Нужно писать!
Писатель Иванов был человеком обычным, что и предполагала его фамилия. Ну писал, был немного замкнутым, замороченным на своём творчестве. Его "романчики" были довольно простыми. Писал он их, последние несколько лет, лишь с коммерческими целями. В основном их покупали домохозяйки и пожилые люди, когда на прилавках отсутствовали Донцова и Маринина(что бывало редко).
Иванову было за сорок, на голове была лысина, которую уже много лет не могли скрыть зачёсанные с боков волосы. Да и незачем было. Он уже ничего не ждал от жизни. В рутину превратилось не только его творчество, но и его попытки наслаждаться миром. Родственников и близких людей у него не было, за исключением редких подруг и брата, живущего совсем другими заботами. Ну и собака Фанни, породы пудель, скрашивала его одинокое существование. Собственно, он наслаждался жизнью лишь во время утренних предрассветных прогулок с Фанни по парку.
Ничто не предвещало белой полосы, в принципе, как и чёрной. Но в один из весенних дней, после особо свежей и приятной прогулки, его запылившийся телефон зазвонил. Он подумал, что это Света - последняя из подруг - опять захотела увидеться. Но в трубке зазвучал гораздо более приятный и мелодичный голос, владелица которого, говоря с нарочитым официозом, пригласила его поучаствовать в передаче "Книжная полка" на местном телеканале. Надо сказать, телевизор он почти не смотрел. Только фильмы, да рекламу. А местный канал вообще включал только тогда, когда хотел посмотреть местные новости(обычно после "накрута", по поводу того, что в городе происходит что-то необычное, а он не в курсе). Все три дня, оставшиеся до эфира, он вспоминал своё творчество, которое было, как бы, хронологией его жизни. Раньше, он вкладывал в него части себя, но сейчас это никому не было нужно. Он считал невероятной удачей и то, что его книги хоть кто-то покупает, ведь вокруг так много таких же как он и даже лучше. Его захлестнула ностальгия. Даже прогулки с Фанни не помогали ему прийти в себя.
И вот, день эфира. День, по-видимому, собирался быть жарким. Он встал по звонку будильника, хотя он и не спал всю ночь. Фанни тоже была немного вялой. Всё утро после прогулки она скулила. В одиннадцать часов, Иванов встал, снял с дверцы шкафа вешалку с костюмом, который забрал за день до этого из химчистки и сейчас скрытый под плёнкой, чтоб не пылился. Через десять минут за ним должен был заехать брат на своей "четвёрке". Фанни опять заскулила, прижалась к полу и прикрыла глаза лапами. Одевшись в костюм и увидев это, Иванов вспомнил, что не насыпал ей корма. Но она не пошла есть, а проводила его до двери и скулила за ней, когда Иванов её закрыл. Он в уме перебрал всё, что мог забыть и пощупал карманы. Эта привычка была отточена им до мастерства, но, несмотря на это, он всегда что-нибудь забывал. В этот раз, всё точно было на месте.
Брат уже ждал под подъездом. Иванов сел на правое переднее сиденье, предварительно стряхнув с него зелёный листик. Брат поздоровался и сказал взять черешни с заднего сиденья. Там стояло три ведра, до верху набитых ею. Иванов отказался. В машине было душно и по салону летала муха. На одном из перекрёстков с оживлённым движением, брат попросил посмотреть направо. Иванов посмотрел красными от недосыпания глазами на раскалённую дорогу и увидел марево, низкие зелёные деревья с одного бока дороги, облако, одиноко плывущее по небу и... несущийся на них грузовик! Дальше был громкий звук двигателя, красное широкое и матерящееся лицо брата, удар и сильное давление на грудь.
Ето-то вытащил его на обочину. Оба бока и шея ныли от сильной боли. Небо, облака, пыльный ветер. Вдруг, в нём что-то проснулось. Он попытался встать. Ему это удалось. Брат уже ходил и осматривал машину. Увидев Иванова, он закричал: "Куда ты смотрел?!"
Иванова же волоновало совсем другое. Он сказал брату, что потом всё обговорит с ним и побежал ловить попутки, на ходу вытирая рукавом что-то жидкое, и красное, текущее из уголка рта. В киностудию он приехал вовремя. Его отмыли, немного почистили и подготовили к эфиру. Он частично ещё был в шоковом состоянии, но речь лилась рекой. Он описал, что видит в своих произведениях. Его наталкивали на мысли звонки. Первый дозвонившийся человек сказал, что ему очень нравятся ранние книги Иванова и это подстегнуло последнего на длинную речь. Он вдруг смог взглянуть сверху на всё своё творчество. Оценить общие идеи и общую ценность своих работ. Он увидел что-то новое. Понял к чему стремиться для себя. Он был очень рад, что кто-то его понимает.
10 лет спустя.
Иванов сидит на веранде одного из своих домов. Средиземноморский бриз колышет маленькие листья низких деревьев. На коленях у него ноутбук, а на журнальном столике - полу-пустой бокал, рядом с открытой бутылкой изысканного вина. Он пишет воспоминания о своей жизни, постепенно. Впереди ещё череда хороших произведений. А воспоминания выйдут отдельно, но сдавать в печать их будет не он. Из комнаты на веранду выбегает мальчик лет семи и машет статуэткой в виде золотого пера.
"Вот негодник, - говорит ему Иванов - я же говорил не трогать его". Сзади подходит любящая жена, и нежно обнимает Иванова за плечи:"Скоро приедет твой брат".
Ворота открываются и в широкий двор заезжает большой джип.
"Привет! Как давно не виделись! Хочешь винограда? Возьми с заднего сиденья."
Оба брата помолчали секунду, вспоминая, чем им знакома эта фраза и, вспомнив, рассмеялись...
Иванову было за сорок, на голове была лысина, которую уже много лет не могли скрыть зачёсанные с боков волосы. Да и незачем было. Он уже ничего не ждал от жизни. В рутину превратилось не только его творчество, но и его попытки наслаждаться миром. Родственников и близких людей у него не было, за исключением редких подруг и брата, живущего совсем другими заботами. Ну и собака Фанни, породы пудель, скрашивала его одинокое существование. Собственно, он наслаждался жизнью лишь во время утренних предрассветных прогулок с Фанни по парку.
Ничто не предвещало белой полосы, в принципе, как и чёрной. Но в один из весенних дней, после особо свежей и приятной прогулки, его запылившийся телефон зазвонил. Он подумал, что это Света - последняя из подруг - опять захотела увидеться. Но в трубке зазвучал гораздо более приятный и мелодичный голос, владелица которого, говоря с нарочитым официозом, пригласила его поучаствовать в передаче "Книжная полка" на местном телеканале. Надо сказать, телевизор он почти не смотрел. Только фильмы, да рекламу. А местный канал вообще включал только тогда, когда хотел посмотреть местные новости(обычно после "накрута", по поводу того, что в городе происходит что-то необычное, а он не в курсе). Все три дня, оставшиеся до эфира, он вспоминал своё творчество, которое было, как бы, хронологией его жизни. Раньше, он вкладывал в него части себя, но сейчас это никому не было нужно. Он считал невероятной удачей и то, что его книги хоть кто-то покупает, ведь вокруг так много таких же как он и даже лучше. Его захлестнула ностальгия. Даже прогулки с Фанни не помогали ему прийти в себя.
И вот, день эфира. День, по-видимому, собирался быть жарким. Он встал по звонку будильника, хотя он и не спал всю ночь. Фанни тоже была немного вялой. Всё утро после прогулки она скулила. В одиннадцать часов, Иванов встал, снял с дверцы шкафа вешалку с костюмом, который забрал за день до этого из химчистки и сейчас скрытый под плёнкой, чтоб не пылился. Через десять минут за ним должен был заехать брат на своей "четвёрке". Фанни опять заскулила, прижалась к полу и прикрыла глаза лапами. Одевшись в костюм и увидев это, Иванов вспомнил, что не насыпал ей корма. Но она не пошла есть, а проводила его до двери и скулила за ней, когда Иванов её закрыл. Он в уме перебрал всё, что мог забыть и пощупал карманы. Эта привычка была отточена им до мастерства, но, несмотря на это, он всегда что-нибудь забывал. В этот раз, всё точно было на месте.
Брат уже ждал под подъездом. Иванов сел на правое переднее сиденье, предварительно стряхнув с него зелёный листик. Брат поздоровался и сказал взять черешни с заднего сиденья. Там стояло три ведра, до верху набитых ею. Иванов отказался. В машине было душно и по салону летала муха. На одном из перекрёстков с оживлённым движением, брат попросил посмотреть направо. Иванов посмотрел красными от недосыпания глазами на раскалённую дорогу и увидел марево, низкие зелёные деревья с одного бока дороги, облако, одиноко плывущее по небу и... несущийся на них грузовик! Дальше был громкий звук двигателя, красное широкое и матерящееся лицо брата, удар и сильное давление на грудь.
Ето-то вытащил его на обочину. Оба бока и шея ныли от сильной боли. Небо, облака, пыльный ветер. Вдруг, в нём что-то проснулось. Он попытался встать. Ему это удалось. Брат уже ходил и осматривал машину. Увидев Иванова, он закричал: "Куда ты смотрел?!"
Иванова же волоновало совсем другое. Он сказал брату, что потом всё обговорит с ним и побежал ловить попутки, на ходу вытирая рукавом что-то жидкое, и красное, текущее из уголка рта. В киностудию он приехал вовремя. Его отмыли, немного почистили и подготовили к эфиру. Он частично ещё был в шоковом состоянии, но речь лилась рекой. Он описал, что видит в своих произведениях. Его наталкивали на мысли звонки. Первый дозвонившийся человек сказал, что ему очень нравятся ранние книги Иванова и это подстегнуло последнего на длинную речь. Он вдруг смог взглянуть сверху на всё своё творчество. Оценить общие идеи и общую ценность своих работ. Он увидел что-то новое. Понял к чему стремиться для себя. Он был очень рад, что кто-то его понимает.
10 лет спустя.
Иванов сидит на веранде одного из своих домов. Средиземноморский бриз колышет маленькие листья низких деревьев. На коленях у него ноутбук, а на журнальном столике - полу-пустой бокал, рядом с открытой бутылкой изысканного вина. Он пишет воспоминания о своей жизни, постепенно. Впереди ещё череда хороших произведений. А воспоминания выйдут отдельно, но сдавать в печать их будет не он. Из комнаты на веранду выбегает мальчик лет семи и машет статуэткой в виде золотого пера.
"Вот негодник, - говорит ему Иванов - я же говорил не трогать его". Сзади подходит любящая жена, и нежно обнимает Иванова за плечи:"Скоро приедет твой брат".
Ворота открываются и в широкий двор заезжает большой джип.
"Привет! Как давно не виделись! Хочешь винограда? Возьми с заднего сиденья."
Оба брата помолчали секунду, вспоминая, чем им знакома эта фраза и, вспомнив, рассмеялись...