Что я знаю о своем деде в день 80-летия его гибели.
Тумеля Михаил Николаевич родился 1.01.1907г. в белорусской деревеньке Курасовка ныне в Смолевичском районе. В настоящее время Курасовки не существует.
Мой отец ничего не знает о родителях своего отца. И в Курасовке в детстве почему-то не был. Только из архивов в 2022 году мне удалось узнать, что их звали Тумеля (или Тумель) Николай Антонович и Пелагея Михайловна. У деда было еще два брата и сестра Елена, умершая при родах четвертого ребенка перед Финской войной. Имен братьев ни отец, ни дядя не помнят. Разве только, что один из братьев играл а скрипке, другой - на цимбалах, а мой дед Михаил играл на балалайке. Они мечтали играть втроем на сельских праздниках, что очень не нравилось их отцу Николаю: "Гультаi, ня хочуць зямельку араць" - слышал я слова прадеда о сыновьях от папиной тети Нади.
Курасовка находилась неподалеку от села Верхмень и урочища Тумель, со знаменитой на всю округу мельницей, описанной Якубом Коласом в трилогии "На росстанях".
Может быть из-за разногласий с отцом в начале 30-х годов прошлого века дед появился в деревне Пелика того же Верхменьского сельсовета, что называется, пришел в "примы", поженившись со Стефанидой Анисимовной Минич, второй дочкой Анисима Адамовича и Эмилии Лукьяновны. Семья Миничей была большая. Две старших дочки
были замужем, остальные и единственный сын жили в прадедовой хате.
Дед Михаил построил собственный дом на окраине села рядом с тестем. Так в Пелике кроме Миничей, Федоровичей и Тумаров появились и Тумели. Перед войной у моего деда с бабушкой было трое детей: Бронислав (мой папа), Петр и Анна. 2-летний Николай 1937 г.р. умер от скарлатины.
Михаил Тумеля не был колхозником. Он считался рабочим, потому что работал на торфозаготовках, даже одно время был сельским милиционером. Поэтому у них был небольшой земельный надел, в отличие от односельчан.
По воспоминаниям папы и дяди, он первым в Пелике стал разводить у себя на огороде помидоры и салат. И тайком растил табак-самосад. Табак и помидоры мужики-односельчане одобрили. А от салата плевались. Еще они посмеивались над дедом, что он помогал своей Стефке в полево-огородных работах. И стирал белье, когда она не успевала. Дед рано облысел. И у него было сельское прозвище "Блiскаўка".
Отец и дядя вспоминают, что перед войной под Пеликой стал большой цыганский табор, видимо, пришедший из Польши. И дед ночью у костра играл с цыганами на балалайке, а его сыновья плясали с цыганятами, среди кибиток, лошадей и огромных собак.
На Финскую войну деда не взяли из-за ревматизма, который он заработал, когда выгребал землю и воду со дна общественного колодца. Пеликские мужики постарше не хотели лезть в промозглую штольню. Пришлось деду.
Отец до сих пор рассказывает о камне на поле, за которым они прятались с дедом во время боев в 1941 году. Ему тот камень казался огромным и трассирующие пули отскакивали от него. А после войны он уже не понимал, как они укрылись за такой небольшой защитой. И дымящаяся пуля от крупнокалиберного пулемета, застрявшая в колу забора возле их хаты тоже запомнилась.
Видимо дед имел какие-то связи с партизанами. Потому что когда они забрали их корову Малюту во второй раз, Михаил Николаевич привел ее обратно. В третий раз, не удалось, партизаны дали расписку. Отец предполагает, что поскольку торфоразработки велись рядом с железной дорогой, дед мог передавать сведения о движении немецких воинских эшелонов на фронт.
16 мая 1944 года в деревню Пелика пришли каратели. Почти все жители успели убежать в лес. Кроме моего деда и одной женщины. Видимо, Михаил завозился, закапывая во дворе какие-то ценные вещи из крестьянского скарба. Жалко было и нового дома и пожитков. Женщину немцы не тронули, и она потом рассказала, что произошло. Фашисты поджигали все хаты, идя по двум дорогам к угловому перекрестку. И схватили деда во дворе его крайнего дома. Каратели были пьяные. Увидев в хате балалайку они заставили деда играть и горланили, ведя его по улице между пылающих хат. Не знаю, на что рассчитывал Михаил Тумеля, играя в течение часа, но в конце концов он выбросил балалайку в поле. И был застрелен разрывной пулей у себя во дворе возле горящего родного дома.
Ему было 37 лет.q
Папа говорит, что пока его мать голосила над дедом, дети поливали землю, чтобы жар не попортил то, что было закопано дедом перед смертью. И даже патефон потом работал. Только с него от жара облез весь лак.
Стефанида ненадолго пережила своего мужа. Она простудилась в землянке, вырытой в прадедовом дворе возле пепелища, и 18 февраля 1946 года умерла на руках у моего 14-летнего папы. Ей было 34 года.
Папа до сих пор плачет, вспоминая, как перед войной один летчик, бывший на постое в деревне, расчувствовался от пения 7-летнего папы и его пятилетнего брата. И почему-то сказал: эти хлопцы будут сиротами. "Откуда он знал?" Отец отправился в разрушенный войной Минск. А 12-летний дядя Петя и 7-летняя тетя Аня потопали в детдом.
В Пелике сгорели все дома, кроме одного, принадлежавшего дедову куму. Пелика не попала в список сгоревших белорусских деревень, наверное потому что в ней погиб только один человек, мой дед.
А дедову балалайку, проросшую травой, принес весной кто-то из односельчан.
Светлая память Михаилу Николаевичу Тумеле, моему деду. К своим 37 годам он многое успел сделать.
Все его выжившие дети вступили в клуб "кому за 85", а старший уже в "кому за 90". Папа часто вспоминает об отце.
Низкий поклон.
