками весь бетон разобьёт…