Говорят, кружки надо особенно тщательно мыть по краям, где чужие губы нарушают все разумные пределы целомудрия. Твои губы мне не чужие, но твою кружку я вымою с особенной тщательностью, бесцеремонно вытирая край большим пальцем, я думаю про твои губы.
Пока я намыливаю губку, чтобы вытереть твои губы с кромки кружки, я вспоминаю его письма. Он пишет мне, что он всё бы отдал за край твоей кружки с твоими губами - я их бесцеремонно отмою едкой пеной, и сяду к тебе на колени: мне это просто - кухня маленькая.
Он пишет, и видно как ему больно выпечатывать "вы", "вами", "вас", "ты с ним", "он и ты" - в некоторых клавишах при определенных обстоятельствах заводятся иголки, они через кончики пальцев делают невыводимые наколки на стенках сосудов.
Вот кружка, и вот её край, и вот твои губы, и я думаю, как он бы умер, держа в руках твою кружку, и как бы переродился в муках, если бы мог бесцеремонно и просто, отступив на один шаг от раковины, попробовать твои губы: сначала немножко, а потом гастрономически грубо выпил бы твой рот целиком. И разбилась бы кружка от расторопности телодвижений - кухня маленькая - с белым фарфоровым краем и твоими губами.
Мне бы осталось тогда только забанить гордость и сделать вид, что не помню про то, что легче не станет и печатать ему письма - очень больно выводить ваше "мы". Я чувствую пальцами, что есть где-то кружка с фарфоровым белым краем на маленькой кухне и твоими губами, поэтому я разбиваюсь на холодном полу, и меня не собрать.
Говорят, кружки надо особенно тщательно мыть по краям, где чужие губы нарушают все разумные пределы целомудрия. Твои губы ему не чужие, но твою кружку он вымоет с особенной тщательностью, бесцеремонно вытирая край большим пальцем, он думает про твои губы.