Маме - 90, и 40 дней...
Так совпало, что мы собирались сегодня не на 90-летие мамы, а на 40 дней со времени ее ухода.
Ее друзья рассказывали истории из ее и отцовой жизни, которые мы, младшие, и не могли знать.
А я решил опубликовать рассказ, который подавал приемной комиссии Высших двухгодичных курсов сценаристов и режиссеров в 1986 г. Нужно было описать какой-то яркий момент из своей жизни.Этот рассказ не о маме. Он обо мне и моем дедушке - мамином отчиме.
Но мама перепечатала этот рассказ несколько раз: и первую версию, и правку Кима Хадеева (некоторые минчане знают, кто это), и окончательный вариант.
НЕМНОГО ОБ ОЧКАХ
- Ты когда-нибудь был маленьким?..
Мой друг неподражаем в искусстве задавать такие вопросы.
- ???
- О чем ты тогда думал?
М-да-а... На такой вопрос можно, конечно, ответить: "Обо всем". И это будет правда. Ибо в то время мы действительно думаем обо всем на свете! Но почему-то сразу же на память приходят...очки. Самые обыкновенные. И загадка про них: «Сам верхом, а ноги за ушами». «Ноги за ушами…» - кто бы мог подумать!
Этот загадочный, прямо-таки волшебный предмет безумно интересовал меня!..
...Вот они лежат на теплом шершавом подоконнике и оставляют на его поверхности два расплывчатых светящихся пятна. А в двух выгнутых стеклышках мерцают, испуская микроскопические лучики, две ослепительные точки. Это солнце. Какое маленькое и колючее оно там, в очках! А в них еще виден весь наш дворик. И куст сирени перед самым окном, да так, что кажется - можно сосчитать все листья и цветы, похожие на синеватые молдавские шапки. И сарай с разноцветными дверями и досками, и белье на проволоке, и дрова, и цветы, и бабушка Шиманович на лавочке (вот смешная - такая жара, а она в черном плюшевом пальто...) И небо, и даже пролетающие черные точки - птицы… Но только - ха-ха - все это вверх ногами! Просто чудеса-са-са!.. В каждом стекле - словно в двух маленьких телевизорчиках, но без кнопок и ручек (впрочем, экран нашего старинного "Немана" немногим больше двух моих «телевизорчиков»). Можно наклонить голову и смотреть "передачи" сколько душе угодно.
Правда, если приближаешь глаза поближе (ведь интересные вещи хочется рассмотреть подробнее), то неожиданно все изображение начинает увеличиваться, расползаться, превращаясь в цветные мутные пятна. Это всегда вызывает у меня досаду и недоумение - испортились «телевизорчики» …
- Ах ты ж!.. Нашоу моду...Зараз жа палажы на места - это бабушка - Спортишь глаза!.. У-у, холерны-и...
Бряк! Очки снова на подоконнике. Лежат и поблескивают. "Спортишь глаза!" Интересно, зачем же они тогда деду? Ведь он их не только в руках носит, но и на носу - «сам верхом, а ноги за ушами». (Почему-то начинаешь сразу думать про дядьку с черными усищами, который уселся на ма-аленькую лошадку, а свои длиннющие ноги в сапогах со шорами закрутил за уши, и без того отвислые...). Но все-таки, что дедушка в них видит? Ведь когда они у самых глаз, никого и ничего в них не видно. Только размытые пятна. Неужели дедушка не боится "спортить глаза"?
Когда очки лежат кверху сложенными дужками, то напоминают маленький сверкающий велосипед с "бесспичными" колесами, окруженными аппетитной с разводами пластмассой, что-то вроде карамелек. Так и откусил бы, да уже знаю - несъедобно.
Если развернуть дужки-упоры (ха-ха, «ноги за ушами»!), то чудесный велосипед будет стоять, не заваливаясь, поджидая хозяина - бравого Солдатика на Круглой Подставке. До этого на соседней этажерке командовал - Фарфоровым Мальчиком и Чугунной Балериной. Мундир лихого командира изрядно потрескан и облупился, как и подоконник, по которому Солдатик направляется к велосипеду. «Это для маскировки», утешаю я его и себя. Пора! Нажатием на винтик, скрепляющий дужку с оправой, Солдатик складывает упоры вдоль колес и с визгом и грохотом (визг и грохот на языке, клубы дыма в воображении) стартует в полное приключений и опасностей путешествие мимо нагретых солнцем горшков с ярко-зелеными крокодильими хвостами алоэ. Но вдруг... впереди враги! Бах-бах, виу-виу... Но никто не теряется. Солдатик моментально раскладывает упоры и залегает за выгнутым броне-пуле-ракетонепробиваемым стеклом-колесом, сверкая облупившейся круглой подставкой. Он храбро и умело ведет неравный бой через треугольно-покатую выемку для носа и хриплым оловянным голосом вызывает на подмогу фарфорового Мальчика и Чугунную Балерину. Браги наседают, а у нас с Солдатиком кончаются патроны…
- С чем эта ты играисся, а, Михутка? Ну хто ж эта с очками балуется? Давай-ка сюда... Пошта прыйшла; нада газету почитать...
И хотя моя игра прервалась в самый, можно сказать, животрепещущий момент, я не очень-то расстраиваюсь. Ведь сейчас мне доведется увидеть интереснейшее, дух захватывающее превращение Дедушки-Без-Очков в Дедушку-В-Очках! Хотя это происходило при мне уже не раз, затаив дыхание (но не показывая вида, вполоборота искоса) наблюдаю за тем, как совершается Чудо Преображения. Чик - и все!..
Маленькая пластмассовая рамочка со стеклышками, устроившись на кончике носа, придает дедушкиному лицу, не изменив в нем ни черточки, совершенно другое выражение, какой-то новый смысл. Очки уже невозможно отделить от дедушки. В них он - сама торжественность и строгость. Просто ужас, какой важный! Его седой "полубоксовый" чубчик-хохолок сияет в солнечном луче, а губы беззвучно перебирают черненькие газетные строчки, едва поспевая за глазами. Глаза, подрагивающие, бегущие по строкам, совсем скрыты за бликами и отражениями-перевертышами, играющими на стеклах. Это вносит в выражение лица какую-то отчужденность и обособленность от всего окружающего (в том числе и от меня).
Я почти готов поверить, что это совсем уже другой дедушка, совсем не мой, даже с другого двора, нет, города! Он ужасно важный и ученый; никогда уже не скажет мне: "Михутка..." Еще раз блеснули стекла; отражения и блики на них заиграли в «наползалки» … 0-о-ой...
Но неожиданно я вижу, что взгляд деда, обрамленный янтарной оправой и затуманенный белесыми вспышками-бликами, такой суровый и отрешенный, вдруг превращается в незрячий и беспомощный. И приподнятые кустики-брови, и тихо шевелящиеся губы усиливают это...
Его глаза, отгородившись от всего двумя хрупкими прозрачными щитами, обрели удивительную беззащитность и вместе с тем изумление, какое бывает иногда у людей, плачущих против своей воли. И хоть этого может быть и нет на самом деле, я вижу, в дедушкиной позе, выражении лица какую-то невидимую раньше печаль, отчего сияние на стеклах становится похожим на слезы...
Я тут же бросаюсь на диван рядом с ним и утыкаюсь в клетчатое, пахнущее травой и деревянными опилками дедушкино плечо…
- Э-э, Миха! Ты чего? С дедом посидеть?.. Слухай вот: «Трумф уче-ных… Возвращение косми-чес-кой стан-ции Зонд-5 на Землю - это еще одна большая...»
...Я не плачу (хотя в носу что-то подозрительно щекотится) ... Мне очень хорошо. Я еще сильнее прижимаюсь к теплому клетчатому рукаву и слушаю дедово свистящее дыхание с прерывистыми покашливаниями (дедушка был ранен на войне, у него под лопатками две глубокие ямки шрамов и еще есть медали...) и тоже впиваюсь в черные бегущие ряды... (я уже умею читать).
- ...лан значи-тель-ный шаг к полету чело-века на Луну... Поэ-тому нико-го теперь не уди-вит по-весть Эк-зю-пери «Малень-кий принц», его пу-те-шест-вие по пла-не-там Сол-неч-ной сие-темы. Можно наде...
Я слушаю, как читает дед и медленно поднимаю глаза. И знаю, что увижу два перевернутых колышущихся сиреневых куста, два малюсеньких дворика с травой, песочницей и разноцветными цветами многодверными сарайчиками, к которым приклеились черные зябнущие бабушки, два голубых-преголубых неба с ослепительными колючими точками солнц... А за этим всем родные серые беззащитные глаза, чуть подрагивающие и не видящие пока ничего...
- ...ло-век на далеких пла-нетах оста-вит свои сле-ды...
Я счастлив. Это мой дедушка. И мне почему-то очень хочется потянуться и погладить ежик седых волос со светящимся чубчиком (полубокс!). А еще лизнуть светло-янтарную "карамелечную" оправу, хотя я прекрасно знаю, что она - не съедобная.
…Моя рука тянется к переносице и упирается в приятный холодок металла. С фотографии на столе, обнявшись, на меня смотрят мой дедушка и я маленький и улыбаются. «Спортил глаза, Михутка?»
- Спортил, - соглашаюсь я и снимаю очки в легкой металлической оправе.
История получила неожиданное завершение. Когда помещали прах мамы в нишу колумбария, сотрудники кладбища рекомендовали положить рядом с урной какой-то предмет, связанный с жизнью мамы. Этим предметом оказались ее очки. С сильными выпуклыми линзами на -14, хотя одним глазом мама уже давно не видела. Я сразу вспомнил этот рассказ. Спасибо моей дочке Полине, оцифровавшей бабушкину 4-ю машинописную копию.
Больше сказать нечего.