Продолжаю… (начало
здесь)
Итак, семьи различаются по уровню дифференциации и тревоги, причем эти два уровня взаимосвязаны. В ситуации очень высокой тревоги включается механизм триангуляции - привлечения в напряженную ситуацию третьего человека. Этот механизм довольно универсален (тот же «треугольник Карпмана» вполне может разворачиваться по механизму триангуляции). Симптомами накопившейся тревоги выступают следующие феномены (которые, одновременно, помогают немного снизить давление внутри семейной системы - как вскрывшийся нарыв приносит временное облегчение): это супружеский конфликт, дистанцирование, дисфункция у члена семьи или проекция тревоги на детей.
Супружеский конфликт. Здесь, как мне кажется, специальных разъяснений не нужно - практически у всех людей в той или иной форме конфликты возникали. Но симптомом хронической тревоги выступают только такие конфликты, которые не приводят ни к какому результату и постоянно повторяются (как приступы кашля…). Конфликт, который привел к изменению внутрисемейной ситуации, выступает как раз благом.
Дистанцирование: общее отчуждение членов семьи друг от друга. Давно забыты совместные семейные обеды или прогулки, а если они и происходят, то радости не приносят или заканчиваются очередным скандалом. Все сидят по своим комнатам: телевизор, компьютер, книги… Минимум общения и разговоров. Дистанцирование позволяет людям, у которых накопился максимум раздражения в адрес друг друга, сосуществовать в одном пространстве. Эдакий вооруженный нейтралитет с периодическими перестрелками. Граница между Северной и Южной Кореей, перепаханная рвами, утыканная вышками, обмотанная колючей проволокой.
Дисфункция у члена семьи. Кто-то из членов семьи, не в состоянии выдержать уровень напряжения, но будучи неспособным на выражение этой тревоги, заболевает. Как правило, это более «уживчивый», более уступчивый член семьи, с чьими интересами другие считаются меньше всего. Это может быть кто угодно - муж, жена, сын, дочь, брат - главное, чтобы он был в системе. Алкоголизация мужчины (и тем более женщины)- самый хрестоматийный пример. Болезнь может стать сигналом к перемирию и объединению усилий для того, чтобы спасти больного. Но может быть просто симптомом, никак не объединяющим семью. Например, ребенок страдает энурезом (частая реакция детей на то, что происходит в семье), и это - дополнительный повод для родителей ругаться или испытывать чувство вины.
Важно понимать, что не всякая хроническая или тяжелая болезнь - следствие дисфункции семьи! По одному симптому нельзя судить о причинах болезни и о самой болезни тоже.
Проекция тревоги на детей. Если супругам не удается выяснить отношения друг с другом, то накопленная тревога вполне может проецироваться на детей, как самых уязвимых членов семьи. Например, жена, не имея возможности заботиться о муже (холодный, отстраненный человек), всю заботу направляет на детей или на кого-либо одного из них. Проще всем, кроме ребенка. Мужу - тем, что жена от него отстала. Жене - есть куда направить энергию. А вот ребенку… Удушающее внимание матери, гиперконтроль, страхи… Ему это надо?
Другой пример проекции тревоги в сочетании с дисфункцией - когда к психологу приводят ребенка с какими-то проблемами. Психологами и психотерапевтами давно подмечено: чем младше ребенок, тем больше вероятность того, что его «проблемы» - это следствие не его индивидуального травматического опыта, а следствие того, что происходит между родителями. Но попробуйте об этом сказать отчужденной матери, которая впихивает шестилетнего ребенка к психологу и требует, чтобы лечили только его, потому что «у нас в семье все нормально!» (Кстати, чем сильнее люди настаивают на том, что у них все в порядке, тем сильнее у меня подозрения…). Попытки привлечь членов семьи к совместной работе могут наталкиваться на активное или пассивное сопротивление. Это понятно - проблемный ребенок берет на себя часть тревоги в семье, а психолог пытается развернуть родителей к тому, что происходит. «Все у нас прекрасно, только ребенок дефективный попался…».
Все эти стратегии поведения и реакции на тревогу в очень большой степени наследуются. Способы отношений супругов, родителей и детей передаются из поколения в поколение. Высокодифференцированная личность, способная к рефлексии и осмыслению своего поведения, с невысокой вероятностью вступит в брак с низкодифференцированной. В данном случае подобное притягивается к подобному. Составление родословных-генограмм нередко позволяет увидеть наследующиеся из поколения в поколение болезни, самой очевидной из которых является алкоголизм - он редко когда наблюдается изолированно, только в одном поколении. За каждым членом семьи стоит огромный род, из поколения в поколение передающий правила, которые нарушать нельзя - иначе предашь всю эту вереницу поколений, уходящую в бесконечно далекое прошлое. «Предатели», нарушающие неписанные и часто неосознаваемые законы, испытывают чувство вины, которую нередко не в состоянии объяснить - виноваты, и все. Вот несколько таких негласных (и довольно радикальных) правил, которые были сформулированы клиентами:
А) Успешными могут быть только бандиты или приспособленцы, а мы - честные люди (четыре поколения способных, талантливых людей, которые все силы тратят на то, чтобы «не высовываться», и при этом делают немало для того, чтобы «не высовывался» и супруг. Любой успех сопровождается резко возрастающей тревогой и чувством вины. Представитель четвертого поколения постоянно слышит упреки матери в стиле: «Что, в начальники выбрался? И что, много там тебе задниц лизать приходится?!»).
Б) Женщина должна управлять мужчиной, потому что мужчины - тупые животные (три поколения «сильных женщин», которые выбирают себе мужчин, неспособных противостоять их давлению). Четвертое поколение - хрупая девушка, которая не хочет манипулировать и нашла себе, как минимум, равного партнера, смогла наладить с ним контакт - и столкнулась с яростным сопротивлением женской линии рода - матери и бабушки. «Он о тебе не заботится, он тобой помыкает!» (семейное правило же гласит, что помыкать должна женщина).
В) В нашей семье - все герои! (члены семьи, не совершившие ничего «героического», считаются недостойными, право на принадлежность к семье нужно доказывать поступками: никогда не бояться, не сдаваться и так далее).
В попытках вырваться из этого давящего семейного или родового поля некоторые члены семьи идут на эмоциональный разрыв (отсечение). Дети, вырастая, сбегают от родителей в другой город и стараются вообще с ними не общаться - они не в состоянии вынести чувство вины за несоответствие себя требованиям родителей или родовой системы. «Отсечь» родственника может и сама семья. «Ты больше не мой сын!» - издавна известная на Руси формула отсечения… В России в советскую эпоху это было особенно распространенным явлением. Забыть репрессированного «врага народа» (а по совместительству - брата, дядю…). Ни в коем случае не упоминать о нем - так безопаснее для семьи… Другие варианты разрыва: семьи поссорившихся родственников перестают общаться. То есть эмоциональный разрыв может инициироваться как отдельным членом семьи по отношению к конкретным родственникам или всей семье, так и семьей по отношению к одному человеку. Разрыв наследуется - две ветви одного рода могут испытывать взаимную неприязнь и не общаться друг с другом, толком не понимая, почему (а все потому, что когда-то, два поколения назад, что-то не поделили два брата и разорвали отношения).
Но эмоциональный разрыв не устраняет связей и не способствует эмоциональной зрелости. Психотерапевт М.Николс пишет: «Мы воспринимаем отделение от родителей как признак роста и измеряем свою зрелость независимостью от семейных отношений. Однако многие из нас по-прежнему реагируют на свои семьи так, как будто они радиоактивны и способны причинить сильную боль. У Супермена может отнять его экстраординарную силу только одна вещь: криптонит - кусочек его родной планеты. Поразительное количество взрослых мужчин и женщин аналогичным образом становятся беспомощными даже при кратковременном посещении родителей».
Настоящее отделение от негативного наследия семьи или рода наступает тогда, когда мы способны спокойно контактировать с членами своей семьи, не впадая в чувство вины за «предательство» родителей или семьи, не пугаясь родственников как прокаженных, не впадая в аффективный гнев после минуты общения. Путь к этому может быть очень сложным и трудным.