про детей и бабушек.
Лет 15 удавалось прожить отдельно от родителей, особенно от мамы. Теперь мама стала бабушкой и все с таким трудом отстроенные системы сдержек и противовесов пошли прахом. В мою жизнь вторгаются беспардонно и нагло. Не только советами об уходе и воспитании ребенка, но и перетряхиванием всего дома, покупкой всякого ненужного барахла и по сути лишения меня удовольствия купить самой что-то для собственного ребенка.
При этом ревность к внуку оказывается совершенно дичайшей, В итоге я так и не стала на их языке "мамой". Для меня используется "тетя", "ехидна" и такая экзотика как "бл*дь".
Все это крайне не смешно, учитывая, что наши советские родители действуют по принципу "бей своих, чтоб чужие уважали". Они по сути катаются по моей психике на бульдозере. Теперь поводов влезть в жизнь еще больше, а бульдозер завели помощнее. На самом деле это люди, которые полностью боятся выражать свои чувства, да и не умеют делать этого. Люди, которые живут в крайне ограниченном и страшном мирке "зато мы хорошо спим", и которые претендуют на повтор своих педагогических опытов уже на моем ребенке.
Мне 40, ребенку год, но его появления я всячески избегала до 38, понимая, что это будет не мой ребенок, а ребенок моей мамы.
Сейчас, когда я понимаю, что смогу защитить своего ТОТО от государства, которое собирается доминировать с единой идеологией в социальных науках, задача защитить его от убого мировоззрения собственных предком становится все более непосильной для моей психики.
Каждый визит сопровождается приступом обжорства. Находится там нет сил. Уже отсчитываешь 8 критических замечаний в собственный адрес и сваливаешь. Последнее было на тему, что я под белые брюки надела трусы в полосочку. Фишка в том, что надела просто по тому, что непременно осудят.
Доходит до того, что не хочется чистить зубы, умываться, следить за собой. я не мою полов, не заправляю постель, не мою ботинок и не чищу туфли. Я не зашиваю колготки и понимаю, что ненавижу все то, что относится к концепции "бедненько, но чистенько". Я все еще ребенок своих родителей. Теперь мне предстоит решить проблему того, чтобы мой собственный ребенок не стал их.
Странно, но в воспитании детей все как в выращивании собак. Купив стиральную машину или пылесос, хоть всколзь прочитываем инструкцию. С собаками и детьми все профессора. Ведь "таких прекрасных детей вырастили".
Один твердо стоит на ногах, правда на всех четырех. Нет ни семьи, ни друзей. ни интересов.
Второй урод, Петросян. Вон как нас развлекает и смешит. Проблема в том, что на 80 летнем юбилее гранд- маман эта горе- семейка не презентовала юбилярше даже символического сувенирчика, не потрудилась хоть о чем- то поговорить, не сочла нужным сказать спасибо тем, кто оплачивал банкет и потрудился их собрать вместе.
Странно все это. Вчера были тетки и целенаправленно били по самому больному месту -- моим собакам, которые бесконечно долго и мучительно уходили одна за другой. меня заставили разыскать и захоронить кота, которого сбила машина. Теперь картина его выклеванных глаз осталась в моей памяти, а не хитро- наглая рожа с разноцветными глазами. Их кот кричит от боли при каждой попытке сходить в сортир, а они не дают ему давно прописанных антибиотиков. Бог дал, бог взял. Странная позиция, когда счета оплачиваю я.
Меня осуждают за то, что мы ампутировали лапу собаке, которая плакала от боли из-за рака. Лапа выглядела как боксерская перчатка. Не хотелось возвращаться домой, понимая, что она страдает ТАМ. Мы, вот идиоты, поставили искусственный хрусталик моему любимчику. Тоже собаке. Но у них не было слепой собаки.
По их мнению я, просто дура, приволокла из-за границы кота, которого дважды спасла от смерти и который прожил со мной полгода. Сумму, уплаченную за его натурализацию, они называют с точностью до евро.
Что это?
Бить по рукам шестимесячного ребенка только за то, что он обнаружил, что у него есть пиписька -- это нормально. Вводить режим как в яслях и не понимать, что для ребенка ясли -- аналог концлагеря -- это тоже нормально. Смотреть на орущего от боли неделю за неделей кота -- нормально.
Вчера прочитала обзор на тему о том, что в каждом маленьком американском городишке без труда можно найти своего доктора Менгеле и обслугу для концентрационного лагеря. Вот они, совсем рядом, свои, домашние, доктора Менгеле. Как бы только покинуть их добровольный концлагерь. Вытащить их не получится.
Самой бы убежать.
При этом ревность к внуку оказывается совершенно дичайшей, В итоге я так и не стала на их языке "мамой". Для меня используется "тетя", "ехидна" и такая экзотика как "бл*дь".
Все это крайне не смешно, учитывая, что наши советские родители действуют по принципу "бей своих, чтоб чужие уважали". Они по сути катаются по моей психике на бульдозере. Теперь поводов влезть в жизнь еще больше, а бульдозер завели помощнее. На самом деле это люди, которые полностью боятся выражать свои чувства, да и не умеют делать этого. Люди, которые живут в крайне ограниченном и страшном мирке "зато мы хорошо спим", и которые претендуют на повтор своих педагогических опытов уже на моем ребенке.
Мне 40, ребенку год, но его появления я всячески избегала до 38, понимая, что это будет не мой ребенок, а ребенок моей мамы.
Сейчас, когда я понимаю, что смогу защитить своего ТОТО от государства, которое собирается доминировать с единой идеологией в социальных науках, задача защитить его от убого мировоззрения собственных предком становится все более непосильной для моей психики.
Каждый визит сопровождается приступом обжорства. Находится там нет сил. Уже отсчитываешь 8 критических замечаний в собственный адрес и сваливаешь. Последнее было на тему, что я под белые брюки надела трусы в полосочку. Фишка в том, что надела просто по тому, что непременно осудят.
Доходит до того, что не хочется чистить зубы, умываться, следить за собой. я не мою полов, не заправляю постель, не мою ботинок и не чищу туфли. Я не зашиваю колготки и понимаю, что ненавижу все то, что относится к концепции "бедненько, но чистенько". Я все еще ребенок своих родителей. Теперь мне предстоит решить проблему того, чтобы мой собственный ребенок не стал их.
Странно, но в воспитании детей все как в выращивании собак. Купив стиральную машину или пылесос, хоть всколзь прочитываем инструкцию. С собаками и детьми все профессора. Ведь "таких прекрасных детей вырастили".
Один твердо стоит на ногах, правда на всех четырех. Нет ни семьи, ни друзей. ни интересов.
Второй урод, Петросян. Вон как нас развлекает и смешит. Проблема в том, что на 80 летнем юбилее гранд- маман эта горе- семейка не презентовала юбилярше даже символического сувенирчика, не потрудилась хоть о чем- то поговорить, не сочла нужным сказать спасибо тем, кто оплачивал банкет и потрудился их собрать вместе.
Странно все это. Вчера были тетки и целенаправленно били по самому больному месту -- моим собакам, которые бесконечно долго и мучительно уходили одна за другой. меня заставили разыскать и захоронить кота, которого сбила машина. Теперь картина его выклеванных глаз осталась в моей памяти, а не хитро- наглая рожа с разноцветными глазами. Их кот кричит от боли при каждой попытке сходить в сортир, а они не дают ему давно прописанных антибиотиков. Бог дал, бог взял. Странная позиция, когда счета оплачиваю я.
Меня осуждают за то, что мы ампутировали лапу собаке, которая плакала от боли из-за рака. Лапа выглядела как боксерская перчатка. Не хотелось возвращаться домой, понимая, что она страдает ТАМ. Мы, вот идиоты, поставили искусственный хрусталик моему любимчику. Тоже собаке. Но у них не было слепой собаки.
По их мнению я, просто дура, приволокла из-за границы кота, которого дважды спасла от смерти и который прожил со мной полгода. Сумму, уплаченную за его натурализацию, они называют с точностью до евро.
Что это?
Бить по рукам шестимесячного ребенка только за то, что он обнаружил, что у него есть пиписька -- это нормально. Вводить режим как в яслях и не понимать, что для ребенка ясли -- аналог концлагеря -- это тоже нормально. Смотреть на орущего от боли неделю за неделей кота -- нормально.
Вчера прочитала обзор на тему о том, что в каждом маленьком американском городишке без труда можно найти своего доктора Менгеле и обслугу для концентрационного лагеря. Вот они, совсем рядом, свои, домашние, доктора Менгеле. Как бы только покинуть их добровольный концлагерь. Вытащить их не получится.
Самой бы убежать.