Вася!! Я нашла его!!!!!
В давние-давние фидошные времена общались мы друг с другом при помощи очень медленных модемов. Прислушиваясь в ночи к их посвистыванию, мы определяли с какой скоростью загружается к тебе в компьютер письмо от любимого... Так вот в те давние, славные времена "золотого века" один мой приятель Василий Толстой wmt, которого я любила всей душой (чисто по-приятельски :) написал, на мой взгляд самый великий текст о любви. Я его знала практически наизусть. В некоторых ситуациях она для меня была как мантра. Оригинал был утрачен мной, в перипетиях жизни. Пару лет назад, в очередной раз вспомнив про текст, я даже написала Васе... но увы. Это случилось сегодня. На старом диске компьютера, который стоял последние годы у Сына и который он наконец-то решил заменить, я нашла кучу старья... в том числе и этот текст фидошной эхи RU.SEX.
Вася, для меня он такой же гениальный, как и был тогда!!
Ниже я привожу его полностью, что бы было еще одно место хранения. Окунитесь в декабрь 1994 года на пару минут (кстати, только обратила внимание - 20 лет случилось как раз этому тексту).
(2:5020/268.22) ──── RU.SEX ─ Msg : 833 of 834 - 683
Snt From : Vasiliy Tolstoy 2:5020/268.88 Втp 06 Дек 94 21:09
To : Vladimir Makhline
Subj : Привязанность ────────
─ Hello Vladimir! Пят Дек 02 1994 15:28, Vladimir Makhline wrote to All:
VM> Пишу оттого, что ..., нет, так получилось.
VM> знакомства, я стал испытывать стpанное чувство: а что дальше?.. Я испытал чувство познания ее. Впеpеди /скоpо/ свадьба...
VM> Так что же дальше?
А дальше-то и ничего. То-есть совсем ничего. И, попадая в неприятную и менторскую позу, приходится заметить - думать надо было раньше. Дальше - ничего, в том смысле, что пережит максимальный взлет, и вершина горы осталась за спиной, и предстоит спуск к обыденности и спокойно ждущим у подножия привычным комплексам и проблемам. И вопрос в том, каким будет этот спуск и не перейдет ли он в истеричное прыгание вниз под уклон с размазыванием слез по благородно-депрессивному лицу.
Когда-то в начале своей активной молодости Ваш покорный слуга мучительно переживал следующую проблему: ну вот, я по шесть дней в неделю уверенно совокупляюсь со своей любимой без нареканий с ее стороны и шансов быть пойманным родителями. А где ЛЮБОВЬ, блин, которую мне обещала литература социалистического реализма и классная руководительница? Черт побери, где? Hеужели я сексуально озабоченный бездуховный пошляк, предающийся омерзительному удовлетворению своих (безусловно, недостойных) страстишек?
И вот, в самом разгаре моих страданий ("Ах! где те сладкие мгновенья возвышенного душевного томленья!"), уже внутренне подошедши к решению, я перечел один замечательный рассказ Бабеля. Я читал его и после, но, к стыду своему, не в состоянии вспомнить названия. Меня всего перетряхнул сюжет рассказа - его идея была и ответом на мои страданья, и редким по красоте образом, именно идея - образом, я не оговорился.
Автор живет в Париже, в пансионе, там такие комнаты - клетушки с тонкими стенами, и он глухо, но слышит все, происходящее в комнате своего соседа. Два раза в неделю - регулярно, в одно и то же время к соседу приходит женщина, его любовница. Они не разговаривают - за то время, что проходит с иомента хлопания входной двери до первого страстного всхлипывания можно, видимо, успеть только стянуть перчатки. Вскоре женщина уходит. Однажды сосед приводит другую. Тембр звуков меняестя, но сценарий неизменен. В следующий урочный день к нему снова приходит та, первая. Они снова не разговаривают - войдя, она убивает его ножом.
Так вот. Зто - любовь.
И тут моим сомнениям и страданиям пришел благополучный конец.
Рассказ был слишком хорош, чтобы я мог обвинить Бабеля в насилии над его героями и реальной жизнью, очевидно текшей сквозь их образы.
Это была любовь - в такой тупой, животной и совершенно не облагороженной великими свершениями форме. Hо это была несомненно она - та самая, которой не нужны оправдания своего существования и доказательства своей силы. Истерика недоступности с этой любовью имеет мало общего. Страсть к воображаемому вообще, ка правила, удобная ширма для типовых инфантилистских неврозов.
Вова, на кой дьявол на ней жениться? Это дело имеет весьма косвенное отношения даже к сексу - а уж к платоническому угару и подавно. Жену выбирают так, чтобы у твоих детей была достойная мать, чтобы ты знал, каким концом - острием или лезвием - вложат нож в твою протянутую за спину руку, чтобы у тебя на комоде однажды не оказалось пасущимся стадо м__ацких слоников, наконец.
И вот если ты понимаешь, что можешь быть в этом уверен, то не обращая внимания на шлейф малолетних любовников, плоскостопие, косоглазие, плохой запах изо рта, невроз, сексуальные комплексы, неумение одеваться, папу - вора/пропойцу и хроническиц триппер своей любимой - женись.
Если не уверен - не женись, пусть люди на улице кричат и падают, когда ты с ней выходишь. Добром это не кончается никогда.
Hе было таких случаев. И как ни пошло и грустно это писать, тут-то нам и помогает статистика.
Если не тратить время на платонику и неразделенку/невозможку, то можно поныть, кто же рядом с тобой.
Другого пути нет. Статистика, мон шер, статистика . . .
Sincerely Yours, Василий Михаилович Толстой
Вася, для меня он такой же гениальный, как и был тогда!!
Ниже я привожу его полностью, что бы было еще одно место хранения. Окунитесь в декабрь 1994 года на пару минут (кстати, только обратила внимание - 20 лет случилось как раз этому тексту).
(2:5020/268.22) ──── RU.SEX ─ Msg : 833 of 834 - 683
Snt From : Vasiliy Tolstoy 2:5020/268.88 Втp 06 Дек 94 21:09
To : Vladimir Makhline
Subj : Привязанность ────────
─ Hello Vladimir! Пят Дек 02 1994 15:28, Vladimir Makhline wrote to All:
VM> Пишу оттого, что ..., нет, так получилось.
VM> знакомства, я стал испытывать стpанное чувство: а что дальше?.. Я испытал чувство познания ее. Впеpеди /скоpо/ свадьба...
VM> Так что же дальше?
А дальше-то и ничего. То-есть совсем ничего. И, попадая в неприятную и менторскую позу, приходится заметить - думать надо было раньше. Дальше - ничего, в том смысле, что пережит максимальный взлет, и вершина горы осталась за спиной, и предстоит спуск к обыденности и спокойно ждущим у подножия привычным комплексам и проблемам. И вопрос в том, каким будет этот спуск и не перейдет ли он в истеричное прыгание вниз под уклон с размазыванием слез по благородно-депрессивному лицу.
Когда-то в начале своей активной молодости Ваш покорный слуга мучительно переживал следующую проблему: ну вот, я по шесть дней в неделю уверенно совокупляюсь со своей любимой без нареканий с ее стороны и шансов быть пойманным родителями. А где ЛЮБОВЬ, блин, которую мне обещала литература социалистического реализма и классная руководительница? Черт побери, где? Hеужели я сексуально озабоченный бездуховный пошляк, предающийся омерзительному удовлетворению своих (безусловно, недостойных) страстишек?
И вот, в самом разгаре моих страданий ("Ах! где те сладкие мгновенья возвышенного душевного томленья!"), уже внутренне подошедши к решению, я перечел один замечательный рассказ Бабеля. Я читал его и после, но, к стыду своему, не в состоянии вспомнить названия. Меня всего перетряхнул сюжет рассказа - его идея была и ответом на мои страданья, и редким по красоте образом, именно идея - образом, я не оговорился.
Автор живет в Париже, в пансионе, там такие комнаты - клетушки с тонкими стенами, и он глухо, но слышит все, происходящее в комнате своего соседа. Два раза в неделю - регулярно, в одно и то же время к соседу приходит женщина, его любовница. Они не разговаривают - за то время, что проходит с иомента хлопания входной двери до первого страстного всхлипывания можно, видимо, успеть только стянуть перчатки. Вскоре женщина уходит. Однажды сосед приводит другую. Тембр звуков меняестя, но сценарий неизменен. В следующий урочный день к нему снова приходит та, первая. Они снова не разговаривают - войдя, она убивает его ножом.
Так вот. Зто - любовь.
И тут моим сомнениям и страданиям пришел благополучный конец.
Рассказ был слишком хорош, чтобы я мог обвинить Бабеля в насилии над его героями и реальной жизнью, очевидно текшей сквозь их образы.
Это была любовь - в такой тупой, животной и совершенно не облагороженной великими свершениями форме. Hо это была несомненно она - та самая, которой не нужны оправдания своего существования и доказательства своей силы. Истерика недоступности с этой любовью имеет мало общего. Страсть к воображаемому вообще, ка правила, удобная ширма для типовых инфантилистских неврозов.
Вова, на кой дьявол на ней жениться? Это дело имеет весьма косвенное отношения даже к сексу - а уж к платоническому угару и подавно. Жену выбирают так, чтобы у твоих детей была достойная мать, чтобы ты знал, каким концом - острием или лезвием - вложат нож в твою протянутую за спину руку, чтобы у тебя на комоде однажды не оказалось пасущимся стадо м__ацких слоников, наконец.
И вот если ты понимаешь, что можешь быть в этом уверен, то не обращая внимания на шлейф малолетних любовников, плоскостопие, косоглазие, плохой запах изо рта, невроз, сексуальные комплексы, неумение одеваться, папу - вора/пропойцу и хроническиц триппер своей любимой - женись.
Если не уверен - не женись, пусть люди на улице кричат и падают, когда ты с ней выходишь. Добром это не кончается никогда.
Hе было таких случаев. И как ни пошло и грустно это писать, тут-то нам и помогает статистика.
Если не тратить время на платонику и неразделенку/невозможку, то можно поныть, кто же рядом с тобой.
Другого пути нет. Статистика, мон шер, статистика . . .
Sincerely Yours, Василий Михаилович Толстой