О ВСТРЕЧАХ И НЕ ВСТРЕЧАХ
В советские времена была такая поговорка: "Москва - порт пяти морей". В переводе с новояза это означало, что основные маршруты сверхцентрализованной советской транспортной системы ведут через Москву. Здесь делались все пересадки с поезда на поезд, с самолёта на самолёт и даже с автобуса на автобус. В практическом плане для любознательных, но малоподвижных москвичей от этого была только польза - за небольшое время можно было познакомиться с большим количеством народа из разных городов страны.
В годы перестройки это оказалось очень удобно для активистов новых - тогда их называли неформальными - политических организаций. Например, для нас, московских анархистов. Мы довольно мало тогда ездили по стране. Все, наоборот, приезжали к нам. Даже если ехали не к нам. Всё равно - пересадки же через Москву. Так я приобрёл много знакомых и друзей, с которыми поддерживаю отношения и поныне. Омск, Томск, Иркутск - эти города перестали быть для меня "точками на карте" в 1988-1990 годах, когда я познакомился с омскими, томскими и иркутскими анархистами.
Потом случился развал СССР, шоковая терапия, инфляция, пауперизация и люди по общественным делам приезжать в Москву почти перестали.
А сам я ездить начал довольно поздно - уже после перестройки, когда цены на транспорт взлетели, а в дальние командировки на работах старались отправлять всё меньше и меньше. И ездил я поэтому не так чтобы далеко, в основном по европейской России, по делам КАС, а потом - по делам "Хранителей радуги" или каким-то другим анархическим надобностям. До Томска ещё доехал в 1992-м, до Омска - в 1993-м, но потом, вплоть до 1999-го в Сибирь - ни ногой.
И вышло, что бумажные письма, а потом интернет стали как бы заменой живому общению. В первой половине 90-х я всё ещё получал десятки писем в месяц. Постепенно их становилось меньше. Года с 94-96-го пошли постепенно письма электронные, стали появляться первые активистские сайты.
Я всё ещё ездил по стране. В лагеря протеста, в центры анархической активности. Одесса, Волгодонск, Ростов, Питер, Минск, Киев... Потом маршруты моих перемещений стали всё больше сдвигаться на запад: Берлин, Прага, Варшава.
Потом настала эпоха IP-телефонии. В 2002-м я запросто звонил своей подруге в Филадельфию и болтал с ней минут 40, пока не заканчивалась десятидолларовая карточка. Потом цены на звонки за границу всё падали и падали. Я стал позванивать в Париж, в Берлин... А цены на билеты по России, Сибири, Украине, Беларуси - всё росли и росли.
Общения с Востоком почти не было. Изредка, раз в месяц или реже - приходили короткие записки о Игоря Подшивалова, сопровождавшие стопки его статей сначала в иркутских, а потом в усольских и ангарских газетах. Писал Игорь про современность и про прошлое Сибири. Из одного цикла о сибирских партизанах (белых, красных, анархистских - разных) он потом составил книгу - и она всё ещё ждёт своего издания в России и в Германии. Чтение статей Игоря было таким опосредованным общением. Ладно, за невозможностью частых встреч годилось и это.
А ещё были рассылки. В которые изредка писали томичи и иркутяне, чаще - северцы, омичи, тюменцы. Ко всем к ним, по-хорошему, следовало съездить. Всех их стоило навещать минимум раз в год. У меня это не получалось. И рос список даже не имён и погонял, а... как это?... ник-нэймов, названий ящиков электронной почты, за которыми скрывались иногда безымянные (безымянные для меня, не раскрывавшие имя) человеческие сущности. Которые что-то по какому-то вопросу говорили. Мы иногда схлёстывались с ними в жестоких спорах, не будучи знакомы в реале, иногда расходились мирно. Но так или иначе вокруг меня образовался второй мир - наряду с реальным, осязаемым, осматриваемым, досягаемым миром образовался досягаемый только для мысли, только для слова мир виртуального общения. И чем дальше, тем сильнее становилось ощущение, что два этих мира никогда больше не пересекутся, что люди из обоих этих миров не связаны друг с другом, не знакомы и - более того - не смогут познакомиться. Хотя на самом деле это, конечно, было - и есть - не так.
Когда в понедельник (на этой неделе, 5 дней назад, это было 7 августа) я узнал, что в Иркутске погибла анархистка Настя, я испытал острое чувство - потому что и правда считаю анархистов... ну почти своей семьёй, но в нём не было пока никакого личного мотива. Сожаление, боль, отчаяние даже, но это были краски газеты, краски экрана, а не капли сурика или порошок охры, которые ты размазываешь пальцами по руке.
Потом я увидел фотографии, вот эти http://tupikin.livejournal.com/124434.html - и стал записывать их на жёсткий диск. Увидел имена файлов: italia и italia2. И понял, что именно с этой девушкой я переписывался несколько лет назад. Она мне задавала умные и обстоятельные, в самую точку, вопросы - про современное анархическое движение и его противоречия, - а я отвечал что-то типа: "Погоди, я по этому поводу лучше статью напишу" - и правда, неплохо было бы написать, но я так никогда и не написал. Общение наше, таким образом, свелось на нет и потом больше не возобновлялось.
Подшивалов же, чуждый всем этим электронным нововведениям, продолжал писать мне бумажные письма. Последнее он отправил 30 мая, а я забрал на почте уже в июле. Там лежала, как всегда, пачка статей (в том числе вот эта статья, рекомендую: http://community.livejournal.com/anarchia_ru/11111.html) и короткая записка игоревским поразительным каллиграфическим почерком. Я собирался ответить сразу, но - июль, саммит, контрсаммит... Короче, я закрутился.
Вообще, этим летом мы с моей прекрасной подругой собирались сразу после саммита и контрсаммита в Питере ехать в Сибирь недели на три - по маршруту Омск-Новосибирск-Томск-Иркутск (а может ещё и Барнаул, и Тюмень), собирались их всех, тамошних анархистов и вообще хороших людей, увидеть и с кем не знакомы, лично познакомиться. Но перерегистрация подруги дико затянулась, паспорт ей вернули только 10 августа, так что сибирская поездка сорвалась.
Ещё я пытался позвать Игоря в эко-лагерь под Томском, но телефона его у меня не было, я попросил иркутян побеспокоиться, но то ли ему не передали, то ли у него самого были другие планы... Если бы он согласился и поехал, то вечером 4 августа он был бы ещё в Томске, а вовсе не на обочине шоссе, на въезде в Шелехов...
Встречи и не встречи. Некоторые не встречи - уже навсегда.
Зачем я всё это пишу? Я ведь должен сейчас писать совсем другие тексты. Их, недописанных, уже целая очередь стоит. Но я испытываю сожаление, боль и отчаяние. И в этот раз к ним примешиваются острые личные мотивы.
В годы перестройки это оказалось очень удобно для активистов новых - тогда их называли неформальными - политических организаций. Например, для нас, московских анархистов. Мы довольно мало тогда ездили по стране. Все, наоборот, приезжали к нам. Даже если ехали не к нам. Всё равно - пересадки же через Москву. Так я приобрёл много знакомых и друзей, с которыми поддерживаю отношения и поныне. Омск, Томск, Иркутск - эти города перестали быть для меня "точками на карте" в 1988-1990 годах, когда я познакомился с омскими, томскими и иркутскими анархистами.
Потом случился развал СССР, шоковая терапия, инфляция, пауперизация и люди по общественным делам приезжать в Москву почти перестали.
А сам я ездить начал довольно поздно - уже после перестройки, когда цены на транспорт взлетели, а в дальние командировки на работах старались отправлять всё меньше и меньше. И ездил я поэтому не так чтобы далеко, в основном по европейской России, по делам КАС, а потом - по делам "Хранителей радуги" или каким-то другим анархическим надобностям. До Томска ещё доехал в 1992-м, до Омска - в 1993-м, но потом, вплоть до 1999-го в Сибирь - ни ногой.
И вышло, что бумажные письма, а потом интернет стали как бы заменой живому общению. В первой половине 90-х я всё ещё получал десятки писем в месяц. Постепенно их становилось меньше. Года с 94-96-го пошли постепенно письма электронные, стали появляться первые активистские сайты.
Я всё ещё ездил по стране. В лагеря протеста, в центры анархической активности. Одесса, Волгодонск, Ростов, Питер, Минск, Киев... Потом маршруты моих перемещений стали всё больше сдвигаться на запад: Берлин, Прага, Варшава.
Потом настала эпоха IP-телефонии. В 2002-м я запросто звонил своей подруге в Филадельфию и болтал с ней минут 40, пока не заканчивалась десятидолларовая карточка. Потом цены на звонки за границу всё падали и падали. Я стал позванивать в Париж, в Берлин... А цены на билеты по России, Сибири, Украине, Беларуси - всё росли и росли.
Общения с Востоком почти не было. Изредка, раз в месяц или реже - приходили короткие записки о Игоря Подшивалова, сопровождавшие стопки его статей сначала в иркутских, а потом в усольских и ангарских газетах. Писал Игорь про современность и про прошлое Сибири. Из одного цикла о сибирских партизанах (белых, красных, анархистских - разных) он потом составил книгу - и она всё ещё ждёт своего издания в России и в Германии. Чтение статей Игоря было таким опосредованным общением. Ладно, за невозможностью частых встреч годилось и это.
А ещё были рассылки. В которые изредка писали томичи и иркутяне, чаще - северцы, омичи, тюменцы. Ко всем к ним, по-хорошему, следовало съездить. Всех их стоило навещать минимум раз в год. У меня это не получалось. И рос список даже не имён и погонял, а... как это?... ник-нэймов, названий ящиков электронной почты, за которыми скрывались иногда безымянные (безымянные для меня, не раскрывавшие имя) человеческие сущности. Которые что-то по какому-то вопросу говорили. Мы иногда схлёстывались с ними в жестоких спорах, не будучи знакомы в реале, иногда расходились мирно. Но так или иначе вокруг меня образовался второй мир - наряду с реальным, осязаемым, осматриваемым, досягаемым миром образовался досягаемый только для мысли, только для слова мир виртуального общения. И чем дальше, тем сильнее становилось ощущение, что два этих мира никогда больше не пересекутся, что люди из обоих этих миров не связаны друг с другом, не знакомы и - более того - не смогут познакомиться. Хотя на самом деле это, конечно, было - и есть - не так.
Когда в понедельник (на этой неделе, 5 дней назад, это было 7 августа) я узнал, что в Иркутске погибла анархистка Настя, я испытал острое чувство - потому что и правда считаю анархистов... ну почти своей семьёй, но в нём не было пока никакого личного мотива. Сожаление, боль, отчаяние даже, но это были краски газеты, краски экрана, а не капли сурика или порошок охры, которые ты размазываешь пальцами по руке.
Потом я увидел фотографии, вот эти http://tupikin.livejournal.com/124434.html - и стал записывать их на жёсткий диск. Увидел имена файлов: italia и italia2. И понял, что именно с этой девушкой я переписывался несколько лет назад. Она мне задавала умные и обстоятельные, в самую точку, вопросы - про современное анархическое движение и его противоречия, - а я отвечал что-то типа: "Погоди, я по этому поводу лучше статью напишу" - и правда, неплохо было бы написать, но я так никогда и не написал. Общение наше, таким образом, свелось на нет и потом больше не возобновлялось.
Подшивалов же, чуждый всем этим электронным нововведениям, продолжал писать мне бумажные письма. Последнее он отправил 30 мая, а я забрал на почте уже в июле. Там лежала, как всегда, пачка статей (в том числе вот эта статья, рекомендую: http://community.livejournal.com/anarchia_ru/11111.html) и короткая записка игоревским поразительным каллиграфическим почерком. Я собирался ответить сразу, но - июль, саммит, контрсаммит... Короче, я закрутился.
Вообще, этим летом мы с моей прекрасной подругой собирались сразу после саммита и контрсаммита в Питере ехать в Сибирь недели на три - по маршруту Омск-Новосибирск-Томск-Иркутск (а может ещё и Барнаул, и Тюмень), собирались их всех, тамошних анархистов и вообще хороших людей, увидеть и с кем не знакомы, лично познакомиться. Но перерегистрация подруги дико затянулась, паспорт ей вернули только 10 августа, так что сибирская поездка сорвалась.
Ещё я пытался позвать Игоря в эко-лагерь под Томском, но телефона его у меня не было, я попросил иркутян побеспокоиться, но то ли ему не передали, то ли у него самого были другие планы... Если бы он согласился и поехал, то вечером 4 августа он был бы ещё в Томске, а вовсе не на обочине шоссе, на въезде в Шелехов...
Встречи и не встречи. Некоторые не встречи - уже навсегда.
Зачем я всё это пишу? Я ведь должен сейчас писать совсем другие тексты. Их, недописанных, уже целая очередь стоит. Но я испытываю сожаление, боль и отчаяние. И в этот раз к ним примешиваются острые личные мотивы.