(no subject)
Двери неспешного парижского поезда открылись, и в пожелтевший усталый вагон вошла длинноволосая грустная девушка. Вокруг мелькали остроносые шпильки, грубые затасканные ботинки, детишки с розовыми шариками из Quick и читающие романы старушки, а она тихонько всхлипывала и смущенно подергивала плечами. Ей было одновременно беспредельно грустно и стыдно за свою слабость. Бородатый мужчина в оранжевом свитере напротив поглядывал на девушку с настороженным интересом, пытаясь поймать ее взгляд и,возможно, задать бессмысленный вопрос ça va?. А она только перебирала пальцами кончики светлых волос и украдкой утирала нос. Безразличный голос объявил в динамик станцию Concorde, и девушка вышла.
Девушка плакала о сумочке. О маленькой черной бархатной сумочке, обшитой бисером, которую она заприметила накануне в винтажном магазинчике богемного квартала Marais - о прекрасной бархатной сумочке, не купленной по первому зову сердца. О маленькой сумочке, которая была призвана облагородить ее наряд, да что там! не один, а все наряды сразу. А теперь эта сумочка покоилась в шкафу какой-то более проворной стервы.
Мир рухнул. Купленные накануне платья и туфли были уже не в утешение. "Все это банально, плоско, некрасиво", - твердила себе девушка. "Все это больше не имеет смысла". И ничто не могло ее успокоить.
Придя домой, она перемерила все уже имеющиеся туфли и босоножки, сумочки и сережки, и поняла, что все не так уж плохо. И что девочкой быть очень трудно. Ну а маленькая бархатная сумочка пусть пока останется мечтой - в копилочку "о прекрасном".